Меч обнажен. Меч в ножнах

В течение всего последнего года я постепенно прекращал деловые контакты, тайно закрывал одно предприятие за другим, распределял наши семейные владения здесь и за границей. Весь наличный капитал, полученный в результате этих операций, был помещён в иностранные банки — в оплотах тех, кто противостоит захватчикам.

Если наша страна подвергнется оккупации, эти суммы будут «заморожены». Мы не сможем воспользоваться ими, но этого не смогут сделать и наши враги. И если они захватят Дом Норрисов, а мне уже об этом несколько раз намекали, то им достанется лишь пустая оболочка.

За мной наблюдали и следили, иногда и те, кому я доверял, не опасаясь предательства. И всё же я был связан этим невидимым надзором. Вот почему я разорвал все связи между нами, выгнав тебя прочь из дома и не позволяя вернуться.

Везде, где подобная информация принесла бы наибольшую пользу — пользу для нас и вред для наших врагов, — я позволял становиться известным, что я серьёзно неудовлетворён твоим поведением, что я верю в твою полнейшую непригодность для бизнеса, что я не доверяю тебе и не намерен делиться деловой информацией. Эта идея тщательно проводилась в жизнь, ей должны были все поверить.

Тебе только восемнадцать и, как несовершеннолетний, по закону, ты должен оставаться под опекой в течение ещё трёх лет. Может случиться так, что опекуном назначат наци, который и займётся методичным разграблением Дома Норрисов.

Тебя же, скорее всего, отправят в Германию, где ты будешь находиться под домашним арестом.

Поэтому, пока наследнику Норрисов не предоставится возможность сбежать от наци, у них будет мало интереса к Лоренсу Ван Норрису, лишённому наследства и не претендующему на имущество Дома. Мир узнает, что даже перед смертью я отказался разговаривать с тобой. Это же будут знать и наши враги. Если тебе придётся отвечать на их вопросы — помни об этом. Мы были в плохих отношениях и так продолжалось до самого конца.

Разумеется, ты должен попытаться сразу покинуть Нидерланды. Лучше всего, если ты сумеешь добраться до Пита на Яве. Хотя он и профан в бизнесе, но доверять ему можно. К тому же он ближайший твой родственник.

Когда ты покинешь этот дом, то немедленно отправляйся в Варлаам, рыбацкую деревню. Найди там капитана Вима Смитса. Следуй его инструкциям, я полностью ему доверяю.

Ты молод, но я никогда не ставил тебе этого в вину. Возможно, что молодость поможет пройти тебе через борьбу, и когда ты вернёшься в Дом, а ты обязательно вернёшься, я в этом уверен, то самостоятельно поведёшь дела Дома и сохранишь традиции Норрисов.

Поскольку я верю в тебя, пристально наблюдая за тобой все эти годы, я предоставляю тебе свободу самому определить своё будущее. Потому что ты никогда не забудешь, что ты не только сын Дома Норрисов, но и гражданин Нидерландов!

Твой дед».

Линии, образовавшие подпись «Йорис Ван Норрис» внизу страницы, были такими же чёткими, как и первые буквы, но Лоренсу показалось, что они дрожат. Он прочитал письмо всего лишь раз, но мог теперь по памяти процитировать целые строчки и абзацы. Их он должен запомнить навсегда.

Юноша скомкал жёсткую бумагу и бросил её в камин. Поблизости на столе стояла серебряная спичечница и лишь мгновение потребовалось, чтобы поднести горящую щепку к очагу. Он наблюдал как бумага вспыхнула и сгорела, а потом кочергой растёр чёрные листки в пыль.

— Хорошо, что вы это сделали, — Клаас бесстрастно, мягко ступая, снова спустился по лестнице. — Теперь вам пора уходить, минхеер Лоренс. И возьмите с собой этот футляр. В нём ваш паспорт и деньги. Старый туан оформил все необходимые визы.

— Он позаботился обо всём…

— Такие люди, как туан Йорис, только так и поступают, поэтому и живут очень долго.

— Можно ли увидеть его снова, просто, чтобы попрощаться?

— Он сказал нет, минхеер Лоренс. Подождите! — Клаас пристально смотрел в зарешеченное окно, его тело напряглось и застыло. — Они идут!

Лоренсу не нужно было объяснять, кто такие «они».

— Тогда я не смогу уйти сейчас…

Клаас, не оборачиваясь, приказал:

— Ступайте в гостиную. Помните, что вас сюда не приглашали. Мы найдём способ…

Когда Лоренс двинулся прочь, нетерпеливая дробь дверного молотка застучала по дому, отдаваясь эхом от стен лестничной клетки.

Глава 2. Враг

— Мы хотим видеть йонхеера Ван Норриса… — голос, начавший столь неуверенно, был перебит другим, не имеющим сомнений. Каждое слово сопровождалось стуком каблуков по полированному полу. — Прочь с дороги — ты!

И под эту команду, подобную щёлканью бича, Лоренс шагнул в дверной проём, чтобы увидеть ввалившихся в дом троих мужчин. Один из них был ему знаком.

— Штейнхальц!

В ответ на удивлённый возглас Лоренса голова мужчины качнулась на жилистой шее. В течение десяти… нет, пятнадцати лет… настолько давно, насколько Лоренс мог вспомнить, эта же самая голова качалась и кивала над одним из гроссбухов в приёмной бухгалтерии внизу, у городской пристани. Волосы поредели, а над изборождённым морщинами желтоватым лбом совсем исчезли, рот с каждым годом немного опускался, но Антон Штейнхальц был неизменной принадлежностью этого отмирающего ответвления семейного бизнеса. В такой же мере частью тёмной комнаты, как расшатанная печь и устаревший настенный календарь.

Но сейчас Штейнхальц стоял в холле Дома Норрисов, словно имел на это полное право. Обычное грязное однообразие его дрянной одежонки было усилено широким, ярко окрашенным бантом, криво пришпиленным на рукав, словно он прикрепил так его в спешке или при плохом освещении. В его тусклых чертах ничего не изменилось и он по–прежнему нервозно сгибал пальцы, словно пытаясь достать карандаши, не лежавшие более в деревянном лотке перед ним.

— Кто это? — спросил человек в серой форме.

— Это молодой минхеер Лоренс Ван Норрис. Что он здесь делает, я не знаю…

— Так! — прошипел высокий офицер. Весь вид его излучал недовольство.

— Могу ли я спросить, что вы здесь делаете, Штейнхальц, и что означает это вторжение? — задавать вопросы могут двое, подумал Лоренс, и, несомненно, демонстрация естественного негодования будет весьма соответствовать его роли.

— Теперь мы, маленькие люди, которых ваша светлость никогда не замечала, будем задавать вопросы, минхеер Ван Норрис. И вам придётся отвечать на них! — Штейнхальцу пришлось смотреть снизу вверх, чтобы встретиться с взглядом Лоренса. Его бледный язык облизывал пересохшие губы, словно он смаковал это мгновение. — Больше не будет этого «Пойди туда, Штейнхальц», «Сделай то, Штейнхальц». Теперь мы будем отдавать приказы, минхеер Ван Норрис.

— Молчать! — Офицер сдвинул пятки со щелчком, и отвесил юноше чопорный полупоклон. — Я обер–лейтенант Коббер, а это группенфюрер Швейд, — он указал на третьего члена команды, в чёрном драповом пальто. — Мы немедленно должны увидеть йонхеера Ван Норриса. Это очень важно.

— Мой дед умирает, — тихо ответил Лоренс. — Не может быть дел настолько важных, чтобы сейчас его беспокоить. Возможно я смогу помочь вам.

— А доверял ли вам дед в последнее время, минхеер? — отозвался группенфюрер Швейд.

Наглость этого человека заставила Лоренса сжать кулаки.

— Нет… — начал было он, но тут в разговор искусно вмешался Клаас. — Йонхеер ожидал этих джентльменов, минхеер. Он приказал сразу же впустить их. Могу ли я доложить ему о вашем прибытии?

И тут Штейнхальц зашёл настолько далеко, что осмелился протянуть робкую руку, словно собираясь тронуть обер–лейтенанта за рукав.

— Разве я вам не говорил? Мальчишка для йонхеера — пустое место. Он ничего не знает, совсем ничего. Мы только зря теряем время…

— Молчать! — бич снова щёлкнул и большая голова Штейнхальца, казалось, вжалась между ключицами, словно он ощутил удар хлыста по сгорбленным плечам. — Вы останетесь здесь, минхеер, — приказал Лоренсу офицер. — А ты, — он повернулся к Клаасу, — немедленно проведи нас к йонхееру.

Но Швейд не пошёл вместе со своими компаньонами. Вместо этого он проследовал за Лоренсом обратно в гостиную. Он был довольно молодым человеком, с резко очерченным, умным лицом и совершенно мёртвыми глазами. Его зрачки медленно передвигались, оглядывая комнату, словно взвешивая и просвечивая всё, что в ней находилось.