Смех баньши

— Ах, вирусы! — понимающе кивнул я, улыбнувшись с таким видом, будто это все объясняло. — Ну конечно. Вполне может быть.

Я неторопливо обошел «каталку» полукругом, не приближаясь, и с почтительного расстояния критически оглядывая то, что на ней лежало, с показным интересом музейного посетителя к сомнительной абстракционистской скульптуре. Полицейский вел себя совершенно апатично и только что не зевал. Глаза патологоанатома настороженно прыгали от Пила ко мне и обратно, ловя каждое движение. Лаборант таращился на доктора, видно, в ожидании каких-то указаний. Например, схватить труп подмышку и уволочь в темный уголок. Я неопределенно фыркнул и, сунув руки в карманы, повернулся было, чтобы отойти. Патологоанатом тут же ослабил внимание. Что ж, один взгляд, может, больше и не понадобится. Только чтобы убедиться, что мы не просто параноики и потенциальные пациенты Пила.

Я резко шагнул назад к «каталке», схватил краешек простыни, заправленный под резиновую подстилку, выдернул его и быстро приподнял, на одно мгновение.

— Нет! — гневно и испуганно выкрикнул патологоанатом. — Немедленно прекратите!

Лаборант, запоздав всего на полсекунды, прыгнул вперед и как бульдог вцепился в мою руку. Но я уже выпустил край простыни и дал ему спокойно упасть. Все, что мне было нужно, я уже увидел. Лаборант буркнул что-то вроде сердитого: «прошу прощения» и, отпустив меня, принялся педантично заправлять простыню на место. Я отступил с беззаботным видом и посмотрел на патологоанатома с легким озорным смешком.

— Извините. Не удержался. Вы ведете себя так, будто от него осталась одна голова, раз вы его так заботливо укутали. Но все на месте — признаю. И обратите внимание — к нему самому я так и не притронулся.

— Это был крайне легкомысленный поступок, — ледяным тоном, без тени улыбки, заметил патологоанатом. — Вы не представляете себе, как это может быть опасно.

— Да, пожалуй, не представляю, — согласился я. — Но я все равно его не коснулся. Ну, кажется, теперь мне надо что-то подписать?

— Да, — зашевелился внезапно оживший тип из полиции, выхватывая из подмышки папку, раскрывая и подходя вплотную. — Здесь, пожалуйста, рядом с подписью доктора Лизи.

Я рассеянно кивнул и пробежал глазами по тексту: «свидетельствую, что личность покойного… не подлежит сомнению… в результате естественной смерти…» Я прервался и, подняв брови, оглядел присутствующих.

— С каких это пор несчастный случай стал считаться естественной смертью?

— Прочтите дальше, — буркнула серая личность. — В результате естественной смерти от несчастного случая, в скобках — падение с высоты, черепно-мозговая травма и перелом шейных позвонков. Судя по всему, смерть наступила мгновенно.

Н-да, впрочем, бывают полицейские записи еще интересней. Например: «найден труп без признаков смерти». Или еще что-нибудь в этом же духе. Как говорится, вся загвоздка всего лишь в терминах…

— Ладно. Ну а предположим, его кто-нибудь столкнул? Этот вариант исключен?

Полицейский смерил меня устало-свирепым взглядом.

— Послушайте, капитан Гелион, — он выдавил из себя это обращение не без отвращения, да и я чуть не поморщился. Это причисление нас изначально к военному ведомству было пустой формальностью. Кому-то когда-то показалось, что для персонала секретного объекта это просто необходимо. — По-вашему, текст взят с потолка?

— По-моему, сержант… Неизвестный? — я недоуменно нахмурился, прочитав эту фамилию в прозрачном кармашке у него на груди.

— Это моя фамилия, — подтвердил он не без скрытой, но явной гордости. По тому, как он надулся, не то от раздражения, не то от удовольствия, я заключил, что это имя наверняка настоящее. Черт с ней, с паранойей.

— Да… Не знаю, кто именно составлял этот документ, но с формальной точки зрения он просто кошмарен. Формулировки сплошь неточны и создают ложное впечатление. Я отказываюсь его подписывать, так как не имею ни малейшего желания отвечать потом за дачу ложных показаний.

— Гелион! — опешил сержант. — Отказ от помощи следствию является преступлением!

— А что вы, собственно, называете помощью следствию? — осведомился я. — Дачу ему ложных ориентиров? Или вы считаете, что я должен нарушать свой гражданский долг только потому, что кому-то лень исправлять безграмотную писанину или хочется побыстрее закрыть дело? Вам, кстати, тоже ни к чему демонстрировать некомпетентность. На вашем месте, я бы прямо сейчас составил другой документ. Вы имеете на это право. А вот другого свидетеля от «Януса» вам все равно не получить.

Пил робко кашлянул.

— Прошу вас, — сказал он кротко и ненастойчиво. — Я хотел бы изменить свои показания.

— Это невозможно, — отрезал сержант, возмущенный тем, что его заставляют применять голову, а не исполнять свои обязанности автоматически.

— Бог мой! — тихонько присвистнул я. — Какие факты преступной халатности вскроются! Если не фальсификации…

— Гелион! — возмутился сержант до корней волос.

— Что, Неизвестный?

Мой тон его одновременно разъярил и заставил взять себя в руки.

— Сержант Неизвестный, — напомнил он. — Я при исполнении.

— Тогда, капитан Гелион, — напомнил я. — Я тут тоже, как будто, официально. Да не волнуйтесь. Ничего незаконного я вам не предлагаю. Вот это, — я указал на папку, — гораздо более незаконно. На ваше счастье, документ не имеет силы, пока не подписан двумя свидетелями, один из которых должен быть непременно представителем «Януса». Я его еще не подписал и, будьте покойны, не подпишу. Доктор Лизи также может после опротестовать свою подпись в судебном порядке. Он не обязан знать тонкости составления протоколов. Вы ему ничего не объяснили, значит, он был введен в заблуждение по небрежности или по злому умыслу. Вам все придется начинать сначала, не говоря о том, что это скверно скажется на общественном мнении. Все, что мы можем сказать, это то, что знали этого человека раньше, но мы не присутствовали при вскрытии, и не знакомы материалами расследования, чтобы утверждать, какой именно смертью он умер. Это очевидно. Согласны? Или дайте нам самим проверить все факты, или составляйте другой документ.

Целую минуту мы жгли друг друга взглядами.

— Не подпишете, значит?

— Не этот документ.

— Черт бы вас побрал… — Сержант раздраженно перелистнул подшитые в папку документы и нашел свободную форму, составленную для таких простых случаев, где оставалось лишь проставить имена и прочие переменные.

Я приглашающе кивнул Пилу, чтобы он первым поставил свою подпись на новом документе. Неизвестный втянул воздух сквозь зубы и глянул на меня с лютой ненавистью, но препятствовать Пилу не стал. Я подошел вслед за ним и тоже поставил подпись. Потом прижал к чувствительному квадрату подушечку большого пальца для идентификации. Прижал немного сильнее, чем требовалось, придерживая папку, а левой рукой, скользнув между обложкой и вторым листом, поймал первый, с подозрительно коряво составленным текстом, и с силой выдернул его из подшивки.

— Да вы что делаете, черт побери! — заорал Неизвестный в ужасе и ярости.

— Считайте, что спасаю вашу карьеру, — отозвался я, разрывая листок на части, прежде чем он успел его отобрать.

Судя по выражению его лица, он вовсе не был согласен с моим заявлением. Какой-то момент я был уверен, что он попытается свернуть мне шею. На самом деле, я нечасто позволяю себе такие выходки, но постоянное подспудное ощущение вездесущей угрозы настраивало меня на агрессивный лад. Всего в нескольких шагах от меня находился труп человека, погибшего из-за того, что он был одним из нас. Это что-нибудь да значило. Я скомкал клочки бумаги и демонстративно сунул их в карман. Неизвестный сузил глаза до маленьких щелочек, по-бульдожьи выдвинул челюсть, и с усилием снова совладал с собой.

— Вы за это ответите, — буркнул он уже без особенного энтузиазма и отвернулся. — Увезите тело, все свободны.

Пил молчал и пыхтел, пока мы не вышли из здания морга на свежий воздух. Метеослужбы работали на славу и солнце сияло вовсю. Марсианская атмосфера вот уже несколько столетий считается одной из наилучших для Homo sapiens во всем населенном космосе. Здесь Пил вдруг воодушевился и хлопнул меня по плечу, застав врасплох, пока я ворошил свои мрачные мысли.