Цветочек аленький (СИ)

— Вот и решено, поищем завтра рыбку твою, да поглядим, чего она стоит. А сейчас пошли, пока все вепри от наших речей не разбежались.

Перекинув через плечо луки, отправляются мужчины тропкой звериной дичь выискивать.

Ночь полнолунная на землю опускается, по болотам туманами стелется, меж лесных осин пологом темным дороги скрадывая. На опушке дом стоит старый, перекошенный, в доме ведьма сидит, в воду смотрит. На плече ведуньи ворон глазом черным моргает, лапой по воде круги пуская.

— Что скажешь, друг мой пернатый, глупа девица, да судьба уж колесо запустила? Лада-заступница поможет ей, а мы подождем, глядишь, и скрасит она нам века ожидания. — Гладит ведьма клюв друга своего безмолвного, да бочку крышкой прикрывая, спать отправляется. Где во снах своих серых вновь и вновь к ней являются призраки тех, кто когда-то опорой был, ныне же, за долгие годы прахом стали.

Рассвет занимаясь, красками яркими небо окрашивает, да воду реки Великой разноцветными всполохами обряжает. Солнышко теплое, в окно заглянув, девицу Олюшку по голове вихрастой нежно гладит, да в щечку лучиком поцеловав, за облачком курчавым скрывается. Нет желания просыпаться, сладкий сон Ольге снится, но петух треклятый во дворе заливается, в поля люд рабочий зазывая, тем побудку девушке обеспечивая. Потянувшись, вздыхает печально Ольга, не хотя платок серенький на голову повязывая, во скотник бежит, на утренний выпас животину вывести. А трава росистая, запахом полыни и первоцвета голову дурманит, так и хочется упасть, лицом в зелени зарываясь, да не думать о делах ежедневных, коими каждый дом на Руси полнится. Сидя на пригорке, да веточку березовую пожевывая, думает Ольга о сыне княжеском, как бесстыжий мужчина коленки ей трогал, да предложения не пристойные нашептывал. Фыркнув от мыслей тех, девица хворостину подхватывает, да с улюлюканьем скотину к дому погоняет, чтоб к обедню успеть воротиться. Еще на подходе к улице знакомой, версты за пол, гомон слышится, да такой, что сразу видать, не ладное случилось. Пол деревни, дела утренние побросав, у избы Ольгиной топчутся, то галдя, то поклоны земные отбивая. В нехорошем предчувствие сердце девичье заходится, неужто аукнутся дела ее вчерашние, неужели накликала беду в пенаты родные? Припускает по тропке девушка, сарафан до бедра подобрав, чтоб ноги не стреножил. На подходе к околице видит всадников конных, да глазам своим поверить не в силах: княжич сам ко двору прибыл, да не один, а с мужчиной каким-то, да еще и дружина при них. К кафтану приезжего Ольга приглядывается, стать да гордыню мужскую примечая, понять старается, кто ж он таков. Пред княжичем не преклоняется, и дружина к нему с почтением обращается. Хлестким ударом догадка приходит, сам князь Олег в дом их скромный пожаловал. Эх, а она распустёхой в платье старом да платке еще бабкой ношенном пред ними пристанет? Коль за дело вчерашнее мстить явились, в сарафане землей пачканом, погибать девушке не хочется. Углядев во дворе соседнем, сына тетки Любомилы — Мишку, Ольга свистом его подзывает, в нетерпение ногой притопывая. Паренек, через забор перепрыгивая, не спеша да вразвалочку к Ольге вышагивает, торопливости девушки не разделяя:

— Чего тебе? Не видишь, князь с княжичем приехали, дай поглядеть спокойно. — И нечесаные волосы, пятерней грязной приглаживая, на лавку садиться, к частоколу спиной прижимаясь.

— А чего прибыли то? Не знаешь? — Любопытный вострый нос из-за дерева, где прячется, высовывая, Ольга спрашивает. А сама все глазом косит, не приметили бы раньше времени.

— Да поймешь тут чего разве? Бабы разгалделись, что сороки по весне, не услышишь, как вороги нападут. Тьфу! — Гнев праведный испытывая, на землю парень сплевывает.

— Загони скотину мою, а я огородами. — На бегу Ольга выкрикивает, хворостину Мишке вручая, меж деревьями растворяется. Парень голову вновь чешет, с удивлением на коров и на прут-погонялку глядя, как случилось, что миг назад отдыхал в огороде, ворон считая, а теперь вдруг за буренками приглядывает?

Через окно в избу забравшись, Ольга на чердак залезает, сарафан чистый, да платок праздничный искать. Гребень, как назло, запропал куда-то, приходится пальцами гриву рыжую разбирать, да в аккуратную косу складывать. Взглянув в водицу на отражение свое, решает Ольга, что хорошей стала, чем с пол часа назад была, потому, одежду на себе оправив, гостей незваных, но больно знатных встречать выбегает, по пути не упасть, стараясь, а то будет потеха, коль в подоле заплутав, Ольга к князю с избушки кубарем выкатиться.

Князь Олег уж и не рад, что на всю деревню гонцы кричали, о прибытии их с Игорем возвещая. Весь простой люд из изб по высыпав, челом поклоны отбивает, лоб расшибить не боясь, что-то громко выпрашивает. У кого корова не телится, у кого петуха кошка соседская съела, кто-то жертву Даждьбогу принести просит, чтоб посевы колосились, каждый крестьянин долгом своим считает, озадачить хоть чем-нибудь князя, коли тот к дому их прибыл. И во всем этом многоголосье хозяева избы, в которую они невесту сватать явились, как-то теряются.

— Владимир! — Грозный окрик Олега в никуда улетает, но мальчонка, которого кликал, слышит все и без слов понимает. На забор взобравшись, зычным голосом зазывалы опытного кричит:

— Молчать! — Люд деревенский, вздрогнув, умолкает, прекращая на миг челом землю мутузить. — Князь по делу прибыл! А вы, воронами на него накинулись. У вас дел своих нету, окромя того, что б в пыли у ног князя валятся? Аль плетей захотелось? Вы почто друг на друга жалуетесь? Наказать, кого, может, требуется? Так за тем дело не встанет, токмо спины подставлять успевайте. Онемели либо? Рече, ждет князь!

— Что ты, что ты! Мы лишь здравствовать князю пожелать явились. — Стихает толпа пристыженная, властителя со свитой в одиночестве оставляя, народ по избам разбегается, под гнев Олегов попадать не желая. И в затишье том, громом с молнией по среди неба тихого, на пороге Ольга является. Хороша лицом, да фигурой ладная, молода совсем, но к женитьбе годная.

— Вот и доченька наша — Олюшка. — Извещает Олега хозяюшка. Засмотрелся Олег, что ж скрывать тут? Дивная княжна с девки получится, коль умна она хоть в четвертину от того как с лица прекрасна. Не любя разговоров долгих, да окольных путей к полю боя, извещает князь всем, кто собрался, что невестой девушка княжичу станет. Причитают родители Ольги, мать скупую слезу роняя, да платком холщовым по лицу грязь размазывая, к коню княжескому кидается, за сапог червонный Олега ухватиться пытаясь. Слезами да всхлипами речь перемежая, просит женщина дочку их не забирать. Говорит, что мала та еще, нет ума в ней да мудрости, что жене мужичке пристала. Не годна пока к жизни супружеской девочка, может, в будущем годе заедут? Там, глядишь, повзрослеет, окрепнет, и опорой мужу стать сможет.

— Что ты сырость разводишь тут, женщина? — Грозный окрик батюшки слышится, — Неужто смелость нашла с князем спорить? Аль не люба судьба княжны дочери будет? Успокойся, да на стол накрой, потолкуем с гостями важными. — Отступив от порога, да в пояс поклонившись, в дом мужчина всех приглашает, где от князя со свитой немереной, тесно, будто в сарае, становиться. Смотрит Ольга на то, как солдаты бравые, на их старых лавчонках мостятся, как сам князь в дорогом кафтане хлеб ест, их мисок щербатых не брезгуя. И поверить не может девушка, что из дома отчего, что сердцу был дорог, скоро в терем княжеский переберется, где сама в парче да шелке, будет есть за столом резным, из посуды, слугами поданной. Помечтав, да опомнившись, Ольга матери кинулась в помощь, только руки трясутся в волнении, оттого и крынку с водицей колодезной вдребезги расколачивает. Не ругает за это матушка, даже грозного слова не говорит, хотя ранее за проступок такой, как пить дать, холщовой тряпкой бы отходила. Только плачет, родная, тихонечко, почти шепотом приговаривая:

— Ах, почто же они, окаянные, забрать дитятко у матери жаждут? Ведь все знают, как княжич наш до баб охоч, как деревенские мужики дочерей да жен своих от него прячут. Как же будешь ты в Киеве, Олюшка, без совета и тепла материнского? Племенною кобылою запрут в тереме, да там и оставят. — И уже не таясь слезами горькими заливается, пухлыми пальцами нос утирая. Не стерпеть Ольге слез человека самого близкого. На колени, пред женщиной, что в муках ее рожала, падает, быстрым шепотом успокаивая: