Агрессия. Хроники Третьей Мировой. Трилогия

— Здоров ты дрыхнуть, старшой…. Не стонал бы ещё во сне — вааще красота.

Хоть ворчал приятель с явным раздражением, чувствовалось, что Мишка рад моему пробуждению. Глянув на часы, я быстро вычислил, что провалялся в бреду почти сутки. Сухость и мерзкий привкус от лекарственной горечи во рту удалось перебить, на половину осушив стоящий рядом котелок с холодным уже травяным отваром. Стало легче, даже жар отступил. Размотав повязку, с удовлетворением отметил, что рана не воспалилась, антибиотики помогли и скоро уже можно будет начать нагружать руку. Михась тем временем не унимался:

— Тоха, а вот скажи ты мне откровенно, почему запретил того придурка вальнуть? Он же пристрелил бы тебя, если бы не докторша.

— Скажи, покойники совершают ошибки после смерти?

Голос мой звучал хрипло, но уже не дрожал. Сейчас было трудно собраться с мыслями, в голове всё ещё стояла муть навеянная лихорадкой. Однако отдохнул я уже и так порядочно. Нужно начинать приходить в норму, враг-то не отдыхает и нам не стоит расслабляться. В неровном свете коптилки, заметил, что приятель отрицательно мотает головой и продолжил:

— Везде важен личный пример, ты это знаешь и этот «вождь желторотых» тоже прекрасно всё просёк. Убей ты его тогда на тропе и вот уже у нас готовый герой-мученик. А кто мы с тобой будем в этом случае? Правильно — злодеи и пособники оккупантов.

— Чушь. — Мишка скептически фыркнул. — Да с какого перепугу мы пособники?! Это он пацанов своих под пули подставляет!

— А с такого, что он уже будет труп и взятки с него гладки. Покойники сраму неимут, всегда так было: ошибки забудут, а подвиги возвеличат. Ну и что, что подставил он их разок-другой. Зато вот от уголовника в моём лице уберёг! Ведь пытался возражать, шпалер отобрал, а мы его пулей, да в умный низенький лоб. Значит, он хороший, да ещё и мёртвый, а мы плохие, хоть и на своих двоих. А что получилось сейчас: он видимо пенял, что оружия мол нету и все беды проистекают от этого. Теперь «железа» у пацанвы этой в избытке появилось и оп ля: веди нас умный командир, согласно своим мудрым заветам на врага….

— Мы ж его им на блюдечке принесли. — Возмущению приятеля не было конца и края. — А этот придурок, выходит, в шоколаде?!

— Не совсем так, погоди кипятиться. Выглядит как шоколад, но таковым не является, знаешь что за субстанция?

Разговор вдруг стал ещё и неким размышлением вслух, обдумыванием стратегии на будущее. Отхлебнув ещё отвара, я откинулся на тюфяк и баюкая простреленную конечность, продолжил:

— Теперь мы убрали объективную причину для оправданий его же ошибок. Оружие вдруг появилось, можно прикидывать, как пустить его в ход. И вот тут он ошибётся, это сто пудов так и будет.

— Ну а вдруг повезёт этому Герману и он снова на коне?

Азарт спора пришёл и к приятелю, тот всегда был заводной на предмет поспорить, хотя часто горячился и от того упускал инициативу.

— А я и не говорю, что он проиграет бой: мужик по виду если не бывалый, то точно грамотный в нашем деле. Ловушки квалифицировано расставил, жилище правильно замаскировал. Но вот незадача, всё это слишком на показ и в расчёте только на собственное выживание. Сам смотри: заметят растяжку, разбираться не станут и пока суть да дело — вождь уйдёт. Организует побоище и сам точно спасётся, а зелень положит. И ведь скажет, мол, что жертвы неизбежны. И народ неопытный, каких среди туристов подавляющее большинство — обязательно поведётся.

— А это не так?

— Да так всё, Миша, так. Война идёт и люди гибнут, но тут нужно пацанам постепенно её показывать. Страх нужно учить в себе задавливать… стрелять, ходить и жить как это живые люди делают. Для всего этого время требуется и сорок сороков размышлений, как самим не умереть, а пиндосам ни жить. Война, это та же горячая похлёбка: если пробовать осторожно — только на пользу, хватишь не остудив и сильно обожжёшься. Вот я вас как могу страхую, берегу, хоть вам на двоих почти сто лет в обед….

— Ага! А сам с простреленной шкурой валяешься…. Стратег, себя не уберёг.

— Всё верно. — Помимо воли, машинально поглаживаю ноющую руку. — Только вы теперь точно знаете, что я скорее собой рискну, но вас не подставлю, так?

— Ну… вроде так выходит.

— И если случись что со мной, ты бы рискнул ради меня? Не отвечай, брат, это лишнее. Ведь не прикажи я тогда и не подставься, ты бы всех этих молодых на тропе рядком уложил. И сам бы лёг, наш с Семёнычем отход прикрывая, будь это даже не юнцы с палками, а реальные злющие пиндосы с настоящими стволами.

Мишка отчаянно засопел и ничего не возразил, прикидывая поступки на себя. Испытание огнём они оба с водилой прошли и выдержали его с честью. Теперь я мог с уверенностью положиться на обоих, в этом и была задумка. Отпив из котелка взболтав осадок, я продолжил:

— С оружием и дурным запалом, «туристы» попытаются чего-нибудь замутить. Зная характер таких вот вождей, спланирует он что-то большое, чтобы прогреметь и закрепить свой авторитет ещё большей кровью. И это нам тоже на руку. Если бомбёжку они пересидят, то спрятались они именно в шахтах, как я им и подсказал….

— На живца будем ловить?

— Можно и так сказать.

В отблесках жёлтого пламени коптилки, я увидел азартно блеснувшие глаза приятеля. Идея ему видимо нравилась, я продолжил рассуждать:

— В своё время, мне приходилось слышать, про одних ушлых «грушников». [27] Они уходили в поиск, как духи. Жили в горах, оборудовали себе схроны и базы….

— Прям как мы сейчас!..

— Ну, так я к этому и веду. Работали они так скрытно, что даже ихнее начальство не всегда знало, где они да чего мутят. Дошло даже до такого, что духи стали их принимать за каких-то украинских наёмников воюющих за дудаевцев. «Грушники» иногда громили одну группировку духов, объединяясь для этого с другой такой же, но поплоше. Ходили, пересекались с разведкой частей федеральной группировки, но себя не обнаруживали и по возможности помогали. Там как было: идёт в поиск разведка наша и духи про неё уже почти всё знают: частоты слушают, маршруты выпасают. Сам может слышал, что сливали нас часто. Только по ящику всё на каких-то абстрактных «генералов», да «штабных» валят, но я думаю, всё гораздо выше сдавали. Будь это местное начальство — порешили бы их там же в штабной палатке. На той войне суд короткий был… генералы да офицерьё штабное, нас сермягу реально боялись. Если чего и сливали, то не так глобально — мозгов не хватало. Часто планы операций выглядели реально как подстава, мы никогда по калькам не ходили, иначе гнил бы в яме где-нить в горах по сей день…. Так вот спецы эти ушлые, всё раньше остальных хитро-мудрецов просекли и работали скрытно. И выходило, что всех палят, а этих вроде как и нет вовсе.

— А ну как свои подстрелят?

— Ну, — во рту пересохло, я снова глотнул отвару, — тут без риска никак, да и где они сейчас, эти «свои»?.. Из потенциально своих, только эти самые «туристы», в остальных смело можно стрелять и не ошибёшься — будешь прав. И потом, ты не задумывался, Миша, почему как только возникает какая-нибудь мало-мальски серьёзная заваруха в России, как мы тут же начинаем сперва мочить друг друга. Вот и ты сейчас, разницы между пиндосами и обычной одураченной ушлым проходимцем детворой не увидел. Не след сейчас среди своих врагов и инакомыслящих искать. Вот погоним иностранщину, тогда и разбираться будем, кто из нас больше Родину любит и какой способ самый подходящий. Я вот ментов не люблю, ещё на Кавказе достали они меня понтами своими дешёвыми: сядут на дороге или возле села, натащат стройматериалов, обустроят «базу» и ну жрать сгущёнку с водярой пополам. Да и чего б не барствовать, когда везут с собой целые обозы со всякой всячиной. Их в дорогу все городские да областные барыги собирают, оно и понятно — сдриснут «защитники» в командировку, может там и останутся. Подло, понятное дело, но как говорится, любая медаль имеет две стороны.

— Чего, они плохо воевали?