Гнёт ее заботы

Хотя ее светлые волосы и отороченная тесьмой красная шляпка подразумевали, что она была местной, ее мертвенно-бледная красота скорее подошла бы каким-нибудь менее солнечным землям, а болезненная улыбка резким диссонансом выделялась на фоне ярко раскрашенных фасадов домов ― она показалась Кроуфорду какой-то неземной, полной напряженного ожидания, словно улыбка неискушенной особы, шатающейся по чужеземному портовому кварталу в надежде продать украденные вещи или нанять убийцу.

― L'Arc-en-ciel [110], ― хрипло произнесла она, кивнув головой на радугу над ее плечом, но не глядя на нее. ― Символ божественного уговора с Ноем, а? Ты выглядишь, пардон, как мужчина, который знает путь вокруг.

Кроуфорд предположил, что она была проституткой ― в конце концов, неподалеку был отель Англетер, и, без сомнения, многие английские туристы, что могли себе позволить здесь остановиться, ценили девушку, которой не требовались услуги переводчика. Он был раздосадован, но не особо удивлен, осознав, что перспектива уединиться с ней где-нибудь наверху совершенно его не прельщает. Целый месяц он двигался через Францию и ни разу за это время, даже когда он работал на винограднике бок о бок с цветущими молодыми девушками, он совершенно не чувствовал в себе никакого эротического интереса. Возможно, смерть жены была еще слишком свежа в его памяти… а может быть насыщенные сексуальные сны или скорее кошмары, которые изводили его и оставляли иссушенным и лихорадочным поутру, не оставляли ему сил чтобы интересоваться обычными женщинами.

Но прежде чем он успел ответить на это ее двусмысленное замечание, на той стороне улицы, откуда она приблизилась, образовалось какое-то столпотворение.

― Это тот чертов атеист, дайте ему подохнуть, ― прорычал грубый мужской голос, а затем девушка выкрикнула, ― Доктор, кто-нибудь приведите доктора!

Кроуфорд машинально оттолкнул молодую женщину в сторону и бросился через улицу.

― Я доктор, позвольте пройти, ― громко сказал он, проталкивая свой видавший виды, хотя и недавно купленный чемодан между людьми, которые тесным полукругом столпились возле входа в таверну. Они расступились, пропустив его внутрь, и в центре толпы он увидел хрупкого юношу, лежащего без сознания на мостовой. Его легкие белокурые волосы мокрыми прядями прилипли ко лбу.

― Он начал нести какой-то дикий бред, ― сказала склонившаяся возле него девушка, ― а затем просто упал. Кроуфорд понял, что именно она призывала доктора. Девушка была англичанкой, и он мимоходом отметил, что раньше нашел бы ее довольно привлекательной, хотя в противоположность швейцарским девушкам она была темноволоса и полновата.

Он опустился на колени и проверил пульс юноши. Он был быстрый и слабый. ― Похоже на солнечный удар, ― выпалил он. ― Нужно сбить температуру. Принесите мне мокрую тряпку ― все что угодно, парус… занавеску, плащ ― и что-нибудь, чтобы его обмахивать.

Несколько людей бросились куда-то, по-видимому, чтобы принести мокрую ткань, а Кроуфорд стянул с валяющегося в беспамятстве юноши жилет и начал расстегивать рубашку. Мгновение спустя он сорвал и ее и бросил вместе с жилетом через плечо. ― Смочите их дождевой водой, ― выкрикнул он, ― и несите обратно.

Кроуфорд поднялся и, стащив свой пиджак, начал махать над худощавым телом. Ему пришло на ум, что этот юноша напоминает кого-то, кого он недавно встречал.

― Зря тратите время, мой дорогой, ― весело произнес щегольски одетый англичанин. ― Это атеист Шелли. Дайте ему умереть, и мир станет чище.

Кроуфорд уже готовился произнести тираду на счет клятвы Гиппократа, но в этот миг к толпе со стороны отеля хромая приблизился еще один мужчина, и этот новоприбывший обернулся назад и одарил туриста презрительной улыбкой. ― Шелли ― мой друг, ― глухо произнес он. ― И если у вас есть друзья, не сочтите за труд попросить одного из них назначить время, когда мы с вами сможем встретиться, разумеется, на ваших условиях, и… обсудить наши разногласия.

― Святый боже, ― пробормотал кто-то в толпе, ― это же Байрон.

Все еще размахивая своим пиджаком, Кроуфорд бросил взгляд на подошедшего мужчину. Тот и в самом деле походил на автора «паломничества Чайлда Гарольда», как его изображали рисунки в Лондонских газетах ― нахмуренное, но, несомненно, привлекательное лицо под летящей по ветру гривой темных вьющихся волос. Краем уха Кроуфорд слышал, что Байрон покинул Англию, но не знал, что поэт уехал в Швейцарию. И кто был этот «атеист» Шелли?

Лорд Байрон

Лицо английского туриста побледнело, и он бросил взгляд на видневшийся позади отель. ― Я… простите, ― пробормотал он, а затем повернулся и бросился прочь.

Белокурая молодая женщина, которая заговорила с Кроуфордом о радуге, прихрамывая, протиснулась внутрь с одеялом и ведром воды, и, прежде чем позволила Кроуфорду намочить одеяло, высыпала в воду пригоршню чего-то похожего на белый песок. ― Соль, ― раздраженно сказала она, словно Кроуфорд должен был сам об этом догадаться. ― Так вода будет лучше проводить электричество.

Байрон, казалось, был поражен этим замечанием и бросил на нее испытующий взгляд.

― Прекрасно, спасибо, ― ответил Кроуфорд, слишком занятый, чтобы обращать внимание на это странное замечание. Он скомкал одеяло и погрузил в воду, а затем обернул промокшую ткань вокруг худого как скелет тела Шелли ― отмечая, когда он подтыкал его с боков, широкий волнистый шрам, протянувшийся с одной стороны под выступающими наружу ребрами. Одного из ребер, судя по всему, недоставало.

Англичанка, которая звала доктора, улыбнулась Кроуфорду. ― Вы, должно быть, были морским хирургом, ― сказала она, ― так как безотчетно попросили парус.

Оба, Байрон и Кроуфорд, взглянули на нее с беспокойством.

― О, привет, Клэр, ― сказал Байрон. ― Я тебя не заметил.

― Да, ― коротко добавил Кроуфорд. ― В молодости я служил в военно-морском флоте.

Тут другой мужчина, суетясь, протиснулся внутрь. ― Что здесь происходит? ― вопросил он. ― Я врач, позвольте пройти.

― Все под контролем, Полидолли [111], ― сказал Байрон. ― Шелли, похоже, получил солнечный удар.

― Чей это диагноз? Мужчина с неблагозвучным именем сердито оглядел толпу, а затем уперся взглядом в Кроуфорда. Кроуфорд отметил, что он был молод, вероятно, лет двадцати, не старше, и пытался скрыть этот факт за показными усиками и задиристыми манерами. ― Ваш, сэр?

Джон Уильям Полидори

― Верно, ― сказал Кроуфорд. Я хирург…

― Брадобрей, по-видимому. Новоприбывший самодовольно ухмыльнулся. ― Что ж! Пока я не вижу, что Шелли идут на пользу меры, которые… э-э, которые вы приняли, и, следовательно, не могу одобрить ваши… ваши методы ле…

― Ох, прекрати это Полли, ― оборвал его Байрон. ― Этот человек, кажется, все сделал правильно ― смотри, Шелли приходит в себя.

Юноша на мостовой приподнялся, поддерживаемый Клэр; глаза его все еще были закрыты. ― Ее игривый хвост забаву ей являл, ― произнес он слабым высоким голосом, очевидно, что-то цитируя; ― В снегу ее манишка и мордочки овал, и мягкий бархат лап, и шерстка пестрая ее как черепашее пальто…

Очевидно смущенный поведением своего друга, Байрон со смехом произнес: ― Это из поэмы Томаса Грэя о любимой кошке, которая утонула в вазе с золотыми рыбками. Ну что ж, давайте посмотрим, сможем ли мы его поднять…

― Мамочка! ― внезапно выкрикнул Шелли. ― Это был не папа, это был человек-черепаха! Ты должна была это знать, даже если он принимал его облик! Он живет в пруду, в пруду Варнхем… Затем его глаза распахнулись, и он, прищурившись, огляделся вокруг, очевидно не узнавая окружающие его лица. Кроуфорд и худощавая болезненного вида девушка стояли рядом, и пристальный взгляд Шелли на мгновение остановился на них, а затем метнулся дальше.