Счастливчик (СИ)

Проведя ревизию сумки, я отдельно уложил в чемодан то, что было в ней. Деловые бумаги, коробку с ноутбуком занявшую треть внутреннего пространства, смартфон с фотокамерой, куртку милицейской расцветки, грязные джинсы, моток провода, бокорезы с изолированными ручками, вовремя не вынутые после халтуры. Розетку и вилку приготовленные для изготовления удлинителя для той же халтуры, полтора блока Альянса, бритвенные принадлежности и ту мелочь, которую я купил в лавке. Аккуратно сложил сумку и втиснул ее в остаток чемоданного пространства.

Чемодан, саквояж с документами и я с тросточкой со шляпой на голове и револьвером с одним патроном в барабане были готовы ехать дальше. Распростившись с доктором и пообещав написать ему о том, как я устроюсь в Москве, записав его адрес, я на «перекладных» двинулся к Имперскому Столичному граду Москве.

Приехал я на Казанский вокзал, но многие попутчики, по старой памяти продолжали именовать его Рязанским. Здание вокзала оказалось совсем не таким как в мое время. Башня, правда, была но гораздо меньше размером и само здание вокзала было белым одноэтажным по фасаду зданием под зеленой металлической кровлей. Выход с вокзала представлял собой подъезд, за дверью которого располагалась обширная площадь, заполненная стоящими телегами, повозками, снующими туда и сюда людьми. Земля у самого здания вокзала даже была не замощена. Извозчики наперебой предлагали куда они домчат седоков и только и слышалось:

— А вот на лихаче!

— Куда поедем Ваше сиясь?

— Ваше Степенство, а вот в Империаль?

Я заинтересовался знакомым словом, спросил извозчика:

— А где это? Мне бы поближе…

— Ваше Степенство не извольте беспокоиться, мигом домчим, Большая Лубянская улица, дом страхового общества «Россия», сегодня там Коростылев Егор Иванович распорядитель. Личность…

— Стоп, стоп, подожди, — прервал я его скороговорку. — Ты лучше скажи любезный, там электрическое освещение есть?

— В нумерах там лектрического нет. Но всенепременно лампы есть керосиновые, так что на темноту никто не жаловался. За зелененькую мигом домчу!

— Это за три рубля что-ли?

— Знамо три рубля, много ли?

— Да уж, и повезешь через Владивосток в Малаховку?

— Это как же?

— А так! Сейчас меня с Казанского на Л…тьфу, на Николаевский вокзал за час всего домчишь.

— Но Вы тоже скажете Ваше степенство! Да разве я москвича по разговору не признаю? Это другие прочие может на такую штуку, и попадаются, а с москвичами себе дороже так шутить. А сомнение меня взяло, как лицо Ваше переменилось, как я про Большую Лубянку сказал, а сейчас природного москвича сразу и признал. Москвича как есть за полтину в аккурате доставим.

Говоря эту длинную тираду, извозчик сноровисто упаковывал мой чемодан сзади пролетки, затягивая его ремнями. Вот, значит откуда взялись московские таксисты, с их комиссионными за доставленных постояльцев. Ничто не ново под луною и все старо как мир.

— Тридцать копеек! — С этими словами я полез на сидение.

Извозчик тем временем продолжал обговаривать гонорар за использования своего «Росинанта» и мы сошлись на тридцати пяти копейках. Да и то чувствую, все равно обдурил.

Доехали мы достаточно быстро, извозчик отстегнул мой чемодан, предал его носильщику, пронесшему его в дверь предупредительно раскрытую швейцаром. Я достал деньги отсчитал копейки, добавил к ним пятак и отдал извозчику.

— Премного благодарны Вам, Ваше степенство.

По гривеннику дал швейцару и носильщику. Кажется, сумма чаевых их устроила. Пройдя в дверь, я остановился у стойки, за которой стоял мужчина в очках с усами и короткой окладистой бородой, одет был Егор Иванович, как он представился, в костюм темного цвета в полоску, белую рубашку со стоячим воротником с темным галстуком и вишневого цвета жилет. Брюк было не видно. Записав мои данные в гроссбух, поинтересовался, как долго я буду осчастливливать своим проживанием его богоспасаемое заведение и в номере за какую цену я буду это делать. Номер я выбрал рублевый, а про время сказал:

— Увидим. Завтра утром или съеду или задержусь.

После чего отправился вслед за коридорным в свой номер. Комната неплохая и не хорошая, окно довольно большое. Разбором сумок я решил заняться вечером, а сейчас выйти пройтись по Москве и оглядеться. Пересчитав деньги в бумажнике, подумал, что пока хватит. Оглядев комнату, сунул чемодан под кровать, предварительно приклеив слюной волосок к замку чемодана. Взял свою трость и вышел из комнаты. Закрыв дверь на ключ, я пошел к выходу. На вопросы Егора Ивановича я ответил, что ухожу по своим делам, буду поздно, часов в девять вечера, и ужинать буду в городе.

Вышел на улицу оказался в Москве. Еще пока добирался до «Империала» я узнавал и не узнавал свой милый город. Дом Страхового общества «Россия», это нынешнее здание ФСБ, правда, почему-то, гораздо меньший, фасад совершенно другой, столько всяких прибамбасов, хотя некоторые общие мотивы проглядываются. Практически все здания на Кузнецком мосту как стояли, так и сохранились до моего времени. Но вывески! Их обилие и то, что выполнены они маляром, а не неоном давали очень странные ощущения. Но вот табачный магазин был на своем месте, правда назывался он "Богдановъ А.Н и К0". Пожалуй, зайду, нельзя же в Москве тысяча девятьсот шестого года курить «Альянс» в открытую. Мгновенно появившийся, после звяканья дверного колокольчика, приказчик тут же спросил:

— Чего изволите?

— Я сейчас немного осмотрюсь и скажу.

Каких только сортов табака тут не было! Каких только папирос! Кроме табака здесь продавали различные трубки, портсигары, ершики для чистки трубок, спички, курительную бумагу для самокруток, гильзы для набивки папирос и машинки для их набивки. В общем, рай для курильщика. Только сигарет с фильтром нет. Вдруг я увидел круглую коробку на полке с надписью "Phillip Morris". Показав на нее рукой, я спросил:

— А что это?

— Это изволите видеть новомодный товар, из Англии получен-с. Турецкие сигарки, ручной скрутки, табак некрепкий, но духовитый и приятный.

— Много ли продали?

— Ни одной-с коробки. Публика не берет-с.

— Дорого продаете?

— Четыре рубля за коробку, пять копеек поштучно-с.

— Дайте посмотреть

Приказчик открыл коробку, и я увидел стоящие вертикально сигареты. Без фильтра конечно. Я вдохнул. Легкий приятный табачный запах.

— Беру. А еще есть у вас?

— Александр Николаевич на пробу десять коробок заказали.

— Ну, хорошо. Пока возьму две, а там посмотрим. И вот еще, я гляжу, у вас тут портсигары имеются, серебряные есть?

— Не извольте беспокоиться! Имеем на выбор пяти видов, все с пробой, наилучшее серебро!

Я достал из коробки сигарету попробовал, как она будет помещаться в портсигар, и выбрал тот который мне показался полегче, с геометрическим узором на крышке. Потом достал еще десяток сигарет положил их в портсигар.

— Сколько с меня?

— Восемь рублей за сигарки, двенадцать рублей с полтиной за портсигар. Спичек, не желаете ли?

— Нет спасибо. — Я расплатился. — Заверните.

Тут приказчик выдал совершенно неожиданную фразу. Я даже слегка опешил.

— Куда доставить прикажете?

— А кто принесет?

— Мальчик наш, что при лавке. Не извольте беспокоиться, В лучшем виде доставит. Куда изволите-с?

— В номера «Империалъ». Для господина Енгалычева.

— Будет исполнено. Мишка! Ну, ка бегом.

Мы распрощались, и я, выйдя на улицу, продолжил прогулку по Москве.

Я решил посмотреть на дом, в котором мы с родителями жили, после того как отец был уволен из казахстанского гарнизона. Во времена Хрущева, была такая поговорка "Двести, двести и миллион двести". Имелись в виду пьющие офицеры, бывшие пленные, больные. Под последнюю категорию и попал мой отец, который в своей деревне заработал язву желудка. Чем питались в русской деревне? Картошка, квашеная капуста, иногда чуть-чуть мяса, когда режут овец, а это естественно было не часто. Забрали его в сорок четвертом году, когда ему исполнилось семнадцать лет. Старший брат Виктор погиб. Средний брат Сашка, лежал раненный. Мой отец, третий сын в семье, худенький и малорослый, попал в запасном полку в роту «доходяг», которых откармливали пивными дрожжами для набора веса. Пока он набирал вес, решили, что нельзя совсем уничтожать в войне русский генотип, и батю, оставили на племя.