Чужое место (СИ)

Тут раздался осторожный стук в дверь, и после моего «да, войдите» в кабинет зашел младший секретарь с двумя чашками со свежезаваренным кофе, блюдцем с булочками и в сопровождении здоровенного серо — полосатого кота.

— Ой, какая киса красивая! — восхитилась Ксения.

Я тоже был в какой — то мере доволен, что кот не черный. Потому как секретарь — кошатник ухитрился добиться того, что по соответствующей команде любой из двух приближенных к его персоне хвостатых начинал ходить за ним, как собачка. И если у меня сидел посетитель, а у Петра Маркеловича появлялось ко мне какое — то дело, то масть секретарского сопровождающего являлась этаким маркером.

Серо — полосатый кот означал, что дело не безумно срочное и может потерпеть, но тем не менее оно довольно важное. Черный — что аудиенцию лучше не откладывать более чем на полчаса. Ну, а в случае появления по — настоящему срочных новостей звонил телефон.

— Поставь сюда, — указал я секретарю место на краю стола. — И не подскажешь, где сейчас господин Рыбаков?

— На кухне, ваше величество, знакомит шеф — повара с новой формой отчетности. Он сказал, что это примерно минут на тридцать.

— Спасибо, можешь идти.

Беседа с сестрой продолжалась еще те самые полчаса, а потом я поднялся на третий этаж, где в небольшой гостевой комнате рядом со зрительным залом меня уже ждал канцелярист. Мы прошли в кабинет, и я предложил:

— Рассказывайте, Петр Маркелович.

— Александр, вы, конечно, помните, как три года назад я с вашего, так сказать, благословения позволил себе немного лишнего в финансовом плане.

— Разумеется. И что, возникла нужда повторить?

— Это вам решать. Дело в том, что ко мне обратился с предложением младший Поляков. Суть проста — он тоже хочет поучаствовать в подобном, причем обещает, что суммы, коими я смогу оперировать при его поддержке, станут значительно больше той, что вы мне в свое время санкционировали. В противном случае последует донос одновременно в министерство финансов и лично министру двора. Разумеется, он считает все произошедшее тогда моей личной инициативой.

— Очень интересно, но я про этого вашего Полякова совсем ничего не знаю. Как его зовут, по отношению к кому он младший и вообще кто это такой?

— Зовут его Лазарь Соломонович, он делец, причем не очень удачливый. Их три брата. Старший, Яков Соломонович, банкир не из последних. Средний был железнодорожным магнатом и скончался в восемьдесят восьмом году.

Ага, прикинул я, как раз тогда, когда Витте инициировал встречу со мной. Интересно, что здесь причина, а что следствие? Надо бы разузнать, а пока…

— Довольно своеобразные имена для Поляковых, вы не находите? Как их настоящая фамилия?

— Самое интересное, что Поляковы. По крайней мере на протяжении трех поколений. Впрочем, это не мешает младшему быть главой еврейской общины Москвы.

— М-да… у него что, возникли серьезные трудности, раз он решился на такой не самый безопасный шантаж? Вы же все — таки не какой — то там мелкий воришка, а глава канцелярии Императорского научно — технического комитета.

— Совершенно верно. Одно из его самых крупных вложений кончилось крахом — спичечный завод в Тегеране не выдержал конкуренции с австрийцами и прогорел. А принадлежащее ему «Московское товарищество резиновой мануфактуры» дышит на ладан из — за отвратительной организации работ. Поляков пытается добрать свое за счет усиления эксплуатации рабочих, но это вызвало резкую реакцию трудовых союзов, курируемых Сергеем. Неделю назад в канцелярию генерал — губернатора была подана жалоба о нарушении трудового законодательства, и, если она будет удовлетворена, что вполне вероятно, то Полякова ждет крупный штраф. Какую — то прибыль господину Полякову приносит только Русский торгово — промышленный банк, но ее едва хватает на покрытие убытков от прочих предприятий.

— Вот прямо так? Русский, значит, банк у него. Хорошо, отвечайте согласием на предложение уважаемого Лазаря Соломоновича. И поточнее разузнайте о причинах его деловых неудач. Они только в его личной некомпетентности или кто — то приложил к этому руку? Каковы его взаимоотношения с братьями, да и со всей прочей диаспорой? В общем, может с него быть какая — нибудь польза, или его проще ограбить, а потом посадить за воровство моих личных денег. Или наоборот, это неважно.

Да, подумалось мне, это, пожалуй, типичный эффективный менеджер. В производстве не смыслит ни уха, ни рыла и способен его только развалить. Надо же, ухитрился прогореть на спичках и сесть в калошу с резиновым заводом! Зато умеет делать деньги из воздуха, что само по себе есть грабеж. Причем наверняка методами, далеко не бесспорными с точки зрения закона. Да и национальность у него…

Нет, не подумайте ничего такого, я совершенно не антисемит. Как в свое время в прямом эфире сказал на первом съезде Советов какой — то передовик из Еревана — «Я на свой автобус всэх вожу одынаково. Будь ты армян, будь ты азербайджан, да будь ты хоть даже эврей!». Моим первым начальником в прошлой жизни был некий Исаак Самуилович Гаспарян, и мы с ним прекрасно сработались. Но дело в том, что это только в Советском Союзе еврей мог быть сам по себе, а в Российской империи конца девятнадцатого века он обязательно член диаспоры. А это уже если и не организованная преступная группировка, то нечто к ней чрезвычайно близкое. Что означает — пора, пожалуй, принимать соответствующие меры.

— Петр Маркелович, в восемь вечера сегодня будьте здесь с Михаилом, в связи с вашим сообщением надо кое — что обсудить.

— Слушаюсь, Александр.

— Значит, господа, пригласил я вас вот зачем, — так я встретил явившихся ко мне вечером Рогачева и Рыбакова. — Наша «канцелярия» уже неоднократно проводила силовые акции, в том числе и радикальные. Однако исполнители всякий раз вербовались на стороне. С одной стороны, это неплохо тем, что в случае провала они не смогли бы толком рассказать, кто именно их нанял. С другой — говорить о сколько — нибудь заметном профессионализме не приходится. Грубо работают, причем все — и народники, и социалисты, и просто уголовники. Поэтому я решил, не прекращая практику привлечения разовых исполнителей, создать подразделение, занимающееся подобными делами профессионально.

— Согласен, давно пора, — кивнул Михаил.

— Значит, раз ты так говоришь, то у тебя уже есть конкретные предложения?

— Да. Надо тщательно проверить дела осужденных жандармов, полицейских и офицеров пограничной стражи. Причем особое внимание обратить на случаи, где можно подозревать, что осуждение было несправедливым. Разумеется, здесь без Петра Маркеловича не обойтись, да и Сергея тоже надо будет озадачить.

— Правильно, Миша, — согласился Рыбаков, — но почему вы хотите ограничиться только осужденными? Не думаю, что их окажется много. Неугодных в основном просто увольняют со службы, дабы не выносить сор из избы.

— Хорошо, — кивнул я, — радует, что по данному вопросу нет никакого недопонимания. Петр Маркелович, недели через две жду от вас доклада, как идет работа по поиску сотрудников для нового подразделения.

Я, разумеется, помнил, что эффективные менеджеры мне не нужны, потребность только в грамотных управленцах. Но, во — первых, народная мудрость гласит «с паршивой овцы хоть шерсти клок». А во — вторых, они мне не нужны в соратниках. В исполнителях же — чем черт не шутит, вдруг да и сгодятся на что. Помните — «всякий необходимо причиняет пользу, будучи употреблен на своем месте». Если, конечно, он будет в деталях представлять, что с ним произойдет в случае малейшей нелояльности. То есть как именно его употребят в качестве, например, биотоплива. А это значит, что надо срочно возводить специальную котельную. Ибо электростанция уже запущена, а всякий раз, как понадобится кого — нибудь впечатлить, останавливать ее, причем как минимум на сутки… нет, это не годится.

И вообще нужно, так сказать, собрать душевные силы в кулак, ведь вполне возможно, что мне придется лично встретиться с этим самым Поляковым. Вы только представьте себе — увидеть на расстоянии вытянутой руки самого настоящего, живого эффективного менеджера — и сдержаться, не дать ему в рыло! С моей точки зрения, это сродни эпическому подвигу, и остается только надеяться, что у меня на это хватит самообладания и силы воли.