Гром победы раздавайся!

— Ты хочешь добиться их возвращения с моею помощью? Но как ты себе это представляешь? И не кажется ли тебе, что это слишком низко, христарадствовать бывшему самодержцу? — Все то же непроницаемое лицо и буря внутри. — Неужели ты думаешь, что они вернут нам средства?

— Не сейчас, не в ближайшие месяцы, но — вернут. Мы их заставим это сделать. На следующей неделе в Лондон и Париж из Архангельска отплывет пароход с представителями нашей дружеской миссии на борту. В задачи этой миссии будет входить, скажем так, инспекция состояния нашего корпуса на Западном фронте. Павел Александрович возглавит эту миссию.

То был единственный оставшийся в живых к семнадцатому году из сыновей Александра Освободителя, блестящий офицер, дамский угодник. Когда-то он был женат на греческой принцессе, но та умерла при родах сына Дмитрия, которому богом суждено было участвовать в убийстве Распутина. А потом он влюбился в разведенную Ольгу Карпович. Тайные встречи, ухаживания, трое детей, брак, дарование Карпович титула княгини Палей, недолгое командование гвардией, которому помешало слабое здоровье сына царя-освободителя. В феврале Павел предлагал проект конституции, заполучил подписи под этим проектом многих Романовых, но Аликс с усмешкой наблюдала за этим действом, не зная, что вот-вот станет не женой, а матерью императора…

— Я же прошу тебя, Николай, отправиться вместе с ними. Союзники вряд ли тронут тебя в Англии или Франции…

— То есть что ты хочешь сказать?

— Я хочу сказать, что они могут попытаться устранить и тебя, и всю твою семью. Из-за денег и влияния на Россию. Тебе же известно, что Гучков владеет огромными вкладами в английские фирмы? Или что он постоянно общался с Палеологом и Бьюкененом в дни перед самым переворотом. Союзники слишком уж дерзко гонятся за любой выгодой. А барыши от разыгранной комбинации сулили гигантские. Представь, прерывается линия тех, кто имеет права требовать возврата огромных средств, осевших на Западе. Появляется возможность контролировать Россию — и устранить исходящую от нее опасность…

— Когда русская армия вот-вот вышла бы к Междуречью, Царьграду и Будапешту, — Никки задумался. Похоже, он сам не раз проигрывал в голове своей подобные мысли. Не зря бывший самодержец написал, что повсюду измена и обман. — И это создало бы угрозу владычеству Британской короны. Да, я понимаю, о чем ты, Кирилл. Что ж, возможно, мне и вправду стоит поговорить с Георгом и Раймондом, — Николай имел в виду президента Франции Пуанкаре. — Лично. Но я все равно не могу поверить в возможность невозбранного моего проезда в качестве эмиссара в Париж и Лондон.

— Я возьму это на себя, Николай. Доверься мне, прошу. Думаю, что в Лондоне или Париже тебе грозит меньше опасности, нежели в Ставке или Петрограде. Не будут же союзники, если даже захотят, убирать такого человека на виду у всего мира. Да еще и страшась возможных подозрений, которые точно появятся. Ведь ты же не думаешь, что они не захотят довести начатое до конца?

— Я только хочу, чтобы с моей семьей все было в порядке, — Николай наконец-то обрел решительный вид, произнес эти слова с особым нажимом, даже с жаром.

— Я сделаю все возможное и невозможное. Обещаю, что за каждый волос, который упадет с головы Алексея, Аликс или великих княжон, виновные позавидуют обреченным на вечные муки в чистилище…

И тут где-то на улице раздался громкий хлопок. Задрожало стекло, послышались многоголосые крики и отрывистые команды.

Сперва Кириллу в голову пришла воистину безумная мысль: немцы прорвались в Ставку, — но через мгновенье эти подозрения развеялись. В окно можно было разглядеть большое пятно гари на мостовой, нечто, оставшееся от человека, и еще несколько людей вокруг, раненых или убитых — понять было трудно.

— Похоже, это по нашу душу, — бросил уже на ходу Кирилл, спеша на улицу.

Вокруг уже собиралась потихоньку толпа зевак, которую оттесняли сотрудники Службы имперской безопасности в жандармских мундирах. Несколько офицеров, проходивших невдалеке, даже пришли на выручку. Хотя, конечно, это было редкостью: уважение и помощь «мерзким синемундирникам», которые презирались обществом.

Кирилл застыл в дверях, не торопясь подойти поближе к месту взрыва. Скорее всего, не вовремя сработала бомба террориста, но он мог быть не один. Так погиб Александр Второй. Первая бомба достала конвойных, царь вышел посмотреть, что случилось, помочь — а вторая бомба уже достала и Освободителя. Еще бы несколько часов, и в России могла появиться конституция…

Один из сотрудников Службы, завидев Кирилла, заторопился к главковерху — докладывать. А пока что несколько очевидцев из охраны дома рассказывали о том, что видели.

— Отделился от какой-то компании, с правого фланга. — Офицер охраны показал на правую часть улицы. — Затем побрел по тротуару, все приближаясь к дому. Мне это совсем не понравилось. К нему подошел поближе один из жандармов, спокойно обратился — и внезапно раздался взрыв.

Да уж, коротко и ясно.

— Ваше высокопревосходительство! Только что сорвана попытка покушения на персоны вашу и… — жандарм заметно замялся, на языке у служивого явно вертелось «его императорского величества». — И персону Николая Александровича. Неизвестный пытался проникнуть на территорию вверенного нам дома, но был остановлен подхорунжим Устряловым! У террориста раньше времени взорвалась адская машина, смертельно ранив подхорунжего и бывшего рядом с ним казака конвоя лейб-гвардии старшего урядника Мелехова.

Хотя голос жандарма звучал уверенно, но на лице его отражалось смятение: по самой Ставке ходят бомбисты! И ведь эсеры-то объявили об оборончестве, их Боевая организация давно не давала о себе знать. Может, в ответ на подавление петроградского мятежа? Но Кирилл понимал, что вряд ли такое было возможно. Нет, желания эсеров снова заявить о себе, «бомбануть» кого-нибудь нельзя было не учесть. Однако в Ставку они бы просто так не пробрались. Да и зачем? И в Петрограде, и в Москве, и в Киеве, и даже в Гельсингфорсе было достаточно более легких целей. Нет, это были далеко не эсеры.

А толпа все росла. Постепенно начали стекаться полицейские, жандармы, офицеры и нижние чины, чиновники, жители Могилева. Потом прибыл и комендант Ставки, на автомобильном экипаже, раскрасневшийся, взглядом, кажется, готовый прожечь даже линии германской обороны до самого Берлина. Он рассыпался в заверениях, что это больше не повторится, что меры будут приняты, и так далее. А заодно, словно цепной пес, поглядывал в глаза великому князю: не хотел терять места…

— Что ж, надеюсь, личность этого бомбиста и люди, которые стоят у него за спиной, в скорейшем времени будут выяснены.

Вообще-то бомбист мог пройти и дальше, и адская машинка могла бы сработать и внутри дома. Сизова просто с некоторых пор по городу сопровождал небольшой отряд Службы имперской безопасности, в котором как раз состоял и погибший подхорунжий. Покой Николая стерегли только несколько казаков конвоя, обычно пропускавшие внутрь большинство посетителей. Во всяком случае, они бы остановили бомбиста намного позже, нежели Устрялов.

Но сама личность бомбиста была не так важна, как личности направлявших его действия. Кто это мог быть? Германцы? Нет, вроде не их стиль. К тому же зачем поднимать лишнюю шумиху в Ставке? Они уже должны были догадаться о том, что один из их «разведчиков» уже схвачен Службой и рассказывает все, что ему известно о германской агентурной сети. Надо сказать, знал этот выдававший себя за поляка безбожно мало, так, с десяток малозначительных персон и несколько явочных квартир. К тому же за указанными лицами уже «пришли компетентные органы». И, судя по всему, германская разведка уже знала о том, что их сеть потихоньку накрывали. Это заставит их задергаться, беречь тех агентов, которые пока что считаются нераскрытыми. То есть тех, кто согласится на работу во благо России. В общем-то, выбора у таких шпиков особого не было. Правда, таких «выживших» будут проверять и перепроверять скорее всего. Но уж с этим как-то можно будет разобраться. А новых разведчиков, которые придут на смену раскрытым, можно будет отлавливать и перевербовывать. Жалко, что Служба далеко не так сильна, а ее работа не столь налажена и отточена, как деятельность СМЕРШа, но все придет со временем.