Одиссея "Варяга"

       Вообще эти дополнительные три с гаком сотни человек очень пригодились - кочегары и механики с "Корейца" и "Сунгари" сейчас трудились в машинном отделении, севастопольцы удвоили численность подносчиков снарядов, а палубные матросы с "Корейца" и "Сунгари" с казаками позволили сформировать два пожарных дивизиона вместо одного. Возможно, именно благодаря этому на "Варяге" пока удавалось быстро тушить все возникающие пожары, хотя здесь скорее все же более важную роль играло заблаговременное избавление от дерева на борту до боя.

       Когда "Варяг" и "Акаси" сблизились примерно на тринадцать кабельтовых, произошло два взаимно не связанных, но почти одновременных события.

       Во-первых, Миядзи принял окончательное решение - "Варягу" из Чемульпо сегодня не выйти. Он наделал достаточно ошибок за сегодня и может смыть свою вину перед императором только подобно великим самураям прошлого. А то, что вместо верного вакидзаси, передававшегося в семье из поколения в поколение, для сеппуку придется использовать "Акаси", что же, зато и "Варягу" после таранного удара из залива не уйти. Его крейсер слабейший из японцев, а этот сумасшедший "Варяг" со своим непредсказуемым командиром слишком опасен, так что размен оправдан. Командир русской канлодки показал ему путь, следуя которым, более слабый корабль может и должен останавливать противника. Осталось только доказать, что дух сыновей Ямато не слабее, чем у северных варваров.

       А после тарана оставшаяся тройка крейсеров наверняка сможет добить потерявший преимущество в ходе "Варяг". Что касается экипажа "Акаси" - у них есть шлюпки, а кому не повезет, по словам одной умной книги - "самурай должен ежедневно представлять свою смерть от пули, стрелы, огня или воды"! [29]

       Миядзи приказал механику увеличить ход до максимума, на который только способны машины "Акаси", и сигнальщику отсемафорить на "Такачихо" и прочим мателотам: - "Иду на таран, прошу добить "Варяг"! Тенно Хейко Банзай!".

       На "Варяге" глазастый сигнальщик с "Корейца" Вандокуров прокричал в рубку:

       - Вашвысбродь! Головной япошка какой-то сигнал поднял, заваливает вправо и отрывается от остальных, не иначе, таранить нас собирается, черт узкоглазый!

       "Ну, вот только цитат из песни мне сейчас не хватало", - подумал Руднев, наклоняясь к прорезям боевой рубки. "Ведь всю малину, гад упорный, испортит!"

       - Минеры!!! Носовой аппарат готов к залпу? Как сойдемся с "Акаси" на восемь кабельтовых, пускайте мину. Не пытайтесь попасть, лучше пусть пройдет у него по носу, тогда он вынужден будет вправо отклониться! Сгоните его с пересекающихся курсов. Понятно? Если надо, чтобы мы вильнули на курсе - сообщите на мостик. Как сблизимся с отставшей тройкой, то же самое из траверзных аппаратов правого борта - не надо пытаться попасть, постарайтесь отжать япошек к берегу, не давайте им выйти на курс столкновения!!! Скрипниченко, ты у нас сигнальный квартирмейстер? Значит, должен знать, где хранятся шары, что на мачте поднимают, когда стопорят ход. Так? Как мимо японцев пройдем, даст Бог, чтоб был с ними на корме. Кидай их за борт, и глобус из кают-компании туда же, только чтоб япошки видели!

       - Рад стараться вашевысоко... но зачем??

       - Авось в горячке примут за плавучие мины, может, хоть немного дернутся в сторону и чуток от нас поотста...

       В эту секунду очередной японский шестидюймовый снаряд взорвался на правом крыле мостика, щедро окатив боевую рубку "Варяга" осколкам. И это было второе событие, определившее дальнейший ход боя. Несколько осколков через слишком широкие прорези боевой рубки попали внутрь мозгового центра корабля. Один из них, отрикошетив от крыши рубки, распорол ногу Руднева...

       Разодрав китель, мелкий и уже изрядно замедлившийся осколок рассек кожу и мышцы на внешней стороне бедра. Рана вышла на загляденье - сантиметров двадцать пять длиной. Первой мыслью очнувшегося через пару секунд от болевого шока Петровича было: "Это же не честно! Почему, за что!? Я же прорвался!!!" Потом его накрыла вторая волна боли, через которую смутно, как через вату, доносились крики, - "Командир ранен!!! Доктора на мостик! Доктора!!! Храбростин, Банщиков, кто-нибудь, быстро в рубку!"

       Постепенно боль отступила, но накатила вновь, когда Руднев почувствовал, как кто-то перетягивает бедро ремнем. Вау...!

       Черт, это же главарт с горнистом, смешная у парня фамилия, Нагле, все его не иначе как "наглецом" называют. Ага, а вот и Тихон с бинтами... Да, блин, вовремя, хотя это не подштанники стирать... Так, у "наглеца" вроде получше выходит... Ох, а кровищи-то с меня сколько натекло, песку бы, засыпать... Господи, какая чушь лезет в голову. От шока, что ли? А вот лейтенанту бы сейчас надо заниматься своим прямым делом, а не играть в медсестру! Как это иногда бывает, ярость и вызванный ей прилив адреналина начали вытеснять затопившую сознание боль.

       - Серж, немедленно займитесь стрельбой! Наглец и Тихон справятся сами!!! Сейчас же! Нечего играть со мной в доктора, я вам не барышня кисейная...

       Черт, вместо нормального голоса изо рта вырывается какой-то свистящий шепот. Но вроде умница Зарубаев, расслышал, вытянулся во фрунт, пижон, отдал честь и снова склонился над своим аппаратом центральной наводки. С бака доносилось уже не "командир ранен", а "командир убит".

       Это что, таким милым читерским образом Вадиков папик решил зажать полтинник грина? Типа как при очередном моделировании прорыва "Варяга", когда в накуренной комнате после броска костей, показавшего попадание в мостик, представители японской команды дружно стали скандировать "Командир убит, "Варяг" возвращается в порт".

       Но, блин, как же больно-то! Даже когда на практике на заводе имени Хруничева с полсекунды трясло 380 вольт, ощущение, пожалуй, было менее хреновое. Как это можно отмоделировать? Никогда не слышал о таких глубоких, мать вашу, симуляторах реальности... Это что, выходит, все и правда всерьез, что ли? Ладно, лирика лирикой... Если не заткнуть глотки этим горлопанам на баке, то скоро весь крейсер "узнает", что командир мертв и прорыв не удался. Не допустить!

       - Нагле...

       Черт, как же его на самом деле зовут горниста-то нашего? А! Николай Августович Нагле... Немец, небось...

       - Николай, Тиша... Помогите-ка встать...

       - Вам нельзя, ваше...

       - Знаю, что нельзя, но когда нельзя, но очень хочется, а главное, надо - то можно. И вообще, ты вроде не лекарь? Поднимай! Только ногу не трожь!

       С трудом, медленно, с помощью вестового под правым плечом и горниста под левым Руднев медленно вышел, вернее, выпрыгал, на левое, целое пока еще крыло мостика.

       - Николай, уж коли ты тут, протруби "Сбор" или "Внимание", хоть что, только чтобы все заткнулись и меня послушали.

       После сигнала, набрав полные легкие воздуха, черт, дырка же в ноге, почему вдыхать-то больно, Руднев изо всех сил попытался говорить громко и уверенно:

       - Ну, кто тут орал, что я убитый? Не дождетесь, черти! Слухи о моей героической гибели сильно преувеличены. Не отлили еще япошки тот снаряд, чтобы Руднева убил! Чем кричать чушь всякую, лучше запевай, ребята! Наверх вы, товарищи...

       На этом его запас дыхания и сил для разговоров иссяк.

       Но на баке, прокричав "ура" командиру, уже радостно и в охотку подхватили полюбившуюся мелодию, и замедлившаяся было при известии о его смерти стрельба возобновилась с удвоенным темпом. Руднев с тем же почетным эскортом проковылял в рубку и попытался, отрешившись от боли, вникнуть в обстановку. Предварительно пришлось отбить попытку добравшегося, наконец, до мостика врача, коллежского советника Михаила Храбростина, уложить или хотя бы усадить раненого.