Смоленский поход (СИ)

— Видал старинушка, — показываю я Чохову на их упражнения, — а если по полю так?

Тот озадаченно чешет макушку, как видно идея что артиллерия может быть мобильна не приходила ему еще в голову. Пушкарям тоже объявляется награда, после чего я приказав отправить возок в кремль вскакиваю на лошадь и еду смотреть на постройку терема для Михальского. Его самого я, как и договорились сразу по приезду, отправил к Шерстову в сопровождении царских стольников, чтобы дворянин не вздумал финтить. Дело это как ни странно довольно распространённое. Здешние отцы семейства могут запросто на смотринах показать одну дочь, а под венец отправить другую. Особенно если та другая с каким-нибудь изъяном. Терем для Корнилия и его молодой жены, чтобы не вызывать зависти, ставили недалеко от двора с лавкой Анисима. Селились вокруг люди служивые и не бедные, но не бояре. Жить он все равно будет в кремле рядом со мной, но свой двор это уже совсем другой статус. Работа шла споро, подрядившаяся на стройку артель плотников уже вывела сруб и принималась ладить кровлю. Не обращая на меня внимания, скорее всего, потому что не узнали, трудники работали, иногда беззлобно переругиваясь между собой.

— Государь, не побрезгуешь зайти, — спросил меня негромко Пушкарев.

— Зайду, отчего не зайти, — отозвался я. Надо же узнать чем ты тут торгуешь и на какие шишы эдак развернулся. Небось обкрадываешь меня сиротинушку.

— Господь с тобой государь, все от твоих щедрот и едино твоей милостью! — скроил умильную физиономию Анисим.

У ворот нас, как водится, встретила раздобревшая и похорошевшая Авдотья с большим ковшом сбитня. Едва я успел отведать угощения и поблагодарить хозяйку непонятно откуда вылетела как молния Марьюшка и, не обращая ни малейшего внимания на присутствующих, повисла на мне.

— Почто долго не приходил? Я скучала, — было заявлено мне. — Пойдем в горницу, покажу тебе как мы с Глашей читать научились.

Делать нечего, пришлось идти и, усадив егозу на колени, с улыбкой слушать как они с сестрой читают. Поскольку успехи были неоспоримы, немедленно последовал подарок обеим ученицам в виде бус. Получив украшение, девочки с поклоном поблагодарили и умчались его примерять. Все это время Анисим с Никитой почтительно стояли рядом делая вид что им все это очень интересно. Наконец, после того как сестры ушли, Анисим выложил передо мной лист бумаги и мы втроем внимательно склонились над ним разглядывая что на нем изображено. Сам лист был разделен на четыре части. На левой верхней четверти был нарисован возок из окна которого выглядывала женщина и католический монах. Надпись над возком гласила: «Марина едет в Москву на свадьбу с самозванцем и везет с собой латинян». Рисунок рядом изображал бояр убивающих самозванца и прячущуюся женщину и монаха. Надпись подсказывала, что речь идет о свержении Лжедмитрия. На нижней половине рисунки изображали Марину с ребенком на руках венчающуюся с казаком, обряд проводил естественно католический патер. Подписано было так: «Марина нагуляла дитя и чтобы прикрыть грех венчается с казаком Заруцким». Наконец последняя часть изображала Марину в деревянной короне которой католический монах нашептывал на ухо чтобы она провозгласила себя царицей. Для пущей наглядности на деревянной короне был дубовый листок, а у монаха рога. Идея такого черного пиара возникла у меня, когда мы возвращались из похода. То, что самозванцев будет еще много, сомнений у меня не было, но если распространить такую наглядную агитацию, то рассказывать о «чудесном спасении» и «природном царевиче» будет сложнее. Первый набросок я сделал сам, но увы талантом художника господь обделил меня, причем в обеих жизнях. Однако, когда я обмолвился о своей задумке Никите с Анисимом, они неожиданно этой идеей загорелись и нашли подходящего специалиста. Технология производства лубка совершенно не сложна, на липовой доске художник рисует некую картинку. Потом резчик долотом удаляет древесину там где краска не нужна и с полученной основы делается оттиск. Потом все это раскрашивается и подписывается вручную. Идут такие лубки на ура, ибо информационный голод в данное время просто жуткий, а тут и картинка и информация. То что население неграмотно, особой роли не играет. Немногие грамотеи текст прочтут, а прочие зазубрят на память. Главное нововведение это то что картинок несколько. Такой своеобразный комикс. До сих пор картинка была только одна, и рядом текст, рассказывающий об изображенном святом или Бове-королевиче.

— Надобно наделать таких картинок побольше, да по всему царству разослать, дабы каждый мог видеть о неправде самозваной царицы, — удовлетворенно проговорил я, — а если получится хорошо, то и о прочем лубки сделаем.

— Еще и денег заработаем, — радостно подтвердил Анисим.

— Ты это серьезно? — удивился я.

— А как же государь, цена то копеечная, а расходиться будут как пироги с вязигой в базарный день.

— Слушай, а это мысль. Ты сказывал, что умелец сей не ведает на кого работает?

— Не ведает, государь, — подтвердил Пушкарев.

— Вот и славно, наберешь еще сколько то, людей. Не найдешь умельцев, не беда возьми сирот с улицы, да обучи. Дети быстро учатся, особенно когда от этого в животе от голода урчать перестанет. Соберешь умельцев сих в тихом месте, и пусть работают. Картинки с Бовой, да со святыми угодниками делают. А опричь таких картинок будут такие как с Маринкой, но про иных злодеев. Про неправды боярские, про то как семибоярщина землю русскую едва католикам не продала. Я потом подскажу чего умельцам малевать.

— Ежели про бояр поносные картинки рисовать, вся дума на дыбы поднимется, — задумчиво проговорил Вельяминов.

— Конечно поднимется, — согласился я, — я тебе больше скажу, как бояре жаловаться начнут, я велю Романову сыск учинить.

— Это как же?

— А вот так, а потому у тебя Анисим картинки в открытую будут делать только те что с Бовою, да с угодниками. А про Марину и прочее только избранные и в ином месте.

— Хитро, государь, только не пойму для чего хитрость сия?

— А чего тут понимать Анисим, — вмешался Никита, — бояр у нас вон сколько, а государь один. И по-настоящему верных слуг у него раз-два и обчелся, тут Рюмин прав. А картинками такими глядишь с боярина али князя можно спесь сбить, а государь-то и не при чем.

— Правильно, Никита Иванович, понимаешь, кроме того полагаю что как мы сие дело начнем, найдутся и подражатели, дело-то нехитрое лубок сделать. Вот их пусть ярыжки и ищут, а мы будем дело делать, а если еще и денежку малую заработаем, то и вовсе хорошо. Я то серебро для мастера буквально от сердца оторвал, до того в казне пусто. Кстати, мастер сильно пьет?

— Государь, а ты откуда о том что он пьет ведаешь? Ты же его не видел никогда.

— Ох, Анисим, судьба такая у художников на Руси, либо с горя пить когда работы нет, либо с радости когда есть. Так вот, сами поди ведаете что у трезвого на уме, то у пьяного на языке. Потому думайте как быть чтобы делу урона не было.

Разговор наш был прерван слугой, который опасливо поглядывая на меня, что-то зашептал хозяину на ухо.

— Рюмин с аглицким немцем приехали, — пояснил мне Анисим, — прикажешь позвать?

— Ты тут хозяин, — усмехнулся я в ответ.

— Ну что ты такое говоришь, царь-батюшка, все что у нас есть все токмо от щедрот твоих, — залился соловьем стрелецкий полуголова делая между тем знаки слуге, зови мол.

Вскоре дверь в горницу отворилась и перед нами предстали Клим Рюмин и представитель английской московской компании рыжий баронет Джеймс Барлоу.

— Рад приветствовать ваше царское величество, — склонился в поклоне Барлоу.

— Здравствуйте Джеймс, давненько не виделись. Вы почему-то не навестили меня как обещались. Признаться я был лучшего мнения об английской пунктуальности.

— О, прошу прощения, sire, но тогда произошли, как вы помните, некоторые события. Я счел что вы чрезмерно заняты и без меня и не стал утруждать вас…

— Короче, вы ждали чем все кончится, — перебил я рыжего баронета, — не так ли? Бросьте не надо изображать смущение, которого не испытываете. Я вовсе не в претензии, это означает в моих глазах лишь то, что вы человек осторожный. С такими людьми иногда приятно иметь дело и я полагаю, вы не станете исключением.