Силовой вариант ч. 1(СИ)

— Кто именно принимал наркотик в Баграме?

— Был тут человек… Фамилия… Черевицкий, кажется. Но ты его не ищи. Убили его.

— Кто убил?

— Не знаю. У своего руководства гэбэшного спрашивай.

— Хорошо. Когда это произошло?

— В восемьдесят третьем. Октябрь… не помню.

Аскеров прикинул — примерно в это время окончательно слег в больницу Андропов. Почки… и оттуда уже не вышел. Мингазов… сволочь, признался, что отравил Андропова, и многих других, но зачем — молчит как рыба. Видимо, и у этого — семья.

С…и…

— Допустим. Кто пришел на место Черевицкого?

— А никто, мушавер не пришел.

— То есть как. Поясните.

— Пришел Птицын. Сказал, что в наших услугах советская сторона больше не нуждается. Теперь он все будет делать сам.

— Когда это было?

— Да примерно — тогда же.

Решили отключить афганцев, чтобы не делиться. Возможно — из-за этого же убили Андропова… Нет, скорее — чтобы не мешал.

— Кто и каким образом передавал вам деньги за оказанные услуги?

— Птицын передавал. Прямо в кабинет приносил.

— Сколько именно?

— Немного. Наличными.

— Какими именно?

— Доллары. Американские доллары.

— А счета?

Бывший генеральный секретарь вскинул голову, прожег Аскерова ненавидящим взглядом.

— Какие еще счета?

— Обыкновенные. В швейцарском банке. Юнион Банк Свисс. Да ты не переживай так, мы все равно деньги снять не сможем. Просто знаем, что счет там есть. Сколько там?

— Достаточно.

Аскеров снова не стал настаивать.

— Какие именно суммы передавал вам Птицын и как часто?

— Десять… пятнадцать тысяч… каждый месяц.

— Долларов США? Десять-пятнадцать тысяч долларов США?

— Долларов США.

— Хорошо. Кто еще в афганском руководстве был в курсе схемы?

— Кармаль был.

— Еще?

— Не знаю. Про Кармаля знаю точно.

— Лаек?

— Не знаю, говорю же, мушавер.

— Хорошо. Кто убил полковника Кулакова?

Наджибулла усмехнулся.

— Ты еще спрашиваешь, мушавер? Ты его убил…

Аскеров покачал головой.

— Я не убивал Кулакова.

— Как знаешь — легко согласился Наджибулла — но и мы его не убивали. Не убивали мы его. Ищи у себя, кроме ваших — некому.

— Найдем. Как часто вы контактировали с Птицыным после конца восемьдесят третьего?

— Часто. Как и раньше. Он ведь мне платил.

— То есть как — платил?

— Так и платил, мушавер. Деньгами.

— Сколько?

— Семь… десять тысяч.

— Долларов США в месяц?

— Их самых. Долларов США в месяц.

Шайтан… как же просто. И какие мы все-таки дураки… Как облажались… с Амином, с Кармалем, со всеми. Никому просто в голову не приходило, что лояльность этих брехунов, рассуждающих о коммунизме как дикарь о высокой кухне — стоит ни много, ни мало — десять тысяч долларов США в месяц. Гнали сюда… стволы, муку, машины, строили им заводы на халяву. Но все, что они стоили, все вместе, всем их головотяпистым кагалом — это десять тысяч долларов США в месяц.

Уму непостижимо.

— Кому еще кроме вас Птицын приносил деньги?

— Это не знаю, мушавер. Про себя знаю — скажу. Про других — не знаю.

Им же цена всем в базарный день — смятый трешник…

Генерал Аскеров вспомнил своего отца — тот после того, как пришел с войны устроился в милицию, дослужился до начальника РОВД. Вспомнил, как тот искреннее плакал, несколько дней плакал и скрипел зубами, и был чернее тучи, так что домашние боялись подойти — когда одного из его подчиненных поймали на взятке. Помнил радость отца и опасливое восхищение соседей, когда он, ефрейтор пограничных войск, прибыл на десятидневную побывку к себе на родину. Зеленые петлицы, значок отличной боевой и политической…

А эти… Тот же… товарищ Наджиб, как он себя называл. Когда Кармаль бежал из Афганистана — этот был послом в Иране. Тоже бежал — но не забыл с собой кассу посольства прихватить. Все — проститутки дешевые… э, кутарингесси джаляб…

Некстати подумалось — хорошо, что отец так рано умер, да простит Аллах такие мысли. Он умер с гордостью за своего сына. Он не пережил бы позора, если бы узнал, что его сына, тогда уже полковника КГБ посадили в тюрьму, он не принял бы его дома, он просто не понял бы — что ему не говори. Хотя нет… он умер бы от горя, увидев своими глазами что творится в стране…

— Сменим тему. Вопрос — назовите пункты, через которые проходил контрабандный транзит героина. Это был Ташкент?

— Какой Ташкент, мушавер… ничего то ты не знаешь. Ташкент слишком часто проверяли. Это был аэродром в Оше, там какие-то ваши авиаполки базируются. Оттуда дальше.

— Куда — дальше?

— И этого я не знаю. Я знаю, откуда ваши борты приходили. Дальше — не знаю, ищи там, мушавер.

— Найдем. Следующий вопрос. Про кого еще из советских военнослужащих, советников, иных лиц с советским гражданством вы знаете, как об участниках схемы наркотранзита.

— А вот этого — не скажу, мушавер.

— То есть, как — не скажете?

— Так. Выполни то, что обещал — тогда поговорим.

— Запись прерывается…

Генерал Аскеров нажал на кнопку. Наджибулла старался не смотреть допрашивающему его мушаверу в глаза.

— Играешь… — неопределенно сказал москвич.

— Мое дело. Пока семьи не увижу — ничего не скажу. Мне все равно — что жить, что умирать, мушавер. Если надо — так и расстреляйте меня за то, что я сделал. Семье жить дайте. Об одном прошу, мушавер, семье жить дайте. Как братьев вас прошу…

Генерал спрятал диктофон в карман, поднялся со стула.

— Вовремя ты о братстве сейчас вспомнил. Козел.

— Подожди! — Наджибулла остановил генерала у самой двери.

— Ну?

— Ты кое-что не понял, мушавер. Кое-что очень серьезное не понял. Ты думаешь, это мы все затеяли: я, Кармаль и несколько нехороших людей в командовании контингента и КГБ? Нет, мушавер, это не так. Все с верха шло, с самого верха. С вашего верха. Кармаль в Афганистан приехал — он про это уже знал, готовился это делать.

— Бред какой-то.

— Это так, мушавер, хлебом клянусь. Рафик Кармаль при мне ругался, говорил, что Советы войну затеяли и нас втравили.

— Не только он это говорил. Вы все это говорили.

— И я говорил, мушавер, но дело не в этом. Вы и в самом деле эту войну — сами затеяли. Ты сейчас пойдешь звонить — подумай хорошо, кому ты будешь звонить. Как бы не получилось так, что ты позвонишь самому злейшему врагу.

— Назови мне их, чтобы этого не произошло.

— Не могу, мушавер, да я и знаю то их не всех. Но семью в Москву привезешь — назову. Кого знаю.

— Тогда сиди. Жди. И молчи.

Генерал вышел из комнаты, аккуратно закрыл дверь.

— Никого к нему не пускать, никого. Следите, чтобы он не совершил самоубийства. Если ему принесут еду и воду — требуйте, чтобы тот кто принес, попробовал все это сам. Обыскивайте каждого, кто входит, и никакого оружия.

— Нам довели при постановке на пост… — сказал один из охранников.

— Сохраните его, ребята. Сохраните — «За отвагу» получите, только за то, что несколько часов тут стояли. Нет — в дисбате сгниете…

Когда генерал ушел, охранники переглянулись. Потом один из них кратко высказал все, что думает по этому поводу. Нецензурно.

Генерал зашел в центр связи базы. Когда он шел сюда в голове мелькнула мыслишка, а что если и… Но тут же — он упрекнул себя. Человек, который его сюда послал — он же его считай и из тюрьмы вытащил, и не только его — многих. Он его сюда послал и задание дал… не может быть, чтобы и он… Не на себя же охотиться.

— Покинуть помещение! — приказал генерал- Аскеров, когда настроили связь с Москвой, — всем, включая дежурных операторов.

— Но… не по инструкции же…

— Кто из дежурных знает азербайджанский?

— Никто, товарищ генерал.

— Хорошо, дежурные остаются, все остальные — вон. Быстро!

Про себя он решил — если говорить на азербайджанском, те, кто будет слушать — должны будут сначала найти переводчика, потом все это перевести. Переводчика найти не так то просто. Так он выиграет хоть пару часов…