Ветвь оливы

— А куда, собственно, девают трупы? — поинтересовался я.

— За городскими стенами выкопали ямы, — ответил Пуаре. — Главным образом — туда. Некоторых сбрасывают в реку. Но зачем ее травить? — он пожал плечами. — А некоторых, кого повезет, доставляют в катакомбы.

Лувр тоже был пропитан смешанными миазмами. Заметив, как я украдкой повожу носом, Теодор тихо усмехнулся:

— Приходится жечь благовония.

— Неблагодарное занятие, — посочувствовал я. И подумал, уж не из подобных ли соображений неунывающая герцогиня де Ла Гранж вылила на корзинку с цветами столько духов. Может быть, мы зря над ней потешались.

Пуаре свернул в неприметный переход.

— Куда это мы?

— Тс… — прошипел он ныряя за занавеску и сворачивая в следующий коридорчик. — Надо, чтобы тебя видели как можно меньше. Хотя бы пока что…

Это при том, с какой помпой мы приехали в карете? Правда, после этого мы сразу двинулись к одному из боковых входов, а не к главному, будто на встречу к какой-нибудь фрейлине или для каких-то сугубо казарменных дел.

То, как мы передвигались, живо напоминало рассказ Рауля. Должно быть, теперь это обычное дело. Один запущенный коридор сменялся другим, и наконец мы остановились у неприметной двери, невыразительной и рассохшейся.

— Вот и все, — отрешенно сказал Теодор. — Дальше ты пойдешь один. Там тебя должен кто-то встретить и проводить. Я подожду тут неподалеку. Удачи.

Я окинул его заинтересованным взглядом. В меру похоронен, но не слишком.

— И долго будешь ждать?

Он пожал плечами.

— Мне еще везти тебя обратно. — Прозвучало с каким-то сомнением.

— Что ж, ладно. — Я положил руку на дверь.

— Постой… Оружие ты должен оставить здесь.

Я обернулся и посмотрел на него в упор:

— Точно должен?

Перевязь, поддерживающую левую руку, я снял еще в карете, под предлогом обычной вежливости — а на самом деле, чтобы не мешала. Теодор, разумеется, предупреждал, как мог.

А ведь мог бы поведать, каким путем мы должны пройти. Одно это показало бы, почему он беспокоился. Но он этого не сделал. Катакомбы, стало быть?..

— Ладно. — Одой рукой я отстегнул пряжку и Пуаре сам подхватил портупею с пристегнутой рапирой и дагой.

На мой пристальный вопросительный взгляд он кивнул.

— Теперь все.

Давно меня зная, он мог хотя бы спросить, нет ли при мне чего-нибудь еще. Но он не спросил. По его глазам я видел — он знает, что есть. Но тут уж он готов был рискнуть.

Косвенно это говорило о том, что он не уверен в том, что это действительно опасно. Если бы ему дали знать точно и дали прямое указание, то обнаружься потом при мне что-то, ему не сносить головы. Но он только подозревал и не собирался лишать меня всех шансов, уповая все же на то, что все обойдется само собой.

Пуаре неуловимо подмигнул, я слегка кивнул ему в ответ и толкнул рассохшуюся створку. Шагнув за порог с показной беспечностью, я переместил ушки на макушку и приготовился к сюрпризам. Бисер перед свиньями. Комната была пуста, если не считать развернутого ко мне спинкой старого кресла. Все в точности как рассказывал Рауль. В замызганное, а вернее еще и в забитое наполовину доской окошко сочился тусклый свет. Я плавно прикрыл за собой дверцу, хоть глаза еще не совсем привыкли к полумраку, и не очень удивился, расслышав тихий смешок. В кресле кто-то прятался. Но судя по звуку, кто-то нестрашный.

— Всегда мечтал увидеть привидение, — сказал я вслух, поощряя последнее появиться на сцене.

Из-за высокой спинки старого кресла, в котором, по слухам, некогда нашел себе пристанище мертвец, выглянула симпатичная маленькая фрейлина в хрустящем кремовом платье со стоячим кружевным воротничком и с лукавой улыбкой присела в реверансе. Очень хорошенькая и совсем молоденькая — лет пятнадцати, не больше. Ее глаза блестели в сумраке как большие яркие бусины.

Определенно, подобный сюрприз был куда приятней того, что подвернулся тут Раулю.

— Очарован, мадемуазель, — признался я, с удовольствием галантно поклонившись в ответ.

— Виконт де Ла Рош-Шарди? — уточнила маленькая фрейлина веселым голоском, напоминающим щебет певчей птички. Я подтвердил это предположение дружелюбным кивком. — А меня зовут Анжелика де Ла Кур, — она мило качнула аккуратной головкой в жемчужном уборе, стягивающем плотно уложенные косы. — Надеюсь, по пути сюда у вас не возникло никаких затруднений?

— Абсолютно никаких, мадемуазель де Ла Кур, — заверил я.

Она легонько пожала плечами и как бы по секрету добавила с извиняющейся улыбкой:

— Мадам немного беспокоилась.

Мадам — ясное дело, кому она служит, стоит лишь взглянуть на посланницу. Я был совершенно уверен, что она не имела в виду ни мадам Елизавету, ни мадам Маргариту… И уж тем более, она не имела в виду короля. Что ж, никто не обещал, что он непременно должен быть у себя. Почему бы ему не быть в этот момент у матушки? Или она просто хочет перехватить меня раньше?

— Она ждет вас, и я вас провожу, — заключила фрейлина, как нечто само собой разумеющееся.

Анжелика де Ла Кур подошла к стене, завешенной выцветшей тканью, приподняла тяжелую пыльную материю, и просунув внутрь свою детскую ручку, нажала на рычаг. Восхитительно… совсем не таясь. Или это уже не такой уж секрет? Часть стены ушла вглубь, пахнуло сыростью.

едва не пробормотал я вслух. Эх, сколько же времени прошло с тех пор, как мы занимались археологией и сочиняли по этому поводу дурацкие стишки на замогильные темы?..

Анжелика деловито просеменила обратно к креслу и взяла оставленную там свечу. Зажечь ее ей удалось не сразу. Пришлось прийти на помощь. Потом я забрал у нее подсвечник, достаточно увесистый, чтобы подобный жест казался элементарной вежливостью, и подал руку, заранее предупредив, чтобы она не слишком в нее вцеплялась. Она проявила понимание. Поначалу. Но когда мы вошли в тоннель, ее хватка вдруг стала ощутимой. Впрочем, она поспешила исправиться, виновато пробормотав:

— Простите. Я немного боюсь привидений.

— Серьезно? — спросил я, решив, что несерьезность ее развеселит. — А они тут есть?

Это была ошибка. Анжелика сильно содрогнулась, снова дернув меня за руку.

— Вы шутите?!

— Да… надо полагать, — осторожно выдохнул я, отпустив прикушенную губу. Сам виноват.

Колеблющееся пламя свечи мало спасало от мрака, хотя блики разливались, мерцая, по тонкому слою влаги, покрывавшей своды. Под ноги нам попалась черная яма. Мы аккуратно ее обошли, пол ведь был довольно скользким.

— Осторожнее, — прошептала фрейлина. — Тут есть еще и ловушки и лучше их не задевать.

Я заглянул в черную пустоту очередной ямы.

— Да, жутковато.

На ее месте я бы определенно боялся тут не привидений.

— Ничего, я знаю, где тут безопасно, — ободряюще отозвалась Анжелика. От нее исходило приятное тепло, как от свернувшегося комочком котенка.

Но вот наконец и тупичок с нишей… А в нише — молоточек. Я едва удержался, чтобы не потянуться к нему, уже зная, куда надо постучать этим легендарным гномьим орудием.

Анжелика сама постучала молоточком в дальнюю стенку углубления и отступила назад. Мы подождали немного, и вскоре часть стены сдвинулась, плавно отъезжая в нашу сторону, а за ней открылась комната, освещенная множеством маленьких свечей, хотя был еще день. Анжелика забрала у меня свечу, погасила ее и, вся подтянувшись и посерьезнев, на цыпочках вошла в комнату, я последовал за ней. Стена за нами бесшумно закрылась, став лишь зеркалом в черной раме.

Прямо перед нами стоял темный резной стол, на котором громоздились среди теней книги и свитки. За столом, над книгой, лицом к нам, сидела пожилая женщина (кто же открыл дверь? — подумал я, — или ближе к столу находился еще один рычаг?) Тяжелые неподвижные складки темного платья окутывали ее как каменные драпировки плакальщиц работы Микеланджело. Веки ее были полуопущены, спокойное лицо светилось легкой желтизной слоновой кости, оно казалось неожиданно гладким и все еще красивым, хотя, как известно, южная красота увядает рано.