Подменный князь

Вероломное убийство произошло на плоту, стоящем на самой середине реки, под ярким утренним солнцем. Его хорошо видно было с обоих берегов реки, и оба берега закричали одновременно. Вопль поднялся со стороны лагеря Вольдемара – это был звериный рык воинов, готовых ринуться в кровавый бой за добычу. А с киевского берега несся многотысячный крик отчаяния и возмущения.

– Здорово, – сказал я, переводя дыхание. – Просто класс! Знаешь, милая, теперь я окончательно убедился: народ у вас тут серьезный, ничего не скажу.

Любава, сидя на траве у самой кромки воды, рыдала. Не от нервного потрясения, конечно. Она рыдала оттого, что на ее глазах все надежды пошли прахом. Она-то рассчитывала проникнуть в Киев под защиту князя Ярополка и освободить Рогнеду. А теперь мертвое тело несостоявшегося избавителя лежало на плоту посередине Днепра.

– Успокойся, – стараясь подбодрить девушку, сказал я. – С Блудом-то ничего не случилось. Он-то как раз остался целехонек. Меня он вообще приглашал заходить запросто, а ты со мной, так что…

– Блуд? – мгновенно прекратив рыдать, переспросила Любава. – Блуд приглашал тебя? Почему?

Она утерла слезы и теперь смотрела на меня, покрасневшая от переживаний, но очень красивая.

– Я ведь лекарь и умею лечить разные болезни. Вот Блуд и захотел полечиться, наверное, – ответил я. – А почему бы и нет? Мужчина он уже в возрасте, а судя по тому, что у него большой гарем, не чужд разных излишеств. Надо полечить старика.

– Блуд – главный человек в Киеве, – тихо произнесла Любава. – Это я точно знаю. Свенельд часто говорил об этом Рогвольду, я слышала. Да это и не секрет. Все знают, что именно боярин Блуд посоветовал Ярополку убить отца – князя Святослава. Блуд все и подстроил.

Любава пристально глядела на меня, словно ожидая реакции на свои слова. Но после всего виденного здесь, да и слышанного тоже, удивить меня было уже трудно.

– Милые люди, что тут сказать, – невольно усмехнулся я. – Тем не менее, мы с тобой непременно отправимся навестить Блуда.

– Но почему? – так и не могла понять меня девушка.

– Хотя бы потому, что больше нам просто некуда идти.

На самом деле, помимо всех прочих соображений, я вспоминал свой сон, который недаром мне снился. Какую главную мысль хотел довести до меня отец? Он дал мне понять, чтобы я не пугался, плыл по течению, что все под контролем. А что делать, ты сам поймешь – вот как он сказал…

А на тот момент обстоятельства складывались так, что, кроме визита к Блуду, у меня не было иной дороги.

Крики с нашего берега усилились. Вольдемар, подскочив к неостывшему трупу своего брата, поддел его сапогом и сбросил в воду. Вздувшийся красный плащ мертвого киевского князя поплыл вниз по течению.

Это послужило сигналом для всего войска. Струги с сидящими в них воинами отчалили и стремительно понеслись наперерез реки к киевским пристаням. Быстрота и натиск всегда были главными союзниками завоевателей.

Мы видели весело взлетающие ряды длинных весел, развевающиеся на ветру бороды Вольдемаровых воинов и блеск приготовленного к бою оружия.

Но битвы не случилось, как не нужен оказался и штурм города. Когда струги оказались на середине реки, в рядах защитников Киева началось движение. Засверкали на солнце мечи, столкнулись в схватке копья, взлетели над головами боевые топоры. Как мы узнали впоследствии, это по сигналу воеводы Свенельда киевские воины бросились на «ближнюю дружину» убитого князя. Кого-то убили, а кто-то успел убежать, но после гибели Ярополка защитников у Киева просто не оказалось. Ближняя дружина исчезла, а основное киевское войско перешло на сторону конунга Вольдемара.

Правда, воины самого Вольдемара были обескуражены. Их струги причалили к берегу, где уже стояли сам Вольдемар, а с ним – Блуд, Свенельд, другие бояре и полностью вооруженное киевское войско. Вроде бы Киев был взят, цель достигнута, но воины недоумевали: а когда же будет добыча? Ведь именно ради добычи пошли они с севера сюда за Вольдемаром.

Впрочем, мы с Любавой не стали больше смотреть, а вернулись в свое дупло. Все и так было предельно ясно, и мне следовало подумать о дальнейших действиях.

Показываться в Киеве сегодня мне совсем не хотелось. Пересечь Днепр и оказаться в большом чужом городе, в который вошла иноземная армия, – это значило подвергать себя смертельной опасности. Стать жертвой какой-нибудь дикой выходки разбушевавшихся воинов было бы очень обидно. Тем более что после запомнившегося мне сна я постоянно возвращался к нему мыслями, пытаясь разгадать, для чего я оказался здесь. Что от меня требуется?

Вопрос о том, кто или что забросил меня в этот мир, я сразу отметал, как не имеющий ответа. Мои запросы были гораздо скромнее: я жаждал хотя бы просто понять, что этим неведомым силам от меня нужно. Для чего я тут?

Поняв это, я смогу поступать правильно и в конце концов останусь в живых. А может быть, даже за хорошее поведение меня закинут обратно – в мой мир, в XXI век, в Москву или хотя бы туда, откуда забрали – в Полоцкий район Республики Беларусь…

Но здешний мир был очень плохо приспособлен для размышлений. В этом я уже успел убедиться прежде и получил подтверждение теперь, едва мы с Любавой приблизились к «нашему» дубу…

Прямо под деревом сидел человек. Он не говорил ни слова и молча смотрел на нас, словно ожидал наших действий.

Любава ойкнула и остановилась. Остановился и я, на всякий случай горько сожалея о том, что, впопыхах вскочив утром, оставил в дупле свое ружье. Теперь до него было уже не добраться.

Человек был на вид довольно молодой, хотя трудно определять возраст людей, заросших волосами до самых глаз. Темные волосы спускались ниже плеч и ни с какой стороны не были подстрижены. Кудлатая шапка волос закрывала лицо со всех сторон и прядями спускалась даже ниже лба, отчего глаза лишь проглядывали. К тому же человек не мыл голову уже очень-очень давно, явно не меньше года, потому что волосы слиплись в однородную массу. Оставалось лишь догадываться о тех мучениях, которые доставляют при этом вши…

Борода же спускалась на грудь, а на лице закрывала почти все щеки. Из одежды на человеке не было почти ничего. Точнее, его наряд состоял из одного предмета – длинной, почти до пят шубы, крытой кожей, с облезлым заячьим мехом внутрь. Одеяние это было надето на голое тело, в чем я позже неоднократно убедился.

Босые ноги с желтыми пятками вызывающе торчали наружу.

После всех своих приключений и неожиданностей, подстерегающих на каждом шагу, я к тому времени уже окончательно утратил способность пугаться. Юмор и ирония остались единственными моими защитниками. Только так я мог надеяться не сойти с ума.

– Ну, что ж ты остановилась? – спокойно обратился я к застывшей на месте Любаве. – Смотри, какой красивый мужчина. Наверное, он хочет с нами познакомиться поближе.

Незнакомец продолжал молчать, не отрывая от нас своего мутного взгляда. Уж не глухонемой ли он? И не совсем ли дикий человек? А что, если он сейчас вдруг как зарычит, да оскалится, да как кинется на нас!

Что тогда? На помощь звать некого, а сам я справлюсь ли с ним? Как знать, а вдруг он будет кусаться…

– Здравствуй, добрый человек, – на всякий случай миролюбиво сказал я, подходя поближе.

К моему удивлению, человек сразу ответил приветствием.

– Кто ты? – спросила вдруг Любава, боязливо стоявшая у меня за спиной.

– Я здесь живу, – спокойно произнес незнакомец, вежливо поджимая босые ступни и подтягивая их под шубу. Вставать он не собирался.

– Где ты живешь? – переспросила Любава, и тогда человек кивком головы указал на «наше» дупло.

– Вот здесь, – сказал он. – Здесь я живу уже долго.

Мы во все глаза смотрели на него, не зная, чего следует ожидать, а он, сидя на траве, совершенно невозмутимо снизу вверх разглядывал нас.

– Меня зовут Захария, – вдруг добавил он и неожиданно широко улыбнулся. Рот у Захарии был щербатым, в нем не хватало изрядного количества зубов, но сама улыбка оказалась чудесной, обезоруживающей и сразу осветившей его лицо. Так улыбаются несмышленые дети и еще некоторые сумасшедшие.