Иностранные известия о восстание Степана Разина

27. Так решилась судьба бунтовщиков, а главу их, Разина, загнали в тесные и пустынные места, и сотенный начальник Корнила Яковлев ласковыми речами убедил его в том, что война, как он сам видит, пришла к концу и что теперь нужно вместе отправиться к царю и там самому молить о прощении, самому защищать себя, самому рассказать о тех обидах, которые были ему нанесены. Разин, потерявший уже веру в себя и отчаявшийся в своем деле, слушается советчика. А поскольку поначалу с ним обходились ласково и почти так, как если бы он был свободен, то стараниями Корнилы в сопровождении многочисленного отряда – на самом деле это была стража – удалось привезти его в столицу рутенов Москву (С. Разин, как известно, попал в руки войскового атамана Корнилы Яковлева не в результате уговоров, а после того как в апреле 1671 г. домовитые казаки во главе с Яковлевым осадили и сожгли казачий городок Кагальник, в котором находился Разин (Кр. война, т. II, ч. I, с. 100, 101; т. III, с. 33 – 34, 44, 50).).

28. Он не достиг еще города, когда навстречу были высланы две тысячи стражи, чтобы охранять его покрепче: они схватили его, надели оковы на шею и ноги и поставили под виселицу, возвышавшуюся прямо на повозке. За ним, привязанный цепью, шел его брат Фролко, обвиняемый по тому же делу и тоже закованный, чтобы подвергнуться наказанию наравне с братом. Их обоих доставили в Москву (Описание привоза Разина в Москву в основных чертах совпадает с тем, что имеется у других иностранцев – очевидцев событий: Рейтенфельса (с. 119), автора «Сообщения…» (Записки иностранцев, с. 114) и Т. Хебдона (Записки иностранцев, с. 130). Новое у Марция заключается лишь в указании количества стражи (две тысячи), высланной из Москвы для конвоирования Разина и его брата. Наиболее детальное и, вероятно, точное описание конвоя Разина содержится в письме Т. Хебдона (Записки иностранцев, с. 130).). На допросах Разин так твердо переносил пытки, что, несмотря на множество изобличавших его улик и свидетельств, не мог рассматриваться как изобличенный и осужденный на основании собственных своих показаний (Данное замечание автора любопытно со стороны судопроизводства того времени. Разин своей стойкостью и молчанием при пытках сорвал основной довод доказательности – признание вины подсудимым, даже если признание получено в результате применения пытки.). Но поскольку предстояло слишком долго вести следствие по делу, и без того ясному, то решено было, что в интересах государства надо поспешить с казнью и положить конец ходившим в народе толкам о причинах и истоках этих событий, чтобы не будить ненависти ко двору и новой угрозы для царя. И вот его привели к месту казни. Он выслушал смертный приговор, но, решительно не умея измениться к лучшему, еще более держался своей непокорности. Так что можно поверить, что он совсем забыл себя и думал не об искуплении своей вины, не о предстоящей ему перемене, но только о своем нынешнем позоре.

29. И действительно, когда его передали палачу, он нимало не озаботился тем, чтобы душой приготовиться к смерти; напротив, движения его выражали гнев и ненависть, и видно было, что он предпочел бы, чтобы Россия погибла от злой напасти, чем спасалась его погибелью. Казнь была публичной, и, чтобы мучения его были страшнее, сначала отрубили ему руки, потом ноги; но он принял эти удары, ни одним вздохом не выдав своих страданий. Он был так непреклонен духом, что не слабел в своем упорстве и не страшился худшего, и, уже без рук и без ног, сохранил свой обычный голос и выражение лица, когда, поглядев на остававшегося в живых брата, которого вели в цепях, окрикнул его: «Молчи, собака!» ((По-русски multschi sabacka. По-русски же и боевые кличи: notschay («неожиданно») – в бою под Мурашкином и hoyd'a podiom («давайте пойдем») – в сражении у Лыскова.). Таково было неодолимое бешенство тирана: раз он не мог прибегнуть к оружию, он решил мстить молчанием, и даже пытками не могли принудить его рассказать о злодейских путях и тайнах его преступных дел. Именно поэтому в смертный час он попрекнул и выбранил своего брата, считая для себя горестным, а для брата постыдным, что тот, прежде его сотоварищ и помощник во всех делах, теперь не в состоянии был отнестись к смерти с презрением. Действительно, тот стал просить, чтобы ему позволили говорить с царем, и варвар понял это так, что из страха смерти брат решил выдать все его дела, тайну которых он хотел сохранить. О чем тот говорил царю, когда его отвели с места казни, точно неизвестно (Фрол Разин при виде казни брата крикнул: «слово и дело государево», – после чего его повели в застенок Приказа тайных дел (Записки иностранцев, с. 115). Эти слова несомненно слышал Степан Разин, когда, будучи лишен конечностей, крикнул брату: «Молчи, собака!». На новом допросе Фрол сказал: «Как де его пытали во всяких ево воровствах, и в то де время он второпях и от многой пытки в память не пришол». Он сообщил, что его брат запрятал в засмоленный кувшин «воровские письма» и закопал их на одном из островов Дона (Кр. война, т. III, с. 94). Предпринятые по наказу царя поиски закопанного кувшина не дали результата (Кр. война, т. III, с. 170). Казнь Ф. Разина была отсрочена почти на шесть лет.). Мне довольно и того, что для Разина неприятно и совсем не безразлично было заподозрить – вполне, впрочем, основательно и справедливо, – что брат откроет его желания и цели. Царь потом смягчился этим признанием и не казнил его тогда, считая, что достаточно держать его под стражей, потому что он заслужил, чтобы потомки отличали его от брата не только по его раскаянию, но и по мере наказания.

30. После этого Разин, непреклонный перед мучениями и самой неизбежностью, был предан казни; голова, руки и ноги насажены были на заостренные колья, а обрубок тела брошен псам. Безобразно разодранный и истерзанный, он являл отвратительное зрелище, ему самому в поношение, а другим в виде урока (Это был о 6 июня 1671 г.), иного конца и не заслужил тот, кто изменил своему государю, был врагом и предателем своего отечества.

ИЗВЕСТИЯ О ВОССТАНИИ С. РАЗИНА В ЗАПАДНОЕВРОПЕЙСКИХ ПЕРИОДИЧЕСКИХ ИЗДАНИЯХ И ХРОНИКАХ XVII в.

Среди иностранных источников о восстании С. Разина особое место занимают известия, появлявшиеся на страницах тогдашних газет и других продолжающихся изданий. Эти сообщения служили в свое время основным видом информации западноевропейской читающей публики о событиях в России и уже в силу этого представляют несомненный интерес для историков.

Публикуемые ниже газетные заметки и составленные на их основе рассказы тогдашних исторических хроник воссоздают хотя и неточную, и противоречивую в деталях, но в целом весьма широкую картину народного движения, сотрясавшего на протяжении ряда лет крупнейшее государство Европы.

Во второй половине XVII в. сообщения о событиях в России появлялись на страницах западноевропейских газет более или менее регулярно (По подсчетам М. Бельке, на 36 000 страницах сохранившихся немецких газет 1609 – 1649 гг. о России говорится 750 раз, т. е. одно упоминание о России приходится на 48 страниц. В 1650 – 1689 гг. количество информации о России увеличивается примерно втрое: о «московитских делах» упоминается на каждой шестнадцатой странице немецких газет (М. Wе1kе. Russland vor Peter dem Grossen im Spiegel deutschen Presse des 17 Jahrhunderts. – Jahrbuch der Wittheit zu Bremen, 1969, Bd. 13, S. 109 – 112).), в особенности после установления в 1660-х годах почтовых линий, соединявших Россию с Западной Европой. Одна из этих линий шла из Москвы через Псков и Ригу и далее по Балтийскому морю в Гамбург, а другая соединяла Москву через Вильно и Варшаву с Центральной Европой. Срок поступления известий из России в Германию составлял 3 – 4 недели (В заметке из Москвы от 17 августа 1668 г. гамбургская газета «Северный Меркурий» («Nordischer Mercurius») сообщала: «Его царское величество установило хороший порядок в почтовом деле, так что впредь письма из Гамбурга сюда [в Москву] будут приходить совсем иначе, чем прежде, и смогут быть доставлены за 20 дней или, самое большое, за 21 день. Если учесть длину пути, то это и вправду очень хорошо».), во Францию – до 1.5 месяца.