Атаман. Гексалогия

Я подтянул стропы, испробовал тормоз. Буер встал. Я развернулся и отправился в обратную дорогу. И сразу почувствовал разницу – на ветер под углом купол тянул хуже.

Всё‑таки я посадил за собой Васятку, и мы поехали по реке. К нашему удивлению, вскоре показалась моя деревня. На лошади в Смоляниново скакать и скакать, а тут – по льду, как по асфальту. Здорово! Пожалуй, у меня теперь есть зимний транспорт.

Я зашёл в деревню, коротко переговорил с Андреем, и мы пустились в обратный путь. Теперь я сидел сзади, а буером правил Васятка. Сначала не всё получалось гладко – буер рыскал, но когда мы подъехали к причалу, парень уже освоился. Сам ловко подтянул стропы, погасив купол, и затормозил. Пацан сиял, как новый рубль. А как же? В городе ни у кого такого нет!

Пожалуй, буду брать Васятку в поездки на буере – пусть учится, привыкает. Плохо только, что буер одноместный. А двухместный делать – тяжеловат получится, корпус деревянный. Сюда бы пластик да алюминий.

Дома только и разговоров было, что о поездке. За ужином Васятка все уши прожужжал Елене о буере. Пора, наверное, вводить парня во взрослую жизнь – боярская стезя далеко не такая сладкая, много надо знать и уметь.

Следующим днём было воскресенье, и мы отправились в церковь на службу – так заведено было на Руси. Ощущал я себя русским, православным, и службы посещал, не то сочли бы безбожником. Пожертвовал церкви от выигранных на спор денег десятину – пять рублей, что было в русских традициях. Десятую часть от прибыли жертвовали все – купцы, ремесленники, крестьяне, воины.

Еще пять рублей мы потратили на торгу. Надо было и Елену приодеть, и Васятку – всё‑таки боярыня и боярский сын. Пусть и не столбовые дворяне, но не след в старом ходить. Лене я выбрал лазоревый сарафан, обильно украшенный вышивкой, кику шёлковую, бархатную безрукавку, Васятке – ферязь тонкую, летнюю, порты с гашником, жупан и мягкие башмаки из козьей кожи. А уж мимо лавки златокузнеца жена пройти просто не смогла. В цвет кики выбрала себе понизь из бисера, а я добавил шейную гривну.

Дома оба вертелись перед зеркалом, примеряя обновы. Воистину – хочешь поддерживать благосклонность женщины – балуй её подарками.

Меж тем пришла весна с её ледоходом, разливом рек и непроезжими дорогами. Я был рад, что Андрей успел завезти в деревню соль, перец, и ещё кое‑что по мелочи. Мука, зерно, крупы были теперь свои, все припасы хранились в амбаре.

Как только дорога подсохла, я на коне отправился в деревню – ведь не был там месяц. Ещё подъезжая, услышал стук топоров и увидел многолюдье на пригорке. Я направил коня туда.

На каменном фундаменте, заложенном ещё осенью, уже красовались четыре венца брёвен. Я обрадовался: церковь начала строиться – знак добрый.

– Андрей, – поздоровавшись с приказчиком и холопами, спросил я, – откуда столько народу?

– Делать сейчас в поле нечего – сеять рано, а к Тучкову в церковь нашим ходить далеко, вот и решили люди помочь плотнику. Думаю, дней через десять со стенами закончим.

Подивился я, но и обрадовался. Не деревня будет, а село. Теперь загвоздка только в священнике да колоколе.

– Андрей, о церкви подумали, а об избе для священника и его семьи?

– Сделаем, только покажет пусть, где ставить.

Мы обговорили хозяйственные мелочи, и я поскакал в город. Вёрст через десять обогнал интересную процессию. Лошадь тащила гружёную повозку, а к ней была привязана за оглобли ещё одна повозка, в которой сидели дети. Обочь шли мужики с бабами.

Я остановился, развернул лошадь.

– Здоровьичка всем!

В ответ – поклоны, нестройное: «Здравствуй, барин».

– Не барин я – боярин. Откуда путь держите?

– Из Литвы проклятой, совсем паны да ксендзы замучили.

– Сбежали, стало быть?

Мужики втянули головы в плечи, затравленно глянули на меня.

– Совсем житья не стало. Батрачили с утра до ночи, а детям есть было нечего.

– А что лошадь одна на две повозки?

– Так вторая пала в дороге – сена не припасли: пан траву запретил косить, а новая не выросла.

– Чем на жизнь зарабатывали?

– Тебе‑то, боярин, какой в том интерес?

– Стало быть, имею, коли спрашиваю. По моей земле едете.

– Бортник я, – глухо сказал один.

– А я – медник, колокольчики да била делал.

Хм, а не взять ли их себе в холопы?

Бортник, или по‑современному – пчеловод – нужен. Весь мёд уйдёт на постоялый двор – медовуху делать, сбитень, сыто, да и зимой просто так есть можно. С медником, конечно, сложнее.

– Ко мне в холопы или закупы пойдёте?

Мужики переглянулись, пошептались.

– А условия какие?

– Избы каждому дам. Бортник пчёлами заниматься будет. А медник, коли захочет, пусть своим делом занимается, а не захочет – пусть землю пашет.

– Своим делом хочу заниматься – у меня на телеге весь инструмент есть. Дед мой, отец – все медниками были.

– Прибыль – пополам. Бортник мёд сдавать на постоялый двор будет – он на перекрёстке стоит, вы его проезжали. Это выгодно – в город возить не надо, время тратить, мыто платить. Всем в деревне распоряжается мой приказчик, Андрей. За вами долгов или других грехов нет ли?

– Упаси Бог!

– Тогда поворачивайте назад – тут недалеко Смоляниново будет. Спросите Андрея, скажете – я устроить велел.

– Спасибо, боярин. Как звать‑то тебя?

– Георгий Михайлов.

Брать российских беглых крестьян нельзя – только в Юрьев день, да и то, если долгов за душой нет. Нарушение карается штрафом изрядным. С порубежниками проще: нет долгов перед прежним хозяином – тогда и вины нет. Государство нуждалось в рабочих и ратных руках.

Я ехал и посвистывал. Нежданно‑негаданно я приобрёл для себя холопов. Забегая вперёд, скажу, что этой весной из Литвы и Речи Посполитой крестьян и мастерового люда бежало на Русь много. Конечно, их ловили порубежники литовские, возвращали панам, били нещадно, но люди продолжали убегать целыми семьями.

Холопов я больше не брал – чтобы их прокормить, нужна была земля, а её у меня было уже маловато. Взял бы боевых холопов, да где их найти? Чтобы подготовить из молодого парня бойца, надо вложить в него много труда, денег и времени.

Литва постоянно беспокоила Русь набегами, наши отвечали тем же – обстановка была тревожная. Стал я задумываться – чем бы усилить свой отрядик? Случись война, ратников я мог потерять за несколько минут – видел я это, когда встречный бой с литвинами случился. Тогда Бог миловал – мы в хвосте колонны были, удар пришёлся по другим.

Пушку приобрести? Никакой манёвренности не будет – тяжела, на телеге возить надо.

В те времена пушки стояли в основном в крепостях, на неподвижных лафетах, а те, что брало войско в походы, перевозились телегами, часто в разобранном виде. Ствол снимался с лафета и грузился на одну телегу, лафет – на другую, на третьей подводе везли ядра, на четвёртой – порох и пыжи. В общем, одна пушка требовала целого обоза и кучу обслуживающего персонала. Нет, пушка не годится для меня.

Миномёт? Где взять станки для изготовления мин? Да и ненамного он легче пушки. В одной подводе поместится, но подвода от верхового отстанет в походе сразу, теряется смысл.

На память пришли китайские петарды и шутихи – ими очень увлекался в своё время Петр Великий. А не попробовать ли и мне?

Дома я сел за бумагу, начал делать рисунки. Ракеты я многократно видел, представление приблизительное имел. Головную часть могут кузнецы сделать из листового железа, начинить её порохом; сзади, за боевой частью – отсек с порохом для двигателя, для стабилизации – деревянный хвостовик. С чего пускать? А сделаем небольшую деревянную треногу, на неё – жёлоб деревянный, обитый жестью, чтобы не загорелся от пороха.

Не откладывая дело в долгий ящик, я сразу занялся претворением замысла в жизнь. Загрузил работой кузнеца и плотника, благо – мастеровые жили в моём квартале.

Через неделю всё было готово.

Фёдор погрузил станок на свою лошадь, я взял ракету в руки и уселся на свою. Мы выехали из города. В боевую часть порох я не закладывал – засыпал песок для веса. Оказалось – очень разумно поступил.