Агрессия. Хроники Третьей Мировой. Трилогия

— …Посылка двинулась, всем внимание!

Трое часовых у ворот блокпоста, что-то обсуждали по рации. Вышел четвёртый, судя по тому, что одет он был чуть лучше, закутан в более добротные лохмотья, это офицер. Он подозвал к себе проводника, тот угодливо сгибаясь, подбежал и стал что-то быстро говорить. Офицер, почти не слушая его, прошёл вдоль каравана, вспарывая ножом все коробки подряд. На снег сыпались банки консервов, коробки с крупами. А остановился он только в тот миг, когда из очередной коробки выпала стеклянная бутыль с прозрачной жидкостью и нырнула в снег по самое горлышко. Тут же подобрав с земли бутыль, амер сноровисто отбил у неё горлышко лезвием ножа и понюхав, отпил из горла. После этого, караван облегчили совершенно, а потом поспешно погнали Карнаева и его нервничающих лошадок через внутренний периметр, вытолкав их на ворота в рекордно короткий срок. Мгновенно картинка с прицела Вадима пропала и он скомандовал:

— Ждём, пока посылка уйдёт из сектора обстрела второй башни…

Карнаев отряхнулся, привёл в порядок упряжь лошадок и неторопливо двинулся вперёд, по еле видимой стёжке хребта, не занесённой снегом. Так прошло ещё минут тридцать, но амеры огня не открыли, тем самым сэкономив нам время и возможно, отсрочив собственную смерть.

— Всё, снимаемся… Идём в точку два, бегом!..

В голосе командира я слышал едва различимую нотку облегчения. И я и проводник, да и остальные ребята тоже, понимали какому риску подверг себя прапорщик, войдя в лагерь до зубов вооружённого, обозлённого холодом и голодухой врага.

Ветер усилился и различать что-либо вокруг и под ногами стало возможно только благодаря тактическому дисплею. Я уже привык к синевато-белёсому фону помех, время от времени искажающих перспективу, но знаю, стоит их только снять, мир вокруг превратится в белую круговерть колючей, смёрзшейся до состояния наждачной крошки воды. Груз за спиной особо не напрягал, ощущения усталости и апатии ушли ещё в самолёте, не хотелось ни спать, ни есть, ни отдыхать. В наушниках пиликнул мелодичный сигнал и голос Вадима сообщил:

— Мы в точке «два», обеспечить периметр и ожидать посылку!..

Скинуть груз и окопаться там, где стоит сойти с узкой полоски мёрзлого камня, как провалишься по грудь в снег — занятие для ленивых. Главное, чтобы сектор обстрела просматривался и вторая яма, для смены позиции. Вырыв два сообщающихся ростовых окопа и протаяв полуметровые амбразуры, я замер у правой, доложив о готовности простым касанием пальца в невидимую иконку клавиатуры.

— Михалыч, Ропша, готовьте «фломастеры» на всякий случай!..

От Вадима пришла картинка идущей где-то севернее хребта небольшой колонны лёгкой бронетехники: шесть БТР и три бортовых грузовика без вооружения. В одном пряталось до двух отделений пехоты, а в остальных двух — ящики с боеприпасами для самоходок. Благодаря нашей юркой «груше» оснащённой новым комплексом разведки, всё это отобразилось на командирском экране Вадима, а тот переслал нам. Подтянув трубу гранатомёта ближе, я снова замер. В то, что амеры идут на прочёсывание такого большого района с машинами верилось слабо, скорее всего едут на усиление и всё. Вряд ли нам отдадут приказ их останавливать, будет слишком много шума. Вскоре, четыре больших и два малых ромбика пропали с карты, тревожное попискивание сигнала общей готовности стихло. Облегчённо, Вадим выдохнул в общий канал:

— Отбой… ждём дальше.

В голову помимо воли лезли обрывки воспоминаний нашей последней с Лерой встречи. Порой, когда ветер особенно сильно задувал внутрь норы, мне всюду чудился её тонкий телесный запах…

— Посылка в точке рандеву! По флангам чисто… Грузимся и продолжаем движение. Бегом, в темпе!..

Вид у лошадей и самого проводника был не очень замученный, скорее, в едва видных прищуренных тёмных глазах, были видны искорки злорадства. Когда понадобилось закрепить свою часть груза, я подозвал Карнаева ближе и отключив связь, спросил:

— Водку отравил?

Взгляд проводника тревожно метнулся куда-то в сторону, но я показав на гарнитуру связи рубанул ладонью по воздуху. Он понял и едва заметно утвердительно кивнул.

— Когда они погонятся за нами?

— Через неделю, когда наладят связь. Мой второй брат был на этом посту трое суток назад. Вертолёт не взлетит, рация барахлит уже сейчас и скоро умолкнет.

Голос проводника, такой весёлый сначала, сейчас звучал хрипло и как-то зловеще-тихо. Поняв, что я не делаю попыток кому-то доложить, он пояснил:

— Этот яд дал мне один хороший человек, тоже военный из ваших. Дал просто так, видно бумаги про меня прочёл. Умный, как ты. Сначала ничего не будет. Им всем станет весело и хорошо, а потом, они станут драться друг с другом, потом на оставшихся в живых нападут корчи. Противоядия нет, спасения нет…

Я не стал задавать глупых вопросов о том, почему этот невысокий человек не позволил нам расправиться с амерами быстро. Главное, он не подставил нас и сквитался с теми, кого считал виновными в смерти своих близких. Это нормальный расклад. Но что-то заставило меня спросить:

— Легче стало?

Карнаев наклонился к земле, зачерпнул пригоршню снега и подставив кулак ветру, разжал ладонь. Белёсая пыль исчезла, быстро подхваченная ветром и вскоре смешалась с остальными злыми осколками мёрзлой воды. Обернувшись ко мне, он сказал:

— Дело не в том, стало ли мне хорошо от их смерти. Человек никогда не чувствует себя хорошо, он всегда недоволен. Дело в том, что зло должно возвращаться к тем, кто его причинил. В мести есть справедливость, в мести нет жестокости. Просто зло уходит к тем, кто его выпустил и позволил добрым людям умереть.

— Спасибо, прапорщик.

— За слова, или за пример?

Проводник смотрел как снежинки рассеиваются ветром, стоя ко мне спиной. Собственно, наш разговор его особенно не трогал. Всё о чём болела душа, он уже выполнил.

— Думаю, что за то и за другое. Пошли, а то командир уже вон копытом бьёт.

— Не скажешь ему?

— Нет. Амеры умрут, только это имеет для меня значение. Пошли, время не терпит…

Переход от блокпоста к следующей контрольной точке — небольшому озеру зажатому среди плоских гор, прошёл довольно спокойно. Несколько раз мы прятались от амеровских беспилотников, постоянно замирали, стоило аппаратуре засечь передвижение техники. Но в целом всё прошло довольно тихо. Часам к трём утра, когда моя вахта подходила к концу, последовал экстренный вызов от Вадима. Группа моментально собралась под карнизом из намёрзшего за сотни лет белёсо-коричневого льда, у замёрзшей отмели. Так нас не было заметно с воздуха и со стороны вычисленных за время рейда маршрутов редких моторизованных патрулей. Тундра хоть и казалась безжизненной, но оставаться незамеченными с каждым километром приближавшим нас к месту операции, становилось всё труднее и труднее. Спасало чутьё проводника и вовремя получаемые данные радиоперехвата. На этот раз, я чувствовал себя настоящим разведчиком, а не бредущим вслепую мстителем, вооружённым лишь удачей и парой устаревших гранат.

— Что случилось?

Я тронул замершего в неудобной суслячьей позе Вадима за плечо, но тот сначала лишь отмахнулся, а потом у всех обновилась карта маршрута. Потом вдруг осипшим от волнения голосом приказал:

— Выдвигаемся. Чёрный — вперёд, Краб — замыкаешь. Остановок больше не будет. Карнаев, Ропша — ко мне…

Когда караван тронулся и скрылся шагах в десяти, командир обернулся и глядя только на меня, сказал:

— Ноль Третий и Ноль Второй — обнаружены, ведут бой. Не смогли пройти тихо… За нами пока не идут но…

— Значит наш маршрут не засвечен, не надо дёргаться.

Мои слова, казалось, вообще не затронули сознания командира. Он обратился к виртуальной клавиатуре, я видел, что он просматривает карту местности на юго-востоке. Там была наименьшая плотность патрулирования, по крайней мере, за это была разведсводка суточной давности. Я было хотел ещё что-то сказать, но в разговор вмешался Карнаев. Проводник молча подошёл к Вадиму и что-то шепнул тому на ухо. Тот сразу обмяк, привалившись к стене. Обернувшись ко мне, Карнаев сказал: