Око силы. Четвертая трилогия (СИ)

Желтые сталинские зрачки взглянули в упор. Поручик, однако, устоял и глаз не отвел. Еще одна причуда бывшего Генсека, обожавшего игру в «гляделки». Некоторые и вправду смущались, начинали нервничать, сбивались с речи. Семен, насмотревшийся на комиссаров еще с 1918-го, сталинский гипноз игнорировал, чем, как он подозревал, несколько смущал наркома.

— В чемодан, значит… Садитесь товарищ Тулак!

Посетителей кабинета заранее предупреждали, что их место на самом краю огромного Т-образного стола, занимавшего чуть ли не половину помещения. Тулак правила игнорировал, присаживаясь каждый раз на новый стул. Нарком, ничуть не возражая, лишь усмехался в густые рыжие усы. Оба оказались с характером — и «Культ Личности», и его новый помощник. Обоих это вполне устраивало.

Портфель — открыть, папку достать, уложить на стол, развязать тесемки, в очередной раз помянуть бесполезную правую руку.

— Готов докладывать, товарищ Сталин.

Нарком не спешил. Прошел к зашторенному окну, долго рылся в кармане, доставая трубку-носогрейку, затем вернулся к столу, к верхней палочке над «Т», где ждал кисет с табаком. Тоже привычка — потомить сотрудника, вроде как на медленном огне под медной крышкой. Семен не возражал, лишние секунды никогда не помешают. Кроме того, он заметил, что иногда «Культ Личности» искал повод для короткого разговора, чтобы легче «войти в тему», и собеседнику, и ему самому.

— А что это у вас за фотография, товарищ Тулак?

Карточку на твердом паспорту Семен пристроил на столе слева от бумаг — изображением вниз, чтобы не испортить эффекта. Что ж, можно начать и с фотографии.

…Пухлые губы, мешки под глазами, вялый двойной подбородок — и неожиданно высокий лоб с резкими залысинами. Зрачки смотрят прямо в аппарат, взгляд недовольный, болезненный. Костюм-тройка, галстук в полосочку…

Прямо по костюму — чернильная надпись. Две строчки, подпись, дата.

— Это вам, товарищ народный комиссар. Дарственная.

— «Вождю… Der Roten Armee… Красной армии товарищу Сталину, — неспешно перевел желтоглазый, всматриваясь в неровные пляшущие буквы. — Мы… Zerquetschen… Сокрушим наших общих врагов! Грегор Штрассер, Берлин, 30 марта 1924 года.» И вы думаете, товарищ Тулак, что это — лидер будущей Германии? Типичный, панымаишь, аптекарь.

— Аптеку он продал, — поручик невольно улыбнулся. — Сейчас числится главным редактором «Berliner Arbeiterzeitung» — «Берлинской рабочей газеты». Бывший армейский капитан, Железный крест 1-го и 2-го класса. А главное, он активный сторонник союза с СССР.

— И этот аптекарь, по-вашему, сможет перегрызть глотку Адольфу Гитлеру?

Вопрос прозвучал негромко, словно нарком спрашивал не у собеседника, а у самого себя. Поручик встал, одернул гимнастерку, уперся пальцами левой в зеленое сукно столешницы.

— Перегрызет, товарищ Сталин. Ему требуется только время — и наша помощь.

Сталин покачал головой, вновь взглянул на фотографию.

— Не спешите…

Нарком наконец-то закурил. Несколько раз глубоко затянувшись, не без сожаления положил дымящуюся носогрейку на край пепельницы, шагнул ближе.

— Товарищ Тулак! Хочу напомнить, что отныне в вашем ведении находится не только Германия, но и вся Западная Европа, включая наших беспокойных эмигрантов. В Коминтерне есть товарищ Радек. В этом ведомстве вы станете нашим Радеком. Ваша задача — не только поиск потенциальных союзников СССР, но и выявление врагов, явных и тайных. Германские нацисты — всего лишь звено большой цепи. Нельзя забывать стратегическую цель — сорвать совместный поход империалистов на нашу страну. Нужна передышка, пока мы залечим раны и перевооружим РККА. А еще требуется пресечь попытки проведения акций террора и саботажа на нашей территории. Это возможно, если мы проявим не только решительность, но и осторожность…

Крепкие пальцы вновь ухватили рубку, поднесли к рыжим усам.

— …Никаких авантюр! Нельзя провоцировать, давать повод для вмешательства. Скажу больше. В вашу задачу входит борьба не только с европейскими реакционерами, но и с нашими дураками, до сих пор повторяющими заклинания про революционную войну. Вспомните Брест! Тогда мы дали крепко дали по рукам Бухарину и его «левым коммунистам». Нынешним левакам руки следует сразу отрывать!..

Желтые глаза вновь взглянули в упор. Поручик едва сдержался, чтобы не оскалиться в ответ. Выдохнул, взгляда не отводя.

— Оторвем, товарищ народный комиссар. По самую шею!

Вновь вспомнились двое «краскомов» на лестничной площадке, провожавших его, помощника Сталина, ненавидящими взглядами. «Краснюки» всегда умели ненавидеть, и значительно реже — думать. Эта парочка уверена, что Сталин принял наследство Льва Революции, чтобы разобраться с троцкистским кублом в Реввоенсовете и военном наркомате. Мелко плаваете, та-ва-рис-чи, мелко!..

Иосиф Сталин, прозываемый также «Культом Личности», кажется, готовит поход против всемогущего Коминтерна. Главным трофеем станут не пушки и знамена, а голова Гришки Зиновьева, претендующего на звание нового Вождя.

«Я твердо знаю, что мы у цели, что неизменны судеб законы, что якобинцы друг друга съели, как скорпионы…»

2

— Автограф, пожалуйста!..

Темноволосая дама, плотная, широкоплечая с характерным горбатым носом, снисходительно кивнув, ткнула ручкой в чернильницу-невыливайку. Стряхнув лишние чернила, соизволила поднять взгляд.

— Кому подписать, гражданин?

— Леониду Семеновичу, если можно. Очень, знаете, понравилось.

Бывший старший оперуполномоченный искренне улыбнулся. Альманах был уже открыт на нужной, 113-й, странице. «Елизавета Полонская. В петле. Лирическая фильма». Чуть ниже: «Посвящаю М. Шагинян».

Перо пробежало по плотной желтоватой бумаге. Остановилось.

— А что именно, вам понравилось, Леонид Семенович?

То, кто пришел за автографом, быстро оглянулся. В большом кабинете редакции народу собралось немало, но соседний стол пуст, и следующий тоже… Можно и ответить.

— Все понравилось. Правильно вы написали, товарищ Полонская!

Трудно стало в городе жить!

Слишком много добра понабрали…

Только

Не для бедняков, —

Помнишь, как мы голодали?

Революция еще не кончена!

Пусть погоняются с гончими!

Женщина снисходительно кивнула. Ободренный любитель поэзии вновь дернул губы в улыбке.

— А еще про сережки понравилось. Очень!

Полюби меня немножко,

Молодца!

Подарю тебе сережки

С мертвеца!

— Но знаете, товарищ Полонская, не было такого. Ни разу! Не грабил Пантелеев трупы и в женщин никогда не стрелял. Говорят, убил одну — случайно, в перестрелке, да только я не помню. Нет, не было!

Поэтесса поглядела на знатока, но уже совсем иначе.

— В поэме прямо не сказано, что женщину убил Лёнька Пантелеев. Вы, значит, Семенович? Он, если газетам верить, Ивановичем был…

Порылась в ящике, бросила на стол знакомое фото.

— А вот это точно — с мертвеца. — Леонид взял карточку, стер с лица ненужную улыбку. — Труп подкрасили, забинтовали голову, ватой щеки набили. И не Пантелеев это — Гриша Пантюхин.

— У меня супруг на Гороховой служит, — негромко проговорила женщина. — Так что не пытайтесь меня удивить, Леонид Семенович.

Второе фото… Ценитель поэзии всмотрелся, головой покачал. Плохо работают товарищи! Обещали архивы почистить, негативы спрятать…

— Лёньку Пантелеева искали по фотографии из Транспортной ЧК. Но там он в профиль, узнать трудно. Здесь — иное дело.