Метро 2033. Мраморный рай

— Что?

— Библиотека, балбес! Великая, мать ее, библиотека!

— Ну и что? — Странник развел руки и пожал плечами.

— Как это что? Ты что, не знаешь, кто там живет? Чертовы библиотекари! Да я лучше еще раз заночую рядом с гнездом вичухи чем подойду к этим тварям на пушечный выстрел!

Стран Страныч вдруг встал прямо напротив Маломальского и пристально посмотрел ему в глаза.

— Сергей, ты страх? Страх плохо. Нельзя страх. Это смерть будет.

— Ну, мне, как тебе надо быть ужаленным на голову, чтобы ничего не бояться. — Хмыкнул сталкер.

— Ты не понял, Сергей. Страх убивать разум, оставлять место для мозз. Пища мозз. Нельзя.

Маломальский ничего не понял из этой реплики, что именно хотел сказать попутчик. Однако он был согласен с тем, что страх вел к погибели. Он-то умел усмирять свой страх на выходах в город, посредством замещения его, бормотанием себе под нос шуток. И готов был биться об заклад, что это его всегда спасало. Пусть даже страх оставался, а шутки были лишь его осмысленной формой. Попыткой взять этот страх под контроль разума. Сергей давно уяснил, что всепоглощающему страху в его ремесле нет места, иначе погибель не заставит себя долго ждать, придя на этот страх как стигмат на запах крови. А стигматы очень далеко чуяли даже кровоточащую царапину.

И вот сейчас, глядя в неимоверную глубину больших глаз своего напарника, сталкер понимал насколько он прав, говоря о губительных силах страха. Но идти на выход он считал безумием, хотя этот взгляд, казалось, сейчас заставит его согласиться.

И Странник, словно почувствовав, что воля Сергея начинает поддаваться гипнотизму его глаз, вдруг отступил, повесив голову. Сделал еще несколько шагов назад, пятясь неуклюже. Снова посмотрел на Сергея. Как-то грустно улыбнулся и, подняв правую руку, по-детски ею замахал.

— Не надо, Сергей. Странник один пойду. Был рад тебя знать. Очень. — Сказав это, он повернулся, и побрел в поисках выхода на поверхность.

Маломальский, какое-то время, смотрел ему в след.

— Кто же тебя отсюда так вот выпустит. — Проворчал он. Сергею было сейчас стыдно, глядя в спину этого странного человека. Было стыдно перед ним. Перед самим собой. И чувствовал он, что происходит что-то совершенно неправильное. И эта неправильность, очень скоро обретет свою непоправимость. Сергей вздохнул и решительно направился за Странником. Схватил его за локоть и развернул.

— Слушай, может я умом тронулся но, черт возьми!.. Надеюсь, что ты уверен в своих словах! И надеюсь что все это того стоит! Понимаешь?!

— Да, — Странник улыбнулся и кивнул.

— Что да! Да — понимаешь?! Да — уверен в том, что это того стоит?!

— Да — понимаешь. Да — уверен.

— Пошли обратно к коменданту, черт тебя дери. — И сталкер увлек Странника за собой. — Ох, чую я, пожалеть мне придется горько!

— Не бойся, Сергей. Страх — плохо.

— Заткнись, пожалуйста.

Это было в высшей степени опасно, но их черный орден практиковал иногда такие мероприятия. Ну чем не достойная проверка великой воли и силы для лучших представителей избранной белой расы?

И хотя с красными сейчас было пусть шаткое, но перемирие, о войне со своими непримиримыми врагами, в четвертом рейхе не забывали. Но вели ее теперь другими методами. Да, там, в метро они заключили мир, понимая, что война идет на взаимное истребление, а ресурсы рейха, особенно человеческие не были бесконечными. И тогда они, лучшие из лучших, те, что с гордостью носили на своих рукавах черные повязки с двумя белыми рунами в виде молний и называли себя штурмовиками, избрали иной путь борьбы. Они выходили на охоту за группами красных сталкеров. Следили за ними. Изучали маршруты. Давали набрать трофеев и устраивали на обратном пути засады, уничтожая и грабя врага. Это ведь другой мир — поверхность. И здесь никто о перемирии не говорил. А когда с поверхности не вернулся человек, или группа, это всегда списывали на мутантов. Никто даже среди подозрительных и не доверяющих никому большевиков не догадается, что это случилось в результате тайных операций нацистов, нарушающих договоренность о мире. Ну а что до дневок, в таких рейдах, то этот безумный риск был привилегией истинных арийцев со стойким, нордическим характером и беспощадностью к врагам рейха в железном сердце бескомпромиссного национал-социалиста. Ну, так, во всяком случае, вещал министр культуры и пропаганды четвертого рейха.

— Бессмыслица какая-то. Бред. — Проворчал, сопя фильтрами маски, командир, которого все называли Рудель. — Быть такого не может.

— Говорю тебе, я видел, — ответил самый младший в группе из трех человек, по прозвищу Ганс. — Вот она с того поворота выскочила. С Воздвиженки. А на спине у нее человек сидел. И она врезалась в ту стену, что напротив нас. Там же военторг был, верно?

Они были облачены в черные комбинезоны, с плотными капюшонами, респираторы и светозащитные очки. Их иерархическую принадлежность выдавали только эмблемы над правым грудным карманом комбинезона. У самого младшего белый череп. У второго в группе, Ульриха, такой же череп, но уже на фоне двух параллельных горизонтальных костей и у командира эмблема подобная второй, но в белом обводе в виде щита. Изображать свастики на комбинезонах для выхода на поверхность, штурмовикам было запрещено, чтобы случайный свидетель нападения на красных, коим мог оказаться какой-нибудь сталкер, не опознал их как людей из четвертого рейха. Хотя, конечно, только кто-нибудь, никогда не слышавший о нацистах, не смог бы догадаться, что это за люди в черном с черепами на груди, и называющие друг друга прозвищами на немецкий манер. А уж о чем, о чем, а о нацистах в метро слышали все. Тем более сталкеры.

Рудель задумчиво стоял у небольшого окошка подвала дома, что находился в большом Кисловском переулке, и в котором они пережидали день Он вслушивался в вопли раненной вичухи.

— Ульрих. А ты что скажешь? — произнес он после долгого молчания.

— Да лажа полная. Чтобы человек оседлал эту тварь? Да еще и днем?

— Мне что, почудилось это? — раздраженно бросил Ганс.

— Глюки, дружище, они встречаются чаще, чем люди верхом на вичухах. — Засмеялся Ульрих.

— Логично, — кивнул Рудель. — Но вон человек. Он сюда ползет.

Его подельники тут же вскочили со старой ржавой водопроводной трубы, на которой сидели до этого, и прильнули к окну.

— Точно, — хмыкнул Ульрих. — Ничего себе. У него кровь, гляньте.

— А что тут удивительного, если он навернулся с такой высоты, да еще после удара об стену? — подал голос младший. — Я же говорил!

— Тише ты. Не ори, — средний поморщился. — Хреново, что у него кровь. Стигматы сбегутся.

— Они не терпят дневной свет, — возразил старший. — И вичух боятся.

— Да солнце уже через час окончательно зайдет. А вичуха может скоро издохнет. Слушай, пристрели его, пока он сюда не заполз. Беду накличет. Да и на рожу его глянь. Похоже, что пархатый. Или чурка.

Рудель обернулся и посмотрел темными стеклами своих очков на стекла очков соратника.

— Ты что же, хочешь сказать, что недочеловек мог оседлать вичуху, тогда как мы, арийцы, прячемся от этой твари?

— От этих свиней всего можно ожидать. Убей его.

— Во-первых, не факт что он ундерменьш. Во-вторых, надо выяснить что произошло.

Ползущий уже карабкался по небольшому склону обломков верхних этажей здания, в подвале которого прятались штурмовики. Он протянул правую руку к небольшому чернеющему окошку подвала и простонал:

— Помогите.

— Откуда он знает, что мы здесь? — испуганно прошептал Ганс.

Рудель вытянул свои руки из окошка и, дотянувшись до пострадавшего, схватил его за ладонь.

— Ульрих, ну-ка помоги.

Тот не заставил себя долго ждать и схватил незнакомца за вторую руку. Они втащили пострадавшего в подвал через узкое окно, и тот с жутким стоном рухнул на пыльный грязный пол.

— Ты кто такой? Откуда? — строго спросил склонившийся над ним Рудель.