Венец Венеры (СИ)

- Что ты, что ты, - отмахнулся от таких вопросов Аль - Зачем такие жертвы. Это был не тот случай. Мёдик, фрукты, вино, хлебушек. Не всегда ведь надо человека в жертву приносить.

- Но человека ты убивал? - продолжал докапываться Марко.

- Ты тоже человека убивал, - улыбнулся Пачино. - И она тоже убивала. И все мы убивали ради себя любимых: защищали свою жизнь, честь и прочие другие интересы. Почему тебя так волнует возможность убить ради интересов богов, пусть даже забытых многими, оставленных почитанием. Мне не трудно, а вдруг польза будет.

- Ну, ты и монстр, - рассмеялся Морозини. - Обойдусь без таких поисков себе поддержки в делах.

- Хе-хе, наивный мальчик, повторяю - от судьбы не уплывешь. Если ты не интересуешься древними силами, они тобой интересуются всегда. Ты так и не понял, дуришка. Твои личные предки совершали ритуал много веков подряд. И они живы в тебе, в твоих глазах и во взгляде, в твоем сердце и в его чувствах - ты отказываешься почтить память своих предков, совершив простенький ритуал... это недальновидно молодой Морозини. Удача рода может охладеть к тебе.

И вот тогда Марко понял. И как-то ему не совсем приятно сделалось. Разговор коснулся уж очень деликатных тем, а тут ещё и эта... шпионка сидела и посматривала на него своими звериными карими глазищами. Неуютно ему стало. И хозяин это заметил и поспешил исправить ситуацию:

- Вот и поговорили, - не бери в голову Марко. Поболтай с Николасом, это тема простенькая, если не мудрить особо.

Но слова Алешки Зубрикова не произвели должного впечатления. Именно в этот момент, этим июньским днем случилось то, что изменило и судьбу Венеции, и всех присутствующих за столом, и не понятно было, кто оказался во всем виноват. Но молодой Морозини сказал вдруг слова, изменившее многое, ставшие теми каплями, которые переполнили чашу судьбы Сиятельнейшей Венеции:

- Как действительно всё просто, Аль, - парнишка взлохматил волосы, и с его лица ушла привычная всем некая угрюмость, суровость, и все увидели какой он может быть светлый и милый молодой парнишка. Марко выглядел веселым, словно его изнутри освещала некая простая, ставшая вдруг понятной и ясной непреложная истина, которую он поспешил высказать присутствующим. - Но ты прав Пачино, ты дьявольски чертовски прав апулиец. Я согласен с тобой! Как же все просто.

И Марко Морозини показал молодой куртизанке фигу. И добавил на словах, чтобы ей стала окончательно понятна его точка зрения:

- Хрен тебе на лопатке, а не дукаты Морозини. Какого черта отец выпендривается! Я - Морозини! Мне не надо ничего никому доказывать и демонстрировать. Я Марко Морозини и я больше никогда не потрачу на куртизанок ни единого сольдо! Нет в вас ничего особенного, нет в вас никакого шарма, как Аль выражается. Мы и без вас обойдемся!

И он добавил, запрокинув голову с дерзким выражением самоуверенного наглеца: «И твист вы танцевать не умеете!»

И тут Зубриков понял, что он накосорылил культурную революцию. И дело пахнет крупными разборками, и на этот раз его могут и упрятать в раскаленную свинцовой крышей каморку тюрьмы дворца дожей.

На такое заключение он не рассчитывал, ему такого вовсе не надо было. И Лешка поспешил исправить ситуацию, сгладить резкие слова, изменить настрой золотого мальчика Венеции:

- Марко, ты зря покушаешься на основы Серениссимы. Я - случай особый. Посмотри на меня внимательно - ты видишь чужака, я не сын Венеции - я могу не принимать и выказывать сомнения в её основах жизни. Мне можно было чудить с куртизанками. Ты - Морозини. Ты и твои друзья - вы либрадоро - сыны родов золотой книги, нельзя нарушать устои. Школа куртизанок установлена вашими предками - это сложная и необходимая городу организация. Заверяю тебя, когда меня примут в читтадини - я изменю свое поведение.

- Не сдавай мне сдачу резаными монетами, тарантиец, - усмехнулся Марко. - Ты действительно странный и особый случай. Ты уже некоторым образом - читтадини, ты не гражданин столицы, но тебе дали право построить в ней дом. Да, Повелья это не Риальто, не Градо, не Кьоджи и Каварцере - но это древняя земля Венеции. За тобой особый пригляд ведется, Пачино - ты затеял смелую и дерзкую игру. Но ты уже заполучил часть прав урожденного венецианца - ты частично читтадини. И будь я проклят! Да ведь ты не остановишься и своего не упустишь! Ты возьмешь в жену сестру Дандоло или Челси, или малышку Катарину Контарини. О, я видел какими глазами смотрят на тебя сестренки моих друзей - ха-ха, ты своего не упустишь - в золотую книгу тебе, конечно, не попасть, родом не вышел, но вот твой сын, если уродится такой же ловкач, как и ты - ой они и намутят с моим первенцем. Нам надо будет за ними присмотреть, Пачино, надо будет очень пристально проследить за малышами. А ты, Нерезза не обижайся - ничего личного, ты очень красивая, ты потрясающая, но Аль прав - нет в тебе ничего такого особого, чтобы купать тебя в золоте. Моя мама достойна большего, чем все куртизанки Венеции. И моя жена получит свое - потому что она станет Морозини, она станет матерью моих детей.

Куртизанка сидела бледная, что было особенно хорошо заметно: на фоне её черных, как смоль, блестящих тьмой волос белело лицо с губами напряженными и чуть приоткрытыми в недобром оскале. Нерезза Вента не боялась показать зубки этим мерзавцам. Но ей на подмогу ринулся хозяин дома, продолжая успокаивать этого внезапного революционера - не надо было Зубрикову никаких революций! Он один имел право устраивать революции! И никто другой. Всех остальных революционеров он был готов утопить в каналах и Морозини услышал угрозу в словах тарантийца:

- Ты недоброе надумал, Морозини. Так не поступают чистые. Мы еще поговорим на эту тему.

- Без посторонних, Пачино, без докучливых терцо инкомодатто, третьи лишние нам не нужны, - спокойно и голос полным превосходства заметил Марко.

Все видели - парня несет по волнам его судьба, он в который раз распустил все паруса и мчал напролом через шторм - он был Морозини, а такие не дрейфят, не сдаются и всегда получают своё. А тот решил отдохнуть после вспышки чувств и подмигнул Николасу: «Пошли, Никколо, расскажешь мне о ваших таинственных делах с нашим маэстро». Он встал, поклонился вежливо и учтиво оставшейся паре и сразу пошел на выход, нисколько не сомневаясь, что его новый приятель пойдет с ним, и у них состоится очень интересная беседа. Да, дом Аль Пачино таил много загадок, тайн и странных происшествий - он не жалел, что стал вхож в гости этого забавного тарантийца. Жизнь его менялась с каждым новым днем, и ему нравились эти изменения, и он понимал, что кое-что предстоит обсудить с отцом. В некоторых вопросах Аль Пачино раскрывался стороной сильной, важной, но действительно опасной для спокойствия его родной столицы.

Когда пара парней вышла из залы, Нерезза не стала молчать:

- Что же ты натворил, мерзкий Пачино, - голос её был полон особой силы, Лешка сразу собрался, он хорошо почувствовал угрозу. И это была нешуточная угроза. Он уже слышал такие нотки в голосах своих знакомых, которые становились ему смертельными врагами - после таких слов оставалось ждать яда в бокале вина или удара кинжалом наемных убийц.

- Он одумается. Друзья его не поддержат. Отец вправит ему мозги. Таким как он нельзя нарушать устои Серениссимы.

- «Таким как он», - повторила куртизанка тихо, холодно, с прежней угрозой и холодной яростью в голосе. - Таким как ты нет права судить обо всех, обо всём иметь свое мнение. Ты пожалеешь о своих словах, и о своем вздорном решении ты тоже пожалеешь.

Она вдруг улыбнулась мило, но, по-прежнему чуть наклонив голову - забавно набычилась - и глаза её продолжали поблескивать звериным выражением, неприятно было смотреть в эти посветлевшие до цвета чистого мёда, почти пожелтевшие обычно карие глаза. А куртизанка повторила свое предложение:

- Возможно, я смогу быть тебе полезна, Аль Пачино. Возможно, именно я и только я смогу стать тебе полезной. Берегись, ты покусился на «устои Венеции», как ты сам совершенно правильно заметил, тебя осудят и казнят.