Новелла по мотивам серии «Сыщики». Исповедь потрошителя

Сверток качался на волнах в паре футов от Берта и продолжал мяукать.

«Господи пресвятой!» — пронеслось в голове несчастного. — «Да это же младенец! Она бросила в реку ребенка!»

Он отпустил сваю и подхватил сверток обеими руками. От резких движений боль, поутихшая было в холодной воде, вновь вернулась. К тому же, в этом месте реки он не доставал ногами до дна и, лишившись опоры, тут же начал тонуть. Ребенок уже кричал в полный голос. Левой рукой, преодолевая боль, Берт попытался грести. Извиваясь, чтобы не утопить младенца, он кое-как выплыл из-под причала.

Женщина была уже у самого берега, ярдах в пятнадцати от Берта. Она бежала, не оглядываясь, стараясь как можно скорее покинуть место своего страшного преступления.

— Помогите! — неожиданно для самого себя закричал Берт. — Спасите! Тону!

Женщина замерла, словно пораженная громом.

— Помогите!.. Пожалуйста!.. — вновь закричал Берт. — Я ранен, и не смогу удержать его долго!

Беглянка исторгла протяжный стон и упала на колени. Она зажала руками рот, стараясь задушить собственный крик, рвущийся из самых глубин души. Берт продолжал неуклюже барахтаться в черных волнах, пытаясь удержать ребенка над поверхностью воды. Но младенец несколько раз с головой уходил под воду и теперь вместо крика лишь надрывно кашлял.

Женщина медленно поднялась. Берт увидел, как она сделала несколько нетвердых шагов и сошла с причала на набережную. Еще немного, и она уйдет навсегда.

Спасительная мысль пришла словно бы из ниоткуда.

«Медуза!» — вспыхнуло в голове. — «Медуза заставит ее повиноваться. Она спасет ребенка и меня!» И словно в ответ на эти слова, на запястье блеснула фигурка медузы. Будто сама попросилась в руку.

Но Берт не спешил. Он слишком хорошо знал, что последует за этим. Стоит взять ее в руки и Медуза разбудит Мясника, как это случилось в первый раз. А что будет, когда Король-Медуза — как он себя называет — проснется? О, можно не сомневаться, он найдет, чем поразвлечься. Нет уж, Берт предпочитал утонуть. Но сначала ребенок. Нужно было попробовать забросить кашляющий сверток на причал — тогда у младенца оставались шансы на спасение.

Берт попытался подплыть к дощатому сооружению, но на это не осталось сил. Преодолеть какую-то пару ярдов он был уже не способен. В голове образовалась пустота, тело стало легким и боль ушла.

— Помогите! — в последний раз прохрипел он и потерял сознание.

***

Возвращение в этот мир было болезненным и мучительным. От дикой боли в груди Берт закричал что есть сил, но на деле получился лишь едва слышный стон.

Ритмичными рывками, пыхтя и отдуваясь, кто-то волок его по земле. Каждое движение захлестывало тело новыми волнами боли. Тянули за капюшон. Лопатками несостоявшийся утопленник пересчитывал твердые камни набережной. Плотная ткань макинтоша впивалась в подмышки, причиняя дополнительные страдания. Берт попытался пошевелить руками и только теперь обнаружил, что продолжает прижимать к себе сверток с ребенком. Как ни странно, малыш молчал.

— Остановитесь! — нашел в себе силы прошептать Берт.

Движение прекратилось. Тащивший, тяжело обрушился рядом. Берт скосил глаза, насколько возможно, стараясь не двигать головой. Мокрые длинные волосы, рваное платье, тонкая лодыжка, видневшаяся из-под лохмотьев — все говорило о том, что своей жизнью несчастный обязан женщине. Спасительница тяжело, со всхлипами дышала, и Берт понял, что она все еще плачет.

— Спасибо,— одними губами сказал он.

Она не услышала и продолжала горестно всхлипывать, уже не владея собой.

Берт сделал невероятное усилие, перевалился на бок и подобрал под себя одну ногу. Затем, опираясь на локоть здоровой руки, неуклюже сел. Все это время руки его судорожно прижимали к груди сверток с младенцем. Так счастливец прижимает к сердцу выигрышный билет лотереи. Даже сейчас, когда разум его был затуманен болью и пережитым недавно ужасом, Берт понимал — этот малыш и есть его счастливый билет. Вот только Мясник... Он тоже спасся...

Оцепеневшие руки не слушались, но Берт все же смог отнять младенца от мокрого плаща. В свете фонаря было видно, что сверток пропитан кровью. Прежде чем Берт успел испугаться, стало понятно — кровь его собственная. Тем не менее, он развернул мокрое тряпье и бегло осмотрел маленького человека. Результат его удовлетворил: на руках ворочался здоровый крепкий мальчишка одного-двух дней отроду. Ребенок посмотрел прямо на своего спасителя, громко чихнул и захныкал. Женщина вздрогнула, как от удара хлыстом.

— Мисс,— позвал Берт осторожно. — Кажется, он хочет есть.

Женщина подняла голову и убрала волосы со лба. Лицо у нее было совсем молодое, почти юное, руки большие грубые и жилистые, как у старухи, а глаза тусклые, безжизненные. По этим глазам Берт и понял — она находится на грани безумия и все еще оплакивает своего несчастного малютку.

— Ваш малыш жив, мисс! И голоден,— он протянул ребенка матери.

На лице спасительницы мелькнуло выражение понимания. Она протянула мокрые дрожащие руки к младенцу и вдруг схватила его, жадно, по-птичьи, а затем прижала к своей груди и вновь зарыдала.

Берт снова опустился на камни набережной. Непослушными пальцами расстегнул крупные медные пуговицы плаща и попытался выпростать руки из рукавов. С третьего раза это ему удалось. Белая рубашка оказалась до последней нитки пропитана кровью. Левый рукав был изодран зубами бладхаунда, но меньше, чем Берт опасался — видимо прорезиненная ткань макинтоша послужила неплохой защитой от клыков животного. Тем не менее, руке изрядно досталось и нормально шевелить ею он не сможет, по крайней мере, месяц.

С раной на груди было сложнее. Пуля из револьвера, да еще выпущенная почти в упор должна была убить его на месте. К добру или к худу, но он все еще жив. Берт осторожно разорвал рубашку и прижал подбородок к груди, пытаясь разглядеть рану. Но света было слишком мало, и оценить тяжесть ранения он так и не смог. Проделанные манипуляции обессилили его, и Берт снова упал на камни, тяжело дыша.

Тем временем, ребенок на руках у матери успокоился и уснул. Спасительница постепенно приходила в себя. Она бросила на Берта внимательный, настороженный взгляд.

— Вы донесете на меня в полицию, сэр?

— Донесу?! Да за что же? Ведь вы меня... — Берт осекся. Взгляд женщины сделался злым и опасным. Раненый посмотрел в ее глаза. А в следующий миг абсурдность и дикость происходящего заставили его расхохотаться. Как же, донесет он! Хороша парочка: детоубийца и Потрошитель.

Женщина продолжала пристально смотреть на хохочущего безумца. Ничего хорошего этот взгляд не сулил.

— Я никому ничего не скажу,— сказал он, овладев собой. — Верьте мне, я скорее умру.

Она кивнула. Берт вновь приподнялся на локте.

— Вы промокли, ребенок тоже, а я и подавно, к тому же истекаю кровью. Мы могли бы спрятаться под крышу и погреться у очага?

Настал черед женщины грустно усмехнуться.

— У меня больше нет крыши и нам с малюткой некуда податься.

— Вы живете прямо на улице?

— Сегодня меня вышвырнул из нашей халупы ее хозяин. Я задолжала за два месяца...

Берт начал понимать, какое отчаяние, должно быть, овладело его спасительницей. Разрешиться от бремени и быть тут же выброшенной на улицу в преддверии зимы — тут поневоле лишишься разума и натворишь бед.

— Ваше жилище далеко? — спросил он.

— Нет, в доках Ламбета, в двух кварталах отсюда.

— Пойдемте. О деньгах не беспокойтесь.

Женщина колебалась.

— Как вас зовут? — спросил Берт.

— Мэри.

— А меня Берт. Вообще-то, доктор Бертран Морт, но для вас — Берт. — Он порылся в карманах снятого макинтоша. — Вот десять шиллингов, для начала этого хватит, а после мы найдем еще. Помогите мне встать.

Она, наконец, решилась. Прижимая к груди младенца одной рукой, она наклонилась к Берту и он, опираясь на ее неожиданно крепкое плечо, медленно поднялся.