Про тех, кто в пути

Когда в корпусе я ездил туда-сюда на выходные и каникулы, то много раз видел, как эти «стражи порядка» трясут пацанов — просто так, нипочему, от дурной власти. Ко мне, правда, они не совались — опасались формы, и я даже один раз вступился за парнишку младше себя.

Стоял в тамбуре, они его вытащили — двое таких мордатых — и давай доставать. Паспорт где? Ах, дома? А куда едешь? Ага, едешь, а паспорт дома оставил? Карманы выворачивай. Ах, не хочешь? Ну, держи его, Вован, а я посмотрю...

Я им и указал, что они напросятся на неприятности, потому что сразу на вокзале я подниму хай. Как они на меня посмотрели... Недаром наш начальник... бывший мой начальник говорит: «Если нас оккупируют, то вся милиция в полном составе запишется в оккупационную полицию».

Но парня оставили в покое и смылись. Он даже разревелся. Я его понимаю, это не от страха, а от обиды. Оказалось, он не делал ничего, просто сидел и журнал читал. И всё!!! Уж чем он им не «показался»...

Но в этом пригородном, в который я сел на брянском вокзале ранним утром, вообще было мало народу. Он трюхал себе и трюхал, а я смотрел в окно и смотрел, пока не показался этот городок, не выглянул из зелени всеми своими крышами.

Я почему-то сразу решил, что это и есть Любичи — а проводница подтвердила мою догадку. Прохо-дя мимо, она сказала:

— У тебя ведь билет до Любичей? На выход.

И посмотрела так, словно я собирался уехать в Белоруссию по пригородному билету. Мне стало смешно. Вот маленькая власть у человека, но всё же власть — и с каким наслаждением она ею пользуется...

Я подхватил сумку и вышел в тамбур. Поезд уже замедлял ход; за окном поплыли какие-то заброшенные постройки, резкий рывок, остановка — и я соскочил из открытой заранее двери на выбитый бетон платформы.

Мда-а... Скорому тут и в самом деле останавливаться незачем. Наверное когда-то это была вполне обустроенная станция. Но от тех времён остались только полуразрушенные здания, заросшие американским клёном и бурьяном в мой рост.

Кроме меня тут сошёл ещё один человек — какой-то старик весьма ловко выскочил из последнего вагона. Его ждал ещё один такой же дед, и они, обнявшись и даже, кажется, расцеловавшись, бодро затопали совсем не в ту сторону, куда вела более-менее накатанная дорога, даже с машинными колеями.

Эти два деда двинулись по еле заметной тропинке прямо через кусты. На меня они и внимания не обратили, а вот я, постояв несколько секунд, решительно пошёл за ними.

В конце концов, минимум один тут был местный — уж он-то знает, куда идти и где короче. Пошагаю себе следом, а если что — догоню и спрошу.

Кусты оказались хоть и густыми, но неширокими — а следом за ними сразу начиналось то здоровенное поле, за которым лежал на склонах холмов городок.

Я не прогадал — оба старика шагали плечо в плечо, как неразлучные приятели-мальчишки, именно к этому полю. Тропинка была видна отчётливо, и я понял, что дошёл бы и без них — сворачивать там просто было некуда.

И я двинулся следом уже совершенно уверенно. Пока я озирался, шустрые деды ушагали метров за сто. Да я и не старался их догнать.

Поле отделялось от остального мира (я почему-то именно так и подумал) остатками изгороди — тут и там торчали столбы, на них висели ржавые фестоны колючей проволоки. Я задумался, что же тут было?

Больше всего, кстати, походило на аэродром... Додумать эту мысль я не успел — как раз прошёл между двумя столбами... и ощутил приступ дурноты. Словно опять оказался на карусели.

Я мгновенно и противно вспотел, ноги ослабели, а со зрением что-то произошло — непонятно и плавно сдвинулась перспектива, город уехал куда-то, земля пошла под ногами вниз... Когда я пришёл в норму, то стариков уже не было.

Тропинка уводила в бурьян — раньше я что-то его не заметил — закрывавший перспективу города, а столбы остались довольно далеко позади. По всему выходило, что в полубессознательном состоянии я протащился метров сто. Да ну и бог с ним. Тропинка была под ногами — я зашагал по ней.

3.

Смешно, но я запутался. Я шёл уже минут пятнадцать — и не мог выйти к окраине, казавшейся такой близкой.

Очевидно кто-то всё-таки в этих местах ходил — наверное, как и я, со станции, потому что бурьян тут и там прорезало множество перекрещивающихся и путающихся тропинок.

Временами попадались какие-то куски металла, вросшие в землю. Было жарко, тихо и солнечно, пахло сухой травой и пылью. А главное — царило вокруг абсолютное спокойствие. Такое, что даже становилось страшно.

Правда. Солнечным ясным днём мне было не по себе. Нет, это был не тяжёлый неприятный страх, а скорей жутковатый интерес — так бывает, когда происходит что-то захватывающее и опасное. Но всё равно... Я остановился и начал прислушиваться, чтобы сообразить, куда идти.

Было тихо-тихо. Только в бурьяне позванивали какие-то насекомые, да тихо гудел разогретый воздух. А ещё через минуту я ощутил запах дыма — тянуло слева.

Я сделал несколько неуверенных шагов... и увидел, что бурьянную стену прорезает ещё одна — совсем узкая — тропинка. Отстраняя рукой ломкие стебли, я шагнул по ней — и оказался на небольшой полянке.

Посреди полянки горел костёр — маленький, почти невидимый, даже не из сучьев, а всё из того же бурьяна. Возле костра на ящиках сидели двое мальчишек и девчонка.

Они, конечно, издалека услышали, как я иду и смотрели на меня, но без особого любопытства и уж тем более без опаски. Я, естественно, тоже рассматривал их.

Все трое были загорелые дочерна, пропылённые, с выгоревшими волосами. Один из мальчишек казался моим ровесником — плечистый крепыш в неопределённого цвета бортовке, обтрёпанных джинсовых шортах и разбитых кроссовках на босу ногу.

Второй, помладше — в джинсовой безрукавке и спортивных коротких штанах, вообще босиком. Девчонке, кажется, тоже было столько же лет, сколько мне. Она выглядела ничего — глазастая, высокая, стройненькая и крепкая, коротко стриженная, в камуфляжных майке и штанах и в сандалетах.

Рядом с троицей стояли прислоненные друг к другу старые велики, лежала расстёгнутая сумка. Мальчишки жарили на палочках сосиски, девчонка сидела просто так.

— Привет, — сказал я. Ребята кивнули. Девчонка показала на один из ящиков:

— Садись.

Я немного растерянно присел. Младший мальчишка нагнулся к сумке, достал оттуда пару сосисок, ловко ошкурил их, насадил на прутик и протянул мне. Молча и деловито.

Я помедлил и пристроил импровизированный шашлык над невидимым, но жарким пламенем. Мне почему-то стало спокойно и хорошо и расхотелось о чём-то спрашивать.

— Ты подожди, — вдруг сказала девчонка. — Мы ещё часок посидим и тебя довезём... Ты же со станции идёшь?

— Да, — подтвердил я. — Я думал, тут быстрее... И ещё двое каких-то стариков впереди шли, я за ними... А потом они как сквозь землю провалились. Иду, иду, а поле всё не кончается... Тут что было? Поля колхозные, что ли?

— Аэродром, — сказала девчонка, доставая из сумки хлеб. (Так, я был прав...) Она задрала штанину и ловко выдернула из пристёгнутых к ноге ножен нож, начала резать крупные ломти. — Если не знаешь, то тут лучше не ходить. Заблудишься точно, хорошо, если просто пропетляешь. Может и хуже быть.

— Могут собаки напасть, — сказал младший мальчишка. — Мутанты. Они раньше этот аэродром охраняли, это была особая секретная порода... А потом одичали, — старший мальчишка возразил:

— Про собак — это сказки.

— Не сказки, — заспорил, надувшись, младший. — Я их сам слышал и видел... почти. Вечером, когда по краю там, — он вытянул руку, — ехал, и видел.

— Видел, видел... — усмехнулся старший.

Девчонка спросила, передавая остальным — в том числе и мне — хлеб:

— Ты, наверное, на каникулы? — я кивнул и понял, что очень хочу есть. — Ты осторожней... У нас очень непростой город.

— Непростой — это как? — равнодушно спросил я, понимая, что сейчас меня начнут грузить по полной, как почти всегда грузят при первом знакомстве «чужака». — Инопланетяне в гостинице живут? Гробы на колёсиках по улицам курсируют, рейсовые?