Кир Булычев. Собрание сочинений в 18 томах. Т.4

А может, страх? Обычное свойство тиранов, которые понимают – сумма ненависти, обращенная против тебя, уже так велика, что остановиться нельзя, ступить в сторону нельзя, смерти подобно. Ведь Ленин не выносил физических неудобств – всю жизнь он прожил как настоящий буржуа и в Россию не совался – могут посадить. И второго Шушенского, где теща и жена кормили его пампушками, а полы мыла прислуга, уже не будет.

Он не мог быть добрым или злым – это дозволялось лишь на уровне семейном. Мне интересно – вот теперь пишут и публикуют его записки и приказы: расстрелять, уничтожить! В назидание прочим! Интересно, что из этих приказов было выполнено, а что было и воспринималось подчиненными как риторика?

Ведь существуют всевозможные табу. И одно из главных – это Ленин. Даже разоблачители вождя эти табу соблюдают.

Почему я подумал о Ленине? Наверное, потому, что какие-то его черты я ищу в непонятных мне, значительных и холодных людях.

В генерале дяде Мише.

Он хороший работник. Он видит за конкретным делом интересы страны (как он их понимает). Он все запоминает и складывает на полки своего мозга – а какова его окончательная цель? Власть? Страх? Тщеславие? Ведь трудно представить себе человека, который бы действовал только в интересах народа или страны. Без симпатий и антипатий. Он понимает, что мы с ним живем на вулкане? Мы не знаем, что может замыслить мир без времени. Какой Гитлер или Ленин родится там? Или перейдет туда из нашего мира. Кстати, разве я уверен, что Ленин умер и похоронен в Мавзолее? Я уверен, что Гитлер покончил с собой, а не загремел в безвременье? А не возникнет ли завтра новая дырка в прошлое? Где возникнет? Какой певец или актер решит туда сбежать?

...Вошел дядя Миша.

– Все в сборе, кофе я принес, «Золотой нестле». Хотя я больше уважаю «Черную карточку».

Он поцеловал Катрин в щечку – он уступал ей полголовы. Это мне понятно: генералам нельзя быть очень высокими, их могут пристрелить. Ага, вон там, среди врагов, стоит кто-то чрезвычайно высокий, направьте на него всю огневую мощь наших пулеметов!

Лере он поцеловал руку – ах ты, хитрец, не будешь же ты обниматься с Лерой!

Тамарочка сама его поцеловала, нарочно оставила на щеке темно-красное пятно и любовалась им.

Но генерал в штатском обладает замечательной интуицией – иначе бы не выжил. Он понял, что натворила коварная Тамарка, по ее взгляду, взял со стола бумажную салфетку и протер щеку. Тамара была разочарована.

– Та ж вы догадались, – сказала она с украинским акцентом – настоящим, не наигранным: Тамарина мама – дитя украинского юга, принесенное в Подмосковье турецким ветром, чтобы найти счастье, мужа и знания. Пока что она была почти счастлива, остальное на подходе.

Дядя Миша склонил свою сухую, правильную, страшно обыкновенную голову, чуть улыбнулся тонкими губами, пригладил редкие волосы и сказал, глядя на Тамару:

– Болтун – находка для шпиона.

– Я могу уйти, – сказала Тамара. – Я могу вообще уехать из Москвы, я могу эмигрировать в Израиль. Динка уже эмигрировала, вот и меня лишитесь.

– Ты еврейка? – спросил дядя Миша.

– Да ты шо? – возмутилась Тамара. – У мэне уси прэдки мордва.

Дядя Миша открыл рот, а Тамарка, страшно довольная тем, что обыграла генерала, пошла в маленькую комнату, где стояла кофеварка, и занялась делом. Ее вроде бы и не было, но в ее маленькой комнате было слышно каждое слово.

Наступила недолгая пауза. Дяде Мише не терпелось спросить, есть ли мордва в предках Тамарки, но он сдержался и достал из своего «дипломата» папочку в прозрачном пластике, вытащил оттуда белый лист и сказал:

– Мы с вами получили письмо.

Никто с ним не стал спорить, хотя ясно было, что письмо получил именно он. Или его контора.

Я смотрел на листок – обычный машинописный, А 4, и у меня нехорошо билось сердце. У меня бывают предчувствия, я им верю. Я не телепат и не знаю, существует ли телепатия или жулики выдумали. Но эмпатия есть, и я эмпат, один из редких таких уродов.

Ничего хорошего нам от этого письма ждать не приходилось.

Дядя Миша прочел:

«Консулы замыслили погубить Землю. Они говорили об абсолютном орудии. Оно спрятано в районе города или села Максимово. Вернее всего, не очень далеко от Питера, иначе им не добраться. Цель – истребить жизнь на Верхней Земле, чтобы спасти себя от проникновения сверху. Консулы боятся, что граница между мирами истончается и, если она исчезнет, они тоже исчезнут. Они очень серьезные люди. Они уверены в успехе. Нас с Люсей обнаружил Л. П. Берия. Он у нас. Слышали о таком? Мы скрываемся, и это нелегко сделать. B. И. обещал мне отправить письмо через окно, которое ему известно. Постоянной связи нет. Подозреваю, что это канал контрабандистов наркотиками. Ищите канал там. Отыщите Максимово. Что за угроза? Не могу написать, где будем скрываться, боюсь предательства. Срок не знаем.

Ваши друзья Люся и Егор».

Дядя Миша передал листок Калерии.

Потом сказал:

– Написано карандашом.

Лера прочла, из маленькой комнаты выплыла Тамара с кофейником. Поставила кофейник на стол и протянула руку.

Лера молча передала ей письмо, потом прочла Катрин. Только потом оно добралось до меня.

А я уже знал, что вернее всего первый кандидат на командировку в мертвый мир – ваш покорный слуга. Или, как можно сказать обо мне: «Ваш покойный слуга».

Тамара разлила кофе по чашкам. Чашки у нас хорошие, Пушкинский дом подарил за нашу электронную собаку. Сервиз Ломоносовского завода.

Мы вели себя как на рауте: чинно, благородно. И товарищ генерал был не хуже нас.

– Что вы скажете, Калерия Петровна? – спросил наконец наш гость.

– Почерк Егора? – спросила Калерия.

– Да, мы проверили, – ответил дядя Миша. Он не удивился милицейскому вопросу. В любом случае мы здесь все следователи.

– Тогда у меня нет сомнений, – сказала Лера.

– А какие ребята! – сказала Тамара и вдруг принялась рыдать. – Вы бы знали!

Дядя Миша встрепенулся, он еще не привык к Тамариным рыданиям – Тамара легко плачет, легко смеется, у нее все железы и гормоны расположены под самой кожей.

Я понимал Тамару. Я был рад, что Егор смог прислать нам письмо, что он остается на живой земле, хоть и умер для нее. Хороший парень.

– Вы чего? – спросил дядя Миша.

– Она так ребеночка хотела, – взвыла Тамара.

Вряд ли у нее был шанс побеседовать с Люсей наедине – я о таком не слышал. Но мыслила она верно.

Наши друзья остались там – так случилось, что они не смогли возвратиться, они стали мертвецами, но не прониклись злобой и холодом Нижнего мира.

– Если вы тоже не сомневаетесь, – сказал дядя Миша, – то мы должны поверить всему, что сказано в письме.

– Вы представляете, как ему было трудно нам весточку послать? – сказала Катрин.

– Я думаю, что трудно, – согласился дядя Миша.

– А вы этот канал засекли? – спросила Лера.

– Пока нет, – сказал дядя Миша.

– А как же вы получили письмо?

– Люди, которые передали, знали обо мне, – ответил дядя Миша. – Они не знали о вашем институте, и плевать им на институт, простите за выражение.

– Понимаю, – улыбнулась Лера.

Тамара обиделась:

– Если плевать, зачем пришли? Тоже поплевать захотелось?

– Преувеличиваете, Тамара, – сказал генерал.

– Вы тоже всегда преуменьшаете, – согласилась Тамара.

Наступила пауза. Она была прелюдией к новой стадии разговора.

– Может, кто-нибудь от вас сгоняет туда на денек? – спросил генерал.

– Может быть, – ответил я. Зачем заставлять других людей говорить за тебя. Дядя Миша имел в виду меня, и только меня.

– Не сейчас, – сказала Калерия Петровна. – Сейчас рано.

– Может быть, – согласился дядя Миша. – Но в принципе?

– В принципе никуда мне от вас не деться, – сказал я.

– Дело достаточно серьезное, – сказал дядя Миша. – Я обращаю ваше внимание на возможные последствия не только для вас лично, но и для всей нашей страны.