Пушка Ньютона. Исчисление ангелов .Дилогия (первые две книги серии)

– Понимаю, – осторожно сказала Адриана, поставив на стол чашку с кофе. Казалось, целую вечность она не пила сей божественный напиток. – Благодарю вас за совет, мадемуазель Карева. Обещаю вам хорошенько его обдумать.

– Я очень на это надеюсь. Я была бы рада, если бы по прибытии в Венецию вы действовали со мной заодно.

Спустя несколько часов после того, как ушла Карева, раздался стук в дверь.

– Кто там? – спросила Адриана.

– Это я, Эркюль, – послышался приглушенный голос.

– О! – с некоторой горечью воскликнула Адриана. Она даже перестала ждать его. – Креси…

Креси понимающе кивнула:

– Знаю, знаю. У меня дела на час-другой, мне надо отлучиться.

– Спасибо, – сказала Адриана, беря ее за руку.

Креси прямо посмотрела на нее, и легкое сострадание мелькнуло в ее глазах. Она наклонилась и поцеловала Адриану в лоб.

– Все хорошо, – сказала она твердо.

С этими словами она открыла дверь и прошла мимо Эркюля, даже не взглянув на него.

Он посмотрел ей вслед, подняв брови, и удивленно пожал плечами, затем окинул взглядом каюту.

– Вы неплохо устроились, – заметил он.

– Да, – ответила Адриана.

Она подошла к нему, очень осторожно взяла его за подбородок, повернула его голову к себе и прижалась губами к его губам. Он страстно ответил на ее поцелуй, она на секунду оторвала губы, чтобы и ее не захватила та же страстная волна желания. Она желала не столько плотского удовлетворения, сколько ощутить тепло человеческого тела, забыться в ритме движений, дарующих наслаждение.

Он легонько отстранил ее, когда она начала расстегивать его камзол.

– Что? В чем дело? – спросила она, заглядывая в его глаза, вдруг сделавшиеся очень серьезными.

– Я вызвался при высадке войск возглавить один из отрядов, но я думаю, ты должна благословить на это дело наших ребят.

– Эркюль, в какую глупость ты ввязываешься?!

Он тяжело вздохнул, отошел к иллюминатору и уставился в него:

– Мне нужно что-то срочно предпринять, чтобы доказать царю свою благонадежность. В противном случае…

– Так, понятно. С тобой Карева успела поговорить.

– Адриана, тебе подвластны те силы, которые мне недоступны, которые я не понимаю. Твою пользу и значимость невозможно не признать. Я же – простой солдат, один из очень многих.

– Если я в безопасности, то и тебе ничего не угрожает, – сказала Адриана.

Он нахмурился:

– Быть при тебе сторожевой собакой или попугаем, который передает твои приказы охраняющим тебя солдатам? Я претендую на большее, моя дорогая. Я должен быть смелым и самостоятельным, чтобы найти себе достойное место при царе.

– Какая и кому будет польза от тебя, Эркюль, если ты погибнешь?

Он повернулся и посмотрел на нее тяжелым пристальным взглядом.

– Я и об этом подумал, и это не имеет значения.

– А мы? Мы тоже не имеем значения?

– Да, Адриана, мы… Что говорит тебе твое сердце обо мне? Ты любишь меня?

– Это несправедливо, Эркюль. Раньше мы никогда не заводили с тобой разговор о любви. Что влекло тебя ко мне? Разве любовь? Я думаю, что нет.

– Да, вначале это была не любовь, – признался он. – Наверное, не любовь. Но теперь я чувствую ее в своем сердце. А что ты чувствуешь?

В груди у нее все сжалось, и она едва смогла выговорить:

– Защиту и поддержку. Счастье. Я нашла очень, очень дорогого мне друга.

Он кивнул и вновь отвернулся к облакам, плывущим за стеклом иллюминатора.

– Но не любовь? – грустно произнес он.

– Но откуда я могу знать, что такое любовь? – воскликнула Адриана. – И почему ты завел этот разговор как раз перед самоубийством?

– Ты совсем не веришь в меня.

– Эркюль, я верю в тебя. Но все, кто любил меня… и особенно те, кого любила я, оставляют меня.

– Николас не оставлял тебя. Он умер, чтобы ты жила. – Эркюль усмехнулся. – Так же жертвует ради тебя и Креси.

– Не надо ревновать меня к Креси.

– Она же меня ревнует. А это верный признак, что нужно обменяться любезностями.

– Достаточно, Эркюль д'Аргенсон. Вы зашли слишком далеко.

Он горько рассмеялся:

– Боюсь, что да. И поверь, чувствую, что совершил глупость. Я всегда считал себя кавалером и искусным любовником, в каком-то смысле даже распутником, и вот я сам попался в сети…

– Попался в сети? – Адриану его слова так возмутили, что она перешла на крик. Она сделала усилие, чтобы успокоиться и прийти в себя. – Уверяю вас, мсье, вас никто не залавливал в сети, и подозреваю, никакой любви вы ко мне не питаете. Вы и я вместе преодолевали трудности, чтобы выжить. И в объятиях друг друга мы искали только ощущение жизни, и мы его находили. Вы приняли это за любовь, но как только несчастья будут позади, как только наступит мир и покой и у вас появятся время и возможности ухаживать за другими женщинами, вы переменитесь ко мне.

– Я так и знал, что ты не веришь мне.

– Боже мой, да ты искажаешь смысл моих слов! – выкрикнула Адриана.

Он опустил голову и долго так стоял.

– Простите, мадемуазель. Я не то сказал.

Она овладела собой, подошла к нему и робко взяла его за руку.

– Не делай этого, Эркюль. Я достаточно люблю тебя, чтобы испытать боль, увидев тебя мертвым.

Он повернулся к ней.

– Я должен думать о своей судьбе, – сказал он. – У меня нет твоей любви, поэтому я должен думать о своем продвижении по службе.

– Обманщик! Ты бы думал о своей карьере независимо от того, люблю я тебя или нет.

Он улыбнулся так, словно его рот искривился от боли:

– Ты хорошо меня знаешь. Но сомневаешься, люблю ли я тебя.

– Хватит говорить на эту тему, – остановила его Адриана. – Больше ни слова.

– Хорошо, не буду, если ты не будешь пытаться отговорить меня от участия в сражении.

– Думаю, я сказала все, что могла.

– В таком случае, мадемуазель, позвольте откланяться.

– Ты приходил только ради того, чтобы сообщить о своих планах? Когда ты меня целовал, мне так не казалось.

– Виной тому ваши чары, мадемуазель, я теряю разум, когда вижу вас.

– В таком случае, может быть, вам его стоит потерять сейчас?

Он печально усмехнулся:

– Кем-то было сказано, что только разум отличает человека от животного. Зачем же вы просите меня превратиться в животное?

– Не навсегда, всего лишь на один час.

– Я думал, вы рассердились на меня.

– Рассердилась и продолжаю сердиться.

– Ну, тогда…

– Это будет вашим наказанием, – просто сказала Адриана. – Когда ты найдешь смерть, к которой так глупо стремишься, я хочу, чтобы ты, отправляясь в ад, пожалел еще и об этом.

– Мадемуазель… – начал он, а она стала расстегивать камзол, затем рубашку, прижалась губами к его обнаженной груди. – Мадемуазель! – повторял он, но уже совсем другим голосом.

Она перешла к пуговицам на его бриджах.

– О Боже, – простонал он, – как ужасен твой гнев!

Она остановилась и посмотрела ему прямо в глаза.

– Вы едва вкусили его, – выдохнула Адриана и толкнула его на постель.

Она одним движением скинула через голову свободное платье, подаренное ей Каревой, и всем телом прижалась к нему, испытав настоящий шок, когда ее грудь коснулась его груди, мурашки побежали по коже. Она покрывала его поцелуями, пока он стаскивал с себя через голову наполовину расстегнутый камзол.

– Адриана… – шептал он.

Она замерла.

– Только не говори о любви! – предупредила она. – Тебе позволено только отрицать, что ты любишь меня.

– Я… я… – Он уже не мог говорить.

Она целовала его, поднимаясь все выше и выше, пока не коснулась губами мочки его уха.

– Говори, что не любишь меня, – прошептала она. – Говори.

– Мадам, – проговорил он, задыхаясь, – я буду презирать вас, если вы будете продолжать.

– Повтори еще раз, – попросила Адриана.

– Ненавижу тебя.

– Хорошо, очень хорошо.

Наконец она нашла забвение, погрузившись в размеренный ритм движения тел и набирающую силу страсть. Но потом, когда Эркюль поцеловал ее и ушел той дорогой, которую он сам себе выбрал, она вдруг обнаружила, что не чувствует радости от намерения продолжать свой путь в одиночестве. И тогда она сделала то, чего уже давно не делала: она сложила перед собой ладони и принялась молить Бога, чтобы он сохранил Эркюля, не отнял у него жизнь в предстоящем сражении. Она открыла для себя, что верит в то, что Бог услышит ее, но не верит, что Он исполнит ее просьбу. Взволнованная, она устремила взгляд через иллюминатор на небо. Невидимое солнце, клонясь к закату, кроваво-красным светом залило облака и, уходя, медленно отдавало землю во власть мертвенно-серых сумерек.