Вечный союз

В отличие от русских ни тот, ни другой народ не занимались торговлей. Римляне были фактически отрезаны от моря, так как могли выйти в него только через длинный узкий залив, что при преобладавших здесь южных и западных ветрах было затруднительно. Единственными судами, которые они строили, были военные корабли, охранявшие вход в залив от карфагенян, да грузовые баржи, доставлявшие зерно из отдаленных частей страны в столицу. Русские торговые суда заходили к ним, но не чаще одного раза в год, — слишком трудно было бороться с ветром на обратном пути через проливы. К тому же старинные римские галеры не были приспособлены для перевозки грузов. Когда поблизости не было ни тугар, ни мерков, контакты римлян с карфагенянами сводились к отдельным пиратским набегам.

— Вы говорили мне, — прервал его размышления Марк, — что на Земле наш народ во многом отошел от тех порядков, которые были во времена Древнего Рима?

Сделав знак Винсенту последовать его примеру, консул забрался на свою колесницу, и они направились вдоль берега моря. В приморских кварталах кипела жизнь. Вплоть до прошлой осени из Рима было невозможно пройти по воде даже до залива, так как на реке Тибр, протекавшей вдоль восточной окраины города, как раз в этом месте были бурные пороги, и потому все суда разгружались в Остии, находившейся в пяти милях южнее, а оттуда товары доставлялись на повозках. Подобно древнему Риму, город был построен в труднодоступном месте, чтобы обезопасить жителей от нападения морских пиратов. Эндрю предложил римлянам несколько тонн столь ценного для них самих пороха и послал к ним двух помощников Фергюсона для постройки канала со шлюзом в обход порогов. Этот жест доброй воли был воспринят римским консулом с благодарностью и способствовал быстрому расцвету торговли между двумя странами, но после этого у русских завелся в сенате непримиримый враг — владетель Остии Петроний Регул, неизменно выступавший против какой бы то ни было помощи со стороны Руси, будь то даже оружие.

По пути Марк с одобрением рассматривал появившиеся в последнее время на берегу сооружения и ряды кораблей у причалов. У подножия холма консул велел повернуть на запад, и два могучих коня стали преодолевать длинный подъем к форуму.

Копыта зацокали по вымощенной булыжником мостовой возле храма с колоннами и общественных бань. При виде этого здания все мысли, связанные с его дипломатической миссией и экономическими проблемами, вылетели у Винсента из головы. Он уже был здесь накануне, и это посещение порядком встряхнуло его честную квакерскую душу. Сначала, когда ему предложили посетить бани, он обрадовался тому, что римляне, в отличие от русских, признают неотъемлемое право всякого цивилизованного человека регулярно принимать ванну. Однако, оказавшись в толпе из нескольких сотен таких же голых мужчин, он почувствовал себя неловко. Но это было ничто по сравнению с шоком, который он испытал, заметив в одной из полуосвещенных ниш группу мужчин, занимавшихся тем, о возможности чего он до настоящего момента даже не подозревал. Он начисто забыл о необходимости соблюдать свое дипломатическое реноме. А Марк еще подлил масла в огонь, намекнув, что если у Винсента возникнет желание присоединиться к этой группе, то его, разумеется, примут там с распростертыми объятиями. Никому в старом добром богобоязненном Мэне подобное и в голову не могло прийти. При всем уважении к местным обычаям, Винсент твердо решил, что мыться отныне он будет в одиночестве.

— Я вижу, вы все еще расстроены в связи со вчерашним посещением бань, — обронил Марк, заметив, с каким ужасом Винсент взирает на здание, будто ожидая, что оттуда вот-вот выскочит сам сатана с рогами и хвостом.

— Это ваш обычай, но мне он чужд, — холодно ответил Винсент, опустив на этот раз слова о неминуемом божеском проклятии, от которых не удержался накануне, пулей вылетев из бань.

— Мы можем сказать то же самое об обычаях, заведенных у вас, — парировал консул с таким видом, будто победил в споре.

— То, чем вы занимаетесь в личной жизни, меня не касается, сэр.

— Однако вызывает у вас неприязнь. — Я этого не говорил.

— Но подумали, — рассмеялся Марк.

Винсент, чувствуя, что вряд ли одержит верх в этом споре, предпочел промолчать.

— Возможно, тут я не вполне справедлив по отношению к вам, — сказал Марк после непродолжительной паузы. — Но меня, без сомнения, касается вопрос о том, что говорят ваши люди в наших тавернах и других общественных местах. Эти разговоры так же неприятны нашим патрициям, свободным торговцам и ремесленникам, как и вам наши бани.

Вопрос о посещении русскими злачных мест беспокоил и самого Винсента. Заведений, несомненно служивших обителью греха, здесь было немало.

— Все это непросто как для вас, так и для нас, — продолжал Марк. — Когда через два месяца ваша железная дорога достигает Рима, тысячи римлян и тысячи русских смогут без труда отправиться в путешествие, которое раньше было доступно единицам раз в несколько лет. Нам нужно многое из того, чем вы обладаете, но при этом далеко не все, что вы, похоже, пытаетесь нам навязать, подходит нам.

— То есть демократическая форма правления и отмена рабства, — уточнил Винсент. — Но ведь мир изменился, Марк. Ваше рабство было на руку Тугарам — именно с его помощью они держали в своих руках и вас, и русских, и другие народы. Теперь тугары ушли, и пора вздохнуть свободно.

— Если я объявлю заседающим в сенате патрициям, владельцам поместий, что отныне их рабы имеют право голосовать и вольны работать где и как им вздумается, живым я оттуда не выйду.

«Неужели так будет повторяться во всех городах, во всех землях?» — подумалось Винсенту. На Руси все получилось как-то само собой: бояре хотели уничтожить всех янки, а в это время против них поднялись крестьяне, которым осточертело ненавистное боярское иго. Здесь, в Риме, Винсент тоже чувствовал витавшие в воздухе волны ненависти. Когда он сталкивался на улицах с рабами — а казалось, что весь этот чертов город только рабами и населен, — они глядели на него с благоговейным трепетом. «Неужели мое появление приведет к восстанию, результатом которого опять будут тысячи убитых? — думал он. — Неужели мы будем шествовать по планете с мечом в руках, вызывая бесконечную череду войн и революций, в ходе которых будут гибнуть люди?» Эта мысль повергла его в уныние. Он уже погубил столько жизней, что теперь до конца жизни обречен испытывать угрызения совести. А может быть, именно поэтому Эндрю и назначил его послом, а Калин в качестве президента поддержал это назначение, рассчитывая, что Винсент, с его квакерским воспитанием, постарается разрешать спорные вопросы без применения оружия.

— В таком случае получается, что мы загоняем вас в тупик, — меланхолично заметил Винсент, хватаясь за поручни, чтобы не выпасть из колесницы, которая лавировала в толпе, рассыпавшейся по сторонам при виде первого консула.

— Вывести нас из этого тупика — ваша прямая обязанность, — бросил Марк в ответ. Колесница свернула с оживленной магистрали на просторную площадь форума. Винсент с восхищением смотрел на открывшуюся перед ним перспективу. Окружавшие площадь здания были построены из известняка. Спереди форум обрамляла колоннада с каннелюрами, а венчал ее купол с мраморной фигурой Юпитера.

Дворец Марка в противоположном конце форума сверкал белизной в лучах солнца. По бокам площади высились аналогичные дворцы двадцати виднейших римских семейств, которые владели всеми землями и правили почти двумя миллионами жителей. В отличие от Руси, страдавшей от боярских междоусобиц, Рим всегда был сплочен вокруг первого консула, чей титул передавался по наследству от отца к сыну на протяжении нескольких столетий.

Уже этот факт заставлял Винсента с особым вниманием отнестись к той задаче, которая была поставлена перед ним. На Руси разногласия между боярами помогли их полку выжить и затем совершить революцию, а Церковь, принявшая их поначалу в штыки, впоследствии стала оплотом демократии. Здесь же не было ни разногласий, которыми можно было бы воспользоваться, ни Церкви. К тому же римляне, не воевавшие и не понесшие потерь, втрое превосходили русских числом.