Смута (СИ)

   Жадность и страх лежат в основе многих людских поступков. Желание прибрать к своим рукам что-то чужое борется с опасением получить по шаловливым ручкам, а то и хуже - по мозгам. Но по большей части, особенно в первое время, пока не надавали по рукам, жадность сильнее. Так же получилось и в этот раз.

   Поляки отошли, разделились на несколько отрядов и с разных сторон, причём некоторые действовали пешим порядком, попытались подобраться к рогаткам и убрать их с дороги. Не получилось. Из острожков по ним открыли беглый огонь, заставив отказаться от задуманного. День уже заканчивался, когда несколько сотен польских кавалеристов предприняли попытку сходу протаранить заграждение, но ничего у них не вышло, завязли и получили по самое не хочу от наших стрелков.

   Бандиты отступили и на расстоянии нескольких километров от города начали устраивать лагерь. Но никто не расслаблялся, ожидая какой-нибудь подлости, на которые поляки большие мастера. Так и получилось, был ещё один, ночной приступ, вернее попытка ночного наступления. Но разведчики своевременно вышли вперёд, вовремя обнаружили выдвижение противника и подожгли заранее припасённые кучи хвороста.

   А за время учёбы наши солдаты всё вокруг хорошо пристреляли, и оказалось возможным вести огонь в полной темноте. Так что мы занимались знакомым делом, причём больше на слух, но и этого хватило, чтобы отогнать ворога.

   Внешне всё происходящее выглядело достаточно просто, но потребовало огромного нервного напряжения от участников событий. Во всяком случае - с нашей стороны. Однако, как оказалось, время на обучение личного состава мы потратили не зря. Не было никаких метаний и панических криков, все бойцы действовали как во время многочисленных тренировок. Так что результат оказался вполне ожидаемый - прорваться толпой в полный рост сквозь плотный заградительный огонь не удалось никому.

   Другое дело, что в городе настроение было совсем иным. Страх и боязнь предстоящих мучений стали буквально осязаемыми. Люди набились в храмы и молились, пытаясь найти в этом хоть какую-то возможность успокоения.

   Ко всеобщей радости всё завершилось благополучно, польско-литовские бандиты отошли от города, правда недалеко, до ближайшей деревни, и там организовали постоянный лагерь. Как оказалось, они ожидали подкрепления, которое и пришло через неделю. И где-то ближе к середине февраля последовала ещё одна попытка штурма города.

   В этот раз всё обстояло гораздо серьёзней. Атака производилась с трёх сторон отдельными самостоятельными отрядами, причём действующими достаточно далеко друг от друга. Этим враги пытались растащить нашу оборону. Оккупанты смогли даже перейти на другую сторону реки Молога и атаковать город с тыла.

   И здесь стоит только порадоваться влившемуся последнее время в наши ряды достаточно большому пополнению, вплоть до того, что к нам присоединились самостоятельные отряды. Конечно, мы смогли бы продержаться и своими силами, план обороны был рассчитан и на такой поворот событий, но в этом случае жертв оказалось бы значительно больше.

   Как оказалось, подвиг устюжан, первыми восставших против иноземцев, не остался незамеченным. Кто-то может с этим не согласиться, но изгнание преданных самозванцу войск и отказ признать тушинского вора нельзя не считать подвигом. Правда потом то же самое сделали и другие, но устюжане были одними из первых. И это привлекло к ним людей, увидевших в этом возможность начать борьбу с захватчиками.

   Свою роль сыграло и наличие мастеров, способных изготовить оружие, и не просто пики и топоры, а пушки и ружья.

   Так что и вторая попытка штурма почти ничем, кроме больших потерь у бандитов, не отличалась от первой. Свою задачу рогатки и ежи выполнили - задержали наступающего противника, а остальное сделал плотный пушечно-ружейный огонь из острожков. После нескольких попыток взять город штурмом, и понеся значительные потери, польско-литовские бандиты вместе со своими приспешниками ушли. Они ведь хотели грабить, насиловать и убивать русских, а не проявлять чудеса героизма.

   Через несколько дней после победы над тушинцами, Устюжна, Фёдорыч

   Сегодня у меня состоялась интересная беседа с одним из представителей местной власти. Мы с ним встретились в губной избе.

   - Как видишь, Савелий, я выполнил возложенные городом на меня обязанности. Город защитили, поляков прогнали, так что свою работу я сделал.

   - С этим не поспоришь. И войско подготовил, и ворогу укорот дал. Вот только хотел бы я узнать, что дальше делать собираешься. Ты вроде бы как первоначально задумывал немного здесь пожить и потом отправиться домой?

   - Всё осталось без изменений, разве что задержаться здесь придётся чуть подольше. Да и обдумать надо, как дальше двигаться. Может быть, вместо привычной дороги домой придётся искать какую-то другую.

   - А почему так-то?

   - А война кругом, и на русской земле воюют, и там, у иноземцев, неспокойно. Так что сомневаюсь я, что нам удастся с малыми силами пройти по прежней дороге.

   - Поэтому ты и отправил своих людей в Архангельск искать корабли для путешествия по морю?

   - И поэтому тоже. Если не найду дорогу домой, то знаю за морем земли, где можно обустроиться и спокойно жить. Конечно, бандиты и грабители есть везде, но там во всяком случае не воюют. По крайней мере, мне пока неизвестно о войнах в тех местах. Хотя возможно, я не всё знаю.

   - Как новые места обживать будете? Вас же всего пара десятков людей. Оставайтесь здесь жить, люди вас уже знают, доверие есть.

   - Это сейчас так, Савелий. А завтра приедет боярин из Москвы управлять городом, и все мои заслуги, да и твои, кстати, тоже, будут забыты. Кто мы? Чужеземцы неизвестного рода-племени, без поддержки бояр и прочих особ, приближённых к царю. Так что любви и дружбы с пришлой московской властью у нас не получится. А что власть в городе будет московская, не сомневайся. Вон на что силён был Великий Новгород, и то склонил свою голову перед Москвой.

   - Да, это верно. Москва не в первый раз перед пришельцами гнётся, но всегда потом верх держит.

   - Вот и я про то же. Так что нельзя нам здесь оставаться, ничего хорошего из этого не выйдет. Да и пришлая московская власть со временем забудет заслуги местных, а будет помнить только о своей выгоде. Всегда так было.

   - И тут ты прав, Фёдорыч.

   - Вот поэтому я и буду искать другую дорогу домой или новое место для житья. Где сам себе стану хозяином и ни перед кем голову склонять не буду.

   В разговоре возникла довольно продолжительная пауза, после которой Савелий неожиданно спросил:

   - А с собой людей отсюда не возьмёшь? Ведь новое место обживать надо. Мужики для этого нужны, вы-то все не больно такой труд уважаете. Да и воины в дальней дороге потребуются.

   - Если кто-то согласится на путешествие с нами, буду только рад.

   - Ну что же, я буду это иметь в виду, и если что, помогу. А теперь есть ещё одно дело. Врага мы тут разбили, но князь Скопин-Шуйский собирает в Великом Новгороде рать для освобождения Москвы от иноземцев. Пришла грамота, зовёт он всех русских людей вступать в его войско. Мы туда пошлём своих воинов. Хорошо, чтобы ты их возглавил. Город тебе доверяет, заслужил ты это. Людей бережёшь, лишнего не требуешь.

   - Тут дело такое, Савелий. Мы ведь воюем по-другому, ты сам это видел. И оружие у нас другое, наши розмыслы ваше переделали как нам надо. Так что под моим командованием трудно будет вашему отряду влиться в войско князя. Но как-то послужить земле русской надо, тут ты прав. Негоже в стороне стоять, когда вороги её насилуют. Давай решим так. Я готов возглавить отряд, отправляемый в расположение князя, но надо подумать, как мы будем вместе воевать.

   - Так и решим. А ты думай, как лучше воевать, и собирай отряд в дорогу.

   Конец февраля, Архангельск, Трубецкой Никита Романович