Иностранные известия о восстание Степана Разина

6. Иоанн, по отчеству Васильевич, был не менее деятелен, чем его отец; он не упустил ни одной возможности увеличить свою державу, но, поскольку он был немилосерден и считал, что это единственный способ укрепить власть, оказался причислен к тиранам. То, что во многих делах он часто отступал от обычаев доброго государя, а нередко даже преступал законы, как божественные, так и человеческие, не вызывает сомнений. Однако необходимо с определенностью сказать, что многое говорилось о нем не столько из подлинного знания его деяний, сколько по злобе к нему, а между тем он неоднократно предпринимал дальние походы и одержал ряд блестящих побед, подчинил себе царства Казанское и Астраханское, каковыми деяниями доказал, что величием духа он оказался достоин своего державного назначения.

с. Из суждения Якоба Августа Туана о Павле Одерборне (под 1584 г.) сразу становится ясно, что тот преувеличивал деяния Иоанна Васильевича с тем, чтобы наиболее ярко изобразить его тираном. В том же подозревает Александра Гваньини и повторяет это вслед за Туаном эльзевировская Московия (с. 114), которая в дальнейшем дает деятельности этого царя чрезвычайно высокую оценку, считая, что ему должны подражать государи, желающие расширить свою державу (с. 150, ср. с. 180). Впрочем, у меня есть одна рукопись, которую Туан несомненно не видел, между тем здесь сообщается то же, что и у Одерборна. Ей следует англичанин Горсей, посланный к Иоанну Васильевичу Елизаветой (Сочинения Джерома Горсея и ван ден Боса известны Марцию, видимо, по краткому изложению у Эразма Францисци (см. прим. «г»)); с ним можно объединить голландца Л. ван дер Боса (Точнее – Lambert van den Bos (или Bosch), он же Lambertus Silvius (также Sylvius), голландский историк и литератор (1610 – 1698 гг.). Отметим, что он интересовался и Разиным. Кроме перепечатки голландского текста «Сообщения…» в своей «Истории нашего времени» (изданной под именем L. Sylvius в 1685 г.), он еще раньше включил «Сообщение…» в сборник, который издал под своим нелатинизированным именем. L. van den Bos. Het toonell der vorstelycke gunstelingen… t'Amsterdam, 1676.), они оба сходятся в описании зверств царя; Олеарий повторяет то же самое, чтобы как-нибудь не отступить от Гваньини. Так что совсем неудивительно, что Эразм Францисци подписался под этим в своем «Theatrum actorum lugubrium», XVI (Действительное название: Der Zweite Traur-Saal steigender und fallender Herren, durch Erasmum Francisci. Nurnberg, 1673.). И все-таки Туан не боится в другом месте высказать то, что он писал раньше, а в опровержение ходячего мнения дает по этому вопросу свое заключение, в котором показывает могучий дух и великую душу царя (см. под 1606 г.). При этом Туан, снискавший себе величайшую похвалу как необыкновенной своей ученостью, так и опытностью в государственных делах, конечно, не мог не знать того, что об Иоанне Васильевиче многие писали слишком сурово, то ли забуждаясь, то ли подстрекаемые злобой, то ли не зная, что тиранами называют тех, кто совершил большее, чем несколько тиранических поступков.

7. Зато как только Иоанна Васильевича не стало, началось сильное смятение. Судьба Феодора была несчастливой, власть – непрочной, а к тому же, как это обыкновенно бывает, бездетность его вызвала презрение (Мы предпочли понять orbitas как «бездетность [Федора]», а не как «сиротство [царевича Дмитрия]».). Когда в 1598 г. он умер, не оставив детей, под видом сына Иоанна Васильевича явился некий Григорий Отрепьев (У Марция Отрепьев называется Strepius. Форма имени, как и сам рассказ, заимствован Марцием у де Ту и из эльзевир веского издания «Истории Московии».), выдававший себя за младшего брата Феодора – Дмитрия, который еще раньше был погублен кознями Бориса. На своем порочнейшем пути к трону он пользовался внешним сходством с Дмитрием, которое вводило всех в заблуждение. Однако эта дерзость не прошла ему даром. Он потерял не только власть, но и жизнь, а после и тело его было отдано на глумление: его проволокли на веревке, продетой через срамные части, и подвергли истязанию. Душа содрогается при виде этого сурового примера, тем более что некоторые все-таки считают Отрепьева, о котором идет речь, настоящим Дмитрием и утверждают, что после смерти Феодора Иоанновича он по праву рождения должен был править московитами, но был свергнут, а затем в нарушение всех человеческих и божеских законов скверно и позорно убит. Об этом говорят многие, но не вполне уверенно. Зато свидетельство хотя бы одного Петра Патерсона (Petersonus (также Patersoruis) и Petrejus представляют собой различные варианты латинизации имени Пера Перссона из Упсалы, об этом см.: Ю. А. Лимона в. История о великом княжестве Московском Петра Пет-рея. – Скандинавский сборник, Таллин, 1967, вып. 12, с. 260 – 261. – А делу us считал Патерсона и Петрея разными авторами.) из Упсалы (d) вполне убедило остальных в том, что Отрепьев был самозванец и только выдавал себя за Дмитрия и, таким образом, вполне заслуженно был лишен достоинства, не принадлежавшего ему по происхождению, и позорно заклеймен как государственный преступник.

d. Туан видел и читал его сообщение, поскольку под 1606 г. упоминает его. После Туана этим занялся Пясецкий, но не смог дать ничего более убедительного, чем Туан, который скорее упоминает вышеназванное сообщение, чем принимает и одобряет его Пясецкий под 1604 г. пишет, что о происхождении Дмитрия «неясно, истинно ли оно или это измышление». Между тем, если бы он мог что-нибудь выяснить вполне и так передать потомству, он изучил бы это, исследовав дело внимательнейшим образом. Михаэль Каспар Лундорп (Continuatio Sleidani, lib. 3, под 1606 г.) так и оставляет это под сомнением. Я, насколько мне дано судить об этом, считаю, что русские поступили в этом деле не вполне правильно и беспристрастно. Анонимный автор, составивший «Bellum Polono-Moschicum» (Здесь и ниже (в экскурсе «f») Марций называет это сочинение, в отношении которого мы не смогли установить, где и когда оно было издано и на каком языке было написано.), слишком наивен и доверчив: по тому, как он пересказывает то, что обычно говорят о самозванце Дмитрии, видно, что он не ведает никаких сомнений.

8. К этому времени положение дел в Московии было чрезвычайно трудным: печальны были воспоминания о прошлом и не видно было средств избавиться от новых бед. Трудно поверить, какие безобразные и коварные злодеяния совершил Борис, до основания разрушив строившийся веками великокняжеский дом; устранение Феодора (подозревают, что это Борисово злодеяние) и умерщвление Дмитрия (неизвестно, его ли это рук дело или же Василия Шуйского) стали началом многих очень тяжелых потрясений. Ведь после убийства Дмитрия, вдохновителем которого был Шуйский, место оказалось свободным, так что у Шуйского явилась возможность захватить власть в Московии, которую он удерживал вплоть до 1610 г. Свергнув его, знать призвала из Польши Владислава, сына Сигизмунда. Только ему присягнули, а уж стало ясно, как непрочен этот мир и неверно это подчинение. Ни природа, ни то, что считается еще сильнее – привычка, не могли приучить московитов к правлению и нравам поляков. Было ли им подозрительно отсутствие Владислава, ими избранного, или они испугались той власти, к которой не чувствовали внутреннего расположения, – во всяком случае чужеземная власть им постыла и они стали жаловаться, что терпят несправедливость. Поэтому они в конце концов отказались от Владислава и, склонившись душою к Михаилу Федоровичу, остановились на нем; так что в том же 1612 г. (Эту дату (1612 г. вместо 1613-го) дает целый ряд европейских авторов, например цитированные выше Марцием (с. 57-58) «Mercure Francais» и «Хроника» Пясецкого.)он был всенародно избран преемником престола. По материнской линии он восходил к Иоанну Васильевичу, кроме того, он имел тогда большую силу и мог по заслугам назваться спасителем своего народа. Действительно, твердый духом, приступил он к правлению государством, 28 лет державно и мудро правил и, положив много сил на то, чтобы защитить отечество и подавить всякую смуту, оставил окрепшую державу своему сыну Алексею Михайловичу (Очевидно, Марций приписывает Михаилу то, что по праву может принадлежать его отцу, Филарету, энергичному и властному человеку, руководившему правительством более 10 лет. Общее число лет царствования Михаила равно 32 годам (1613 – 1645), а не 28, как указано у Марция.).