Наследники по прямой. Книга первая.

Гурьев повернулся - стремительно, словно пантера. Нет. Пантеры так не умеют. Быстрее. Как умел только он один. Ирину всегда, буквально до мурашек по коже, изумляла эта сидевшая в Гурьеве невероятной мощи пружина, которая была его второй - а может, первой?! - натурой:

– Извините. Вы мне?

– Да. Еще раз покорнейше прошу меня простить. Ваша фамилия случайно не Гурьев?

– Да. И это не случайно, - Гурьев напрягся еще сильнее. Человек, обращавшийся к нему, был Гурьеву знаком - он пока не мог точно вспомнить его имя, но в том, что он видел прежде и знал этого человека по имени, не было и тени сомнения. - Это важно?

– Вы очень похожи на Кирилла Воиновича, - человек замолчал и посмотрел на Гурьева, ожидая, какой эффект произведут его слова.

Гурьев отложил какую-то книгу, которую продолжал по инерции держать в руке:

– Вы служили вместе, - это был не вопрос, а утверждение. В тот же момент имя человека проступило из памяти чётко, как на бумаге.

– Имел честь, - человек наклонил голову и, казалось, только из-за неподходящей обстановки не щёлкнул каблуками. - Позвольте представиться.

– Я помню, - кивнул Гурьев. - Полозов, Константин Иванович. Лейтенант, если не ошибаюсь.

– Верно, - Полозов был явно ошарашен. - Совершенно верно. Младший минный офицер на "Гремящем". Как вы понимаете, бывший. Однако! Неужели вы меня помните?!

– Отличнейшим образом, Константин Иванович. Я всю команду помню, вот только канонира кормового орудия фамилию не знал. Кажется, его первого мая на "Гремящий" откомандировали, не так ли?

– Так, - после некоторого замешательства подтвердил Полозов. - Строгов его фамилия. Была.

– Он тоже погиб? - тихо спросил Гурьев.

– Да. Простите.

– Ну, в том вашей вины усмотреть невозможно, - Гурьев протянул Полозову руку. Несмотря на жаркий день, тот был в кожаных перчатках, и Гурьев, хотя и удивился, не подал виду. - Сколько человек уцелело?

– Шестеро. - Секунду помедлив и бросив взгляд на Ирину, Полозов осторожно взял руку Гурьева своей, в перчатке.

Ирина никогда не слышала, чтобы Гурьев разговаривал так. И не догадывалась, что он так умеет. Но, судя по всему, тон был взят правильный, потому что этот… человек - он явно почувствовал себя лучше. И увереннее:

– Мне, право же, очень лестно, что вы меня помните. Мы были друзьями с вашим отцом. Правда, это было, кажется, в другой жизни.

– Да. Но мир тесен, иногда это к лучшему, - Гурьев улыбнулся и подтянул к себе девушку за локоток. - Познакомьтесь. Это Ирина.

– Весьма польщён, - Полозов поклонился и церемонно поцеловал протянутую Ириной руку, чем окончательно смутил её. - Яков Кириллович, надеюсь, вы сможете уделить мне немного времени? Нам необходимо побеседовать, я живу здесь, неподалёку.

– Я подожду тебя на площади перед Музеем религии, хорошо? - Ирина снизу заглянула Гурьеву в глаза, поняв мгновенно, что сейчас она лишняя и нисколько, ни капельки не обижаясь и не сердясь. - Поговорите без меня.

– Это может быть довольно долгий разговор, - тихо буркнул Гурьев.

– Ничего, я не заблужусь. Делай то, что ты должен, я подожду, - Ирина кивнула Полозову: - До свидания.

Он проводил Ирину взглядом и повернулся к Гурьеву:

– Когда увидитесь, передайте, пожалуйста, что я бесконечно признателен мадемуазель Ирине за возможность поговорить с вами с глазу на глаз. Прошу Вас, сюда.

Дорогой Полозов не проронил ни слова. Гурьев тоже молчал, хотя буря чувств переполняла его.

Они поднялись на третий этаж и вошли в длинный коммунальный коридор, тихий и пустой - была середина рабочего дня. Оказавшись в жилище бывшего лейтенанта Минного Отряда Балтийского флота, Гурьев с интересом огляделся. Обстановка была спартанской, чтобы не сказать - убогой: узкая, как шконка в кубрике, кровать, этажерка с книгами, стул, огрызок - иначе не скажешь - письменного стола да полупустая вешалка для одежды. Полозов взял стул и пододвинул его Гурьеву:

– Садитесь, Яков Кириллович, - перехватив его взгляд, направленный на свои руки в перчатках, Полозов усмехнулся: - Не подумайте ничего такого. Пожар в снарядном бункере - пренеприятная штука, а вентиль задрайки оказался чересчур горячим для нежных ручек моего благородия. А потом - соленая вода, вот и хожу теперь, как опереточный шпион. Могу вас угостить коньяком. Не побрезгуете стариковским угощением?

– Я просто не пью, Константин Иванович. По нескольким причинам, одна из которых - прискорбно юный возраст.

– Как вы сказали? Прискорбно юный? - Полозов остановился, приподнял брови и улыбнулся. - Какого же вы года рождения, голубчик, десятого, кажется?

– Да. Десятого.

– Но выглядите Вы, смею вас уверить, значительно старше.

– Спасибо. Я стараюсь.

– Вы просто удивительно похожи на Кирилла. Кирилла Воиновича. А матушка ваша как поживает, здорова ли?

– Благодарю Вас. Можно сказать, вполне благополучно. И не замужем, если вас это интересует.

– Помилуй Бог, - Полозов вскинул руки, словно защищаясь. - Столько лет, да у кого язык повернется сказать хоть слово в упрек! А сверх того - и подумать! Я вас искал, матушку вашу, разумеется, когда вернулся. А, впрочем, по порядку. Так вы определенно не будете любезны составить мне компанию?

– Мне очень жаль, Константин Иваныч, но не могу.

– Больше не уговариваю, - кивнул Полозов, повернулся, достал из тумбочки пыльную початую бутылку, невысокий граненый стакан, налил себе на два пальца густо-коричневой жидкости, поставил бутылку на место и сел напротив Гурьева на кровать. - А я, с вашего позволения, - Он помолчал, сделал глубокий глоток, посмотрел на Гурьева, потом в окно. И повторил: - Я вас искал. Я вернулся в Питер зимою девятнадцатого, после плена. Мы повредили рули на выходе из бухты, - такая глупая случайность. И, соответственно, лишились возможности уклониться. Крейсера - "Аугсбург" и "Бремен". Шли по пятам. Приняли бой с численно превосходящим противником, как принято писать в сводках. Первым же снарядом разбило радиорубку. Даже сигнал бедствия не сумели передать. Ну, да вы и сами, наверное, знаете. Извините. Все эти подробности… Наверняка не говорят вам ничего.

– Напротив, - Гурьев опустил голову. - Для меня это представляет особую ценность. А уж от вас - тем более. Константин Иванович. Нам ведь ничего не сообщили. Вы же знаете - они не состояли в законном браке. Это во-первых. А во-вторых - не было никаких сводок. Вы просто исчезли - и всё. Потом, окольным путём, через немцев, докатилось, что "Гремящий" сражался до последнего. Мы были уверены, что уже никто и никогда ничего не сможет рассказать, - желваки вздыбили кожу у Гурьева на щеках - раз, другой, третий. - Простите. Я слушаю вас.