Княжий суд

После приветствия Федор сказал с укоризной:

— Что же ты, князь, носа в Москву не кажешь? Боярина с людишками его в Разбойный приказ сдал и больше не интересуешься следствием? Суд княжеский послезавтра будет. Ты ведь княжеского звания, потому и суд будет из князей. Трое достойных людей будут судить боярина, обидчика твоего. А ты — обвинитель, и ты же — пострадавшая сторона, значит, присутствовать должен.

Я улыбнулся:

— Ну, не больно-то я и пострадал, хотя убыток, конечно, понес. Знаешь, Никифоров для меня — как комар: сильно не навредит, но и спать спокойно не даст.

— Ты бы и без суда иногда ко мне заезжал, все-таки недалеко от Москвы живешь, не в Вологде, чай.

— Прости, Федор, дел много, закрутился совсем.

— О! Еще один твой промах.

— Какой же?

— Ты — князь, ты во главе удела стоять должен, осуществлять планирование, так сказать — общее руководство. А конкретные дела подручные, свита твоя, исполнять должны — под твоим неусыпным надзором. Если закрутился, значит — толковых помощников мало, или совсем их нет. Твоя недоработка! Исправляй!

— Помилуй бог, Федор! Где же их, надежных, взять-то?

— Приглядываться, присматриваться к людям надо. Они сами по себе не появятся. Ты думаешь, мои помощники сами меня находят? Не тут-то было! Вот вспомни, как мы в Вологде с тобой познакомились?

— Это когда я убийство расследовал?

— Именно. Поглядел я на тебя — проворен, умен, сообразителен. Чем не опора? Помог, конечно, слегка-у государя слово замолвил, среди бояр да князей да высокого служивого люда разговоры о тебе пустил — де, умен и достоин. Думаешь, ты только заслугами своими звание княжеское да земли получил? Нет, конечно, заслуг твоих я никоим образом не умаляю, они есть. Но когда заслуги твои не забыты, в нужном месте и нужным людям упомянуты, то человека и дальше продвинуть можно. И тебе хорошо, и у меня опора есть. Не могу я при своей должности без опоры быть — без тебя, бояр да князей из братчины. И каждый побратим друг другу помогать должен. Вот тогда — попробуй-ка нас сверни. Ты думаешь, у меня завистников да врагов нет? Есть, и больше, чем мне хотелось бы. Но — свой человек вовремя предупредит, другой — подскажет, глядишь — и не получилось злоумышления у твоего недруга. Мотай на ус! То ты в Вологде своей безвылазно сидел, теперь из вотчины не вылезаешь. Ты ведь не тиун княжеский, ты — князь!

— Понимаю, Федор, но земли новые, бедные. Едва холопов приобрел, сразу избы ставить пришлось — осень ведь впереди, жить-то им где-то надо. Я сам не успеваю.

— Неправильно княжить начал потому что. Не с низов, не с холопов начинать освоение дачи надо, а с верных людей — кого можно поставить управляющим, кого — тиуном, кого — десятником. Ты им указания отдавать должен, а уж они — шевелиться в меру своего разумения. Иначе захлебнешься в делах, к вечеру от усталости упадешь, а дело медленно двигаться будет, потому как — не в корень зришь. Ладно, хватит о деле. Думаю, ты и сам понял, что дальше должен делать. Ты скажи лучше — скакун арабский, что я тебе подарил, жив еще?

— Жив, что ему сделается. Выезжаю иногда, а больше — сын.

— Жеребца в конюшне постоянно держать нельзя, он в форме должен быть. Я к чему это говорю? По весне из Персии боярин Гутионтов вернулся, по государевым делам ездил, — да не о том речь. Пристрастился он там к скачкам. Слышал о таком?

— Слыхивал.

— Поучаствуй, все на глазах у боярства будешь. К тому же деньги немалые на кону — люди ставки делают. Потому сам на коня не садись — тяжел ты для скачек. Подбери из своих холопов кого полегче. Да что мне тебя учить — сам понимать должен.

— И где скачки проводятся?

— Так на Воронцовом поле. Следующие — через две седмицы.

— Спасибо, что известил.

— Товарища в курсе дел московских держать — труд невеликий. Ты подумай над тем, что я насчет свиты да окружения ближнего сказал.

Мы тепло попрощались.

Суд послезавтра, время еще есть. А вот скачки? На постоялом дворе я подошел к Федьке-занозе, а ныне десятнику, и объяснил ситуацию.

— За скакуном надо кого-то в Вологду отправить, да и наездник нужен, и не абы какой — чтобы и лошадей любил и сам был веса невеликого.

— Это, князь, вовсе нехитрая задача. На конюшне у тебя паренек есть — конюха твоего, Якуни-хромого, сынишка, пацан совсем. В лошадях понимает, любит их, чаще отца на конюшне бывает, почитай — живет там. Вот его и надо на скачки. И лошадь сдуру не запалит, и сам маленький — ему ведь годков двенадцать будет, не более.

— Не маловат?

— В лошадях разумеет, а для другого чего он тебе и не надобен.

— Уговорил. Посылай кого-либо из своей десятки. Денег вот возьми — на прокорм в дороге. Да накажи ратнику — пусть парня сопровождает в пути, конь дорогой, кабы не случилось чего.

Федор пошел к ратникам.

Я отобедал на постоялом дворе да и улегся на постель — прямо поверх одеяла. Голова кругом идет — скачки, суд, стройка… Воинскую избу в Охлопково ставить надо, конюшню, церковь! Где набрать столько строителей, материалов и, главное — денег?! Стройка и управление поместьем пока только поглощали деньги, как пылесос. И отодвинуть ничего нельзя.

Взять, например, конюшню. Лошади не объяснишь, что денег не хватает — ей зимой в теплом стойле стоять надо и овсом хрумкать. И церковь нужна: все холопы и слуги православные, в праздники да по воскресениям в Никифоровку, к злыдню этому в церковь ходят. Да и в Москве дом какой-никакой — уж не каменные хоромы — приобретать надо. Ведь теперь часто в Москве бываю, и не один — с холопами, на конях. Все время на постоялом дворе останавливаться — никаких денег не хватит, да и неудобно. Приезжаешь, бывало, а свободных комнат и нет. Значит, надо свой угол иметь.

И вот настал день суда. С утра я с Федькой-занозой направился к Разбойному приказу. У коновязи уже было привязано около десятка лошадей.

Стражники на входе почтительно склонились в поклоне.

В здании приказа царила обычная суета. Я осмотрелся и увидел — по лестнице спускается сам дьяк Кирилл Выродов. Это ж сколько времени прошло, как дьяк по предложению Кучецкого просил меня сыскать убийцу князя Голутвина! И вот он спешит навстречу мне — не иначе как Федор загодя известил. Мы тепло поздоровались.

— Как же, как же — слышал о чинимом тебе соседом твоим зловредстве, мои люди разобрались тщательно.

Дьяк с восхищением оглядывал мой княжеский наряд:

— И с возвышением от государя поздравляю. Давно достоин!

Выродов сделал жест рукой и пригласил войти.

В небольшом зале стояли три кресла, сбоку — маленький стол с восседавшим за ним писарем. По бокам вдоль стен были расставлены длинные скамьи.

— Князь Михайлов, — представился я.

— Доброго здравия, князь, — вскочил писарь. — Присаживайся на лавку.

Ждать пришлось недолго. Вошли трое незнакомых мне мужей в красных княжеских плащах. Я встал и склонил голову в приветствии. Князья ответили тем же. Затем не спеша они уселись в кресла.

— Ну что же, сначала послушаем потерпевшую сторону. Князь Михайлов, тебе слово.

Я встал и коротко, четко изложил основные события.

— Можно сесть. Я уселся.

— Теперь послушаем боярина Никифорова. Стражники ввели Никифорова.

М-да, темница никого не красит. Опал с лица боярин. Щеки-то не такие уж красные, как раньше, и нет прежней наглости в глазах.

Излагая события на свой лад, боярин увиливал как мог. Говорил, что его холопы попали на мои земли случайно, а факела нужны были, чтобы дорогу освещать.

— И куда же они ночью шли? — невинно осведомился один из князей.

Боярин не смог найти ответа.

Его увели, затем поочередно доставили в зал никифоровских холопов. Были они в изодранных рубахах и со следами побоев.

— Расскажите, как злоумышляли против князя Михайлова? Кто приказал избы жечь, да сено и хлеб на полях?

Холопы, уже допрошенные в Разбойном приказе с пристастием, не запирались и рассказали суду, как было дело.