Боярская честь

Хоть я и не очень любил езду на коне, но признал, что бежать за конём — ещё хуже.

Когда за селом Иона, ехавший впереди, направил коня прямо, я его окликнул:

— Надо уходить в сторону. Погоня пойдёт именно здесь — ведь самая короткая дорога именно эта. Твой послушник знает, куда ты направлялся. Поэтому прямая дорога к Боровску — не для нас. Поедем по объездным дорогам. Это будет дольше, но безопаснее.

Иона был вынужден согласиться.

Мы свернули вправо. Этих мест Иона уже не знал. Ничего, как говорится — язык до Киева доведёт. Лошадей не гнали; если погоня будет, преследователи пойдут по прямой дороге. А объездных — сколько хочешь; повсюду заслоны не поставишь, да и сомневаюсь я, что в монастыре найдется столько людей для погони. Двоих-троих направят на вологодский тракт, к Прилукам, еще столько же — на Боровск.

— Сколько монахов в монастыре?

— А? — очнулся от печальных дум Иона. Я повторил вопрос.

— Десятка три будет.

— А сколько в седле держаться могут да оружие держать?

Иона задумался.

— За всех не скажу — не знаю, но думаю — не больше десятка. В основном из молодых, послушники. Эти из кожи вон лезть будут.

Так я и предполагал. Поэтому гнать ни к чему, лошадей запалим. Нам надо груз в целости в Боровск доставить, а днём раньше, неделей позже — какая теперь разница, когда месяц уже потерян.

— О чём задумался, Иона?

— Об Иуде.

— Это ты о Трифоне? Сколько же он в послушниках?

— Год почитай.

— Не раскусили вы гадюку. Мне прибить его надо было, да настоятель Савва просил кровь не проливать. Я бы и не пролил — удавил бы по-тихому, или головой в пруд. Продавши единожды, продаст ещё.

— Правильно говоришь, только как душу чёрную увидишь? Однако же вернули Божьим промыслом навершие и ризу.

— Как вас повязали-то?

— Просто. Дело уже к вечеру было. Мы подъехали к церкви — ну что в селе, думали отдохновение и ночлег получить у местного пастыря. Из церкви трое монашествующих выходят, увидели Трифона. Один из них знакомцем оказался, вместе на литвинов в дружине ходили. Слово за слово, уговорили в монастырь ехать, он ведь недалеко. Накормят, спать де уложат — будет о чём старым знакомцам поговорить. Мы и согласились. Вернее — я согласился, старый дурак. Трифон и без уговоров готов был, видно — знал заранее. А уж за стенами монастырскими повязали меня, да в поруб. Трифон сам отдал братии навершие да ризу, чёрная душа.

— Удивляюсь я, Иона, что тебя ещё жизни не лишили — зачем им свидетель?

— На всё Его воля. — Монах перекрестился.

Удивительная беспечность — Русь со всех сторон терзают иноверцы — литвины, татары, ногайцы, по дорогам разбойники бродят, проходу не давая, а Иона с послушником ценности великие везёт за тридевять земель и — без охраны. Наивная душа! У многих купцов товара в обозе по цене вполовину, а то и того меньше, так охраны — человек пять-семь.

Два дня мы ехали малоезженными дорогами, где проезжали две-три телеги в день — в густой траве едва виднелись следы от тележных колес. А на третий — в лесу встретились разбойники. Не разбойники даже, так — шпыни ненадобные. Два человека преградили нам путь впереди, и один — сзади. Одеты по-летнему, защиты — никакой, оружие просто смешное — кистени и ножи. Задний, правда, поигрывал самодельной деревянной дубиной. Видимо, они рассчитывали на лёгкую добычу, узрев монаха. Ну, так я вам не монах.

Я вытащил саблю. Разбойники предпочли не связываться и медленно отошли в лесную чащу. Правильно — живы остались.

Следующие три дня ехали спокойно. Беспокойство почувствовали, остановившись на ночь на постоялом дворе.

Что-то мне не понравилось в хозяине — но что? Я начал припоминать и вспомнился мне его взгляд — очень уж внимательный, будто оценивающий: те ли люди приехали, о которых ему говорили?

Мы поужинали в трапезной, затем поднялись в отведённую нам комнату. Иона стал возносить молитву перед иконой, что висела в красном углу. Я же вышел в коридор и тихо подошёл к лестнице.

Сверху был виден лишь край стойки и ноги хозяина. Через некоторое время хозяин подозвал мальчишку — полового, что-то нашептал ему на ухо, и паренёк выбежал на улицу. Мне это не понравилось.

Я пробежал в другой конец коридора, попутно заскочил в нашу комнату и бросил Ионе:

— Никуда из комнаты не выходи, дверь запри, откроешь только на мой голос.

Сам же вылез в окно в конце коридора, легко спрыгнул на крышу сарайчика, с неё — на землю. Перепрыгнул через забор и огляделся. Рубашка мальчишки мелькала уже далеко, вот он повернул в переулок. Я бросился бегом за ним. Добежав до дома, за которым он скрылся, я осторожно выглянул за угол. Парень стучал в ворота. Калитку отворил невидимый мне человек. Паренёк ему что-то сказал и отправился назад.

Чтобы не столкнуться с ним нос к носу, я перебежал на другую сторону улицы и встал, отвернувшись, сделав вид, что ищу деньги в поясном кошеле. Мальчишка прошёл мимо, даже не обратив на меня внимания.

Да, хозяин постоялого двора явно послал парня с сообщением. Я просто шкурой чувствовал, что речь шла о нас, даже скорее — об Ионе, поскольку в монастыре, где томился в узилище монах, меня никто не видел.

Зайти в дом, да расспросить хозяина, о чём шла речь? О том, что неведомый мне мужик будет молчать, я не сомневался. Но ведь и у меня был дар развязывать языки. А вдруг я ошибаюсь, и парня послали за новой порцией вина? Может, он — виноторговец? Но не сидеть же мне в комнате и ждать развязки!

ГЛАВА IV

Придётся проследить за домом, ничего лучшего мне в голову не пришло. Плохо только, что торчу я тут на самом виду, как три тополя на Плющихе.

Я уселся на завалинку. В конце концов мужик из того дома меня не видел. Если я не перестраховываюсь, то моего словесного описания у преследователей нет, только — Ионы. То, что разговор шёл именно с мужчиной, а не женщиной, я не сомневался — не будут втягивать в тайные дела женщину. А может, всё это — случайные совпадения? Как говорится, пуганая ворона и куста боится.

Если я не ошибся, то мужик должен просто передать сведения, что получил от мальчишки, дальше. Интересно было бы посмотреть — кому.

Вскоре мужик вышел из дома, осторожно осмотрелся и пошёл по переулку. Начали оправдываться мои худшие опасения.

Я отпустил его подальше и направился за ним. И не очень удивился, увидев, что он входит в церковь — что-то подобное я и предполагал.

Мужик пробыл в церкви недолго, вскоре вышел. Следовать за ним я не стал, не интересен он мне — обычный «почтовый ящик». Получил сообщение — передал. Гораздо интереснее было бы пообщаться с вышедшим священником — тем более, что он повёл себя странно. Выскочил из церкви во двор, заметался — видимо, решал, что делать? Захватить Иону самому — сил нет, людей оружных и опытных — тоже; сообщение передать дальше — сумерки уже на улице. А упустить нас ему явно не хочется — боится, что утром и след наш простынет.

Наконец священник принял решение и быстрым шагом пошёл по улице, но к моему облегчению — недалеко. Вошёл без стука в ворота избы, пробыл во дворе несколько минут, вышел и уже спокойной походкой вернулся в церковь. Очень интересно!

Я издали наблюдал за избой, куда заходил священник.

Вскоре открылись ворота, на старом мерине выехал верховой — одеждой ремесленник.

Мерин трусил неспешно, видно — отбегал своё. Я шёл сзади. Всадник выехал из села, и я забеспокоился. Стоит мерину прибавить хода, и я за ним не поспею. Жалко, что мой конь на постоялом дворе. Тогда надо догнать и порасспрашивать мужика.

Я рванул за всадником — благо он не оборачивался. Когда уже приблизился, с дороги сместился на обочину. Там трава, она приглушит топот. Догнав, я резко дёрнул всадника за ногу. Не ожидавший нападения мужик свалился с лошади, но не упал — я вовремя поддержал. Зачем мне покалеченный?

— Здорово, мужик!

— И тебе здравствовать; чего бросаешься на людей? У меня и денег нету.