Сэнгоку Дзидай. Эпоха Воюющих провинций

- Двадцать миллионов человек живут на четырех небольших, по европейским меркам, островах. Белковой пищи мало, выращивание риса - весьма рисковое занятие. Ловля рыбы также не гарантирует стабильного питания, да и запасать морских гадов трудно. Свободной земли нет. Крупного животноводства нет. Пара засушливых лет и крестьяне начинают убивать новорожденных, отвозить пожилых родителей в горы. Поймите, самоубийство - это способ саморегуляции общества. Важный и нужный ритуал. Представьте, что вам в Португалии запретят корриду

- Да как можно сравнивать убийство быка и человека?! - глаза иезуита просто мечут молнии

- Можно, можно. Не исключено, что пройдет лет пятьсот и у вас в стране появятся люди, которые скажут, что страдания быка ничем не отличаются от страданий человека. Что он тоже живой, чувствует. Издеваться и втыкать дротики в холку ради развлечения - негуманно. Вы же священник! Смотрите на все Sub specie aeternitatis

/Sub specie aeternitatis -- крылатое латинское выражение, которое означает "с точки зрения вечности"/

- Вечность - это Бог! Он прямо в Библии запрещает самоубийство!! Это один из смертных грехов. Человек, нарушивший волю Бога, отказавшийся от дара жизни, попадает сразу в ад

- По мне сознательно приезжать в Иерусалим зная, что через несколько дней тебя подвесят на кресте - это и есть натуральное самоубийство. В этом смысле, Иисус Христос очень похож на самурая - исполнил свой долг до конца

- Не богохульствуйте! - священника просто трясет от ярости - Это была крестная жертва, выкуп перед Богом-Отцом за все грешное человечество!

- Ну и эти самураи - тоже жертва и тоже выкуп. Только не за все человечество в целом, а за японскую нацию конкретно и за наш клан в частности. Сам пожил, дай пожить другим. Поймите, они жертва той среды, в которой приходится жить. Клан Сатоми не может себе позволить раскола и смуты - кругом враги. Цена такой розни - десятки тысяч жизней, что согласитесь много больше, чем эти десятеро.

- Вы..вы... - не мог подобрать слов священник - варвары!

Сказал и видно, что испугался.

- Разве варвары могут перед смертью написать такое? - я подозвал Хира-сана и взял у него лист с предсмертными стихами - Послушайте, я вам переведу.

Поднимаясь в небо

Губ касаюсь снежинками

Пролетающих мимо

Или

Золотом в небеса

Взлетают опавшие листья

Ветер уносит мечты

- Ну, разве не потрясающие хайку?? Человек в двух шагах от неведомого, его ждет боль и ужас смерти и в чем же он находит силы?

/Хайку (хокку) - жанр японской поэзии. Маленький философский стих из трех строк без рифмы/.

- Бесконечность, Филипп, она не в боге. Она внутри нас.

- Какая мерзость возвеличивать смерть - иезуит аж весь передернулся - Я сейчас же уезжаю! Сию же минуту.

- Никуда вы не уезжаете - я жестом подозвал мацукэ - Мураками-сан, проследите, чтобы Родригес-сана и его людей устроили в городе получше. Он у нас еще задержится.

Мисаки поклонился, а я махнул рукой. Крик боли, свист клинка, первая голова покатилась по двору. Эта картина мне будет сниться всю оставшуюся жизнь.

Нельзя сказать, что я так легко дал согласие вассалам дяди последовать вслед за ним. Я против самоубийства как метода. Но вместе с тем, я начал принимать реальность такой, какая она есть. Совершить сеппуку, это по местным обычаям - доблесть и честь. О таких героях будут рассказывать детям, предсмертные стихи читать женам и друзьям. Попади эти люди в тюрьму, а подвалы Тибы позволяли разместить хоть 100 узников - жертв может быть намного больше. Например, могут покончить с собой из-за позора отца дети самурая или жена. Тут женщины-самураи имеют те же права, что и мужчины. Правда кончают с собой они не вскрывая живот, а перерезая горло, но суть от этого не меняется. Я решил проявить благородство - назначить семьям хорошую пенсию, а сыновей взять в свое личное войско. Так что самураи уходили в Великую пустоту с гордо поднятой головой, а моя совесть по местным меркам была чиста.

Кроме того, из приехавших с Ёшитойо, остается мой брат и тот самый носатый японец со сбитыми костяшками. Он оказался любопытной личностью. Мацукэ уже доложил мне, что товарищ не так прост как кажется. Не исключено, что он связан с пиратами "вако", которые предположительно имеют базу на самой оконечности полуострова Босо. А еще этот самурай вез садок с почтовыми голубями. Для связи с кем? На этот и на другие вопросы теперь предстояло ответить нашему главе ГБ.

А мне же предстояло закрепить успех (если так конечно, можно назвать убийство дяди) и встретиться с главами семей куни-сю. Сельские отряды уже начали собираться под стенами замка и первым прибыл Самаза Арима.

Обработку провинциальной аристократии мы построили следующим образом. При въезде в замок региональный лидер проезжал мимо галереи из отрубленных голов бунтовщиков, насаженных на колья. Венчала галерею забальзамированная голова моего дяди. Оказалось, что наш Аптекарь-сан не только хороший доктор, но и неплохой бальзамировщик. Так что после снятия швов у меня на голове, Кусуриури-сан еще успел обработать дядины останки.

Куни-сю спешивались и их приветствовал генерал с моим братом. Хайра после того как протрезвел и осознал, что произошло - здорово пришел в ум. Никакого прежнего раздалбайства, глупых ухмылок. Я объяснил брату, что Ёшитойо замешен в смерти отца. От этой новости брат, конечно, выпал в осадок. Кроме того, нам предстоит война на выживание с Огигаяцу и не исключено, что с Ходзе тоже. Брат впадает в задумчивость. Понимает ли Хайра, что Ходзе и Огигаяцу - это фактически уже один большой клан, который сильнее нас в разы? Вроде понимает, кивает. Так что от сплоченности Сатоми, от верности и энергичности наших самураев - зависит жизнь всех. От мала до велика.

Вообщем пиар нового дайме начинался еще на крыльце донжона. Хайра с печальным видом рассказывал самураям о предательстве дяди, капитанов и лейтенантов Итихары. Дальше генерал демонстрировал письменные показания свидетелей, ну а финальную шлифовку производил уже я.

В этом мне помогали жена и "писатель". Тотоми давала общие сведения о семье и ее лидере, а рыжеволосый мацукэ, перелистывая досье своего приемного отца, искал различный компромат. Первым под наш конвейер попал Самаза Арима - тучный самурай с мясистым лицом и высокой косичкой. Вошел, опасливо осматриваясь, низко поклонился. С кряхтением сел перед помостом на подушку. Пока служанки ему наливали чай, пока он его отдуваясь пил, Тотоми с Мураками тихонько обрисовали мне ситуацию с уездом Гои, которым управлял Арима.

Площадь владений Самазы составляла 5 тыс. тё, только половина сельхоз.назначений, расположено оно большей частью на побережье моря Эдо. Сорок пять лет, женат, имеет наложницу, троих дочерей. Жаден, труслив, поддерживает обширные связи с торговцами, богат. Обручил старшую дочь с сыном патриарха дома Джинья, что расценивается остальными куни-сю как бесчестье. У моего отца активно выпрашивал самурайское достоинство для будущего зятя. Безрезультатно. Главный актив - порт в бухте Фунобаси, через который идут основные экспортно-импортные операции Сатоми. Привел 300 бойцов, в основном пеших, но хорошо вооруженных и экипированных.

/ 1 Тё = 10 тан = 1 гектару. /

Разговор ведет осторожно, почтительно. Сразу заявляет, что я - лучший дайме, чем мой дядя. Поверженного льва да не пнуть? Сходу показываю ему кнут - дескать, грязные торговцы совсем обнаглели, платят в казну совсем мало, пора привести их в чувство. Кое-кого, наверное стоит распять в воспитательных целях. Куда смотрит владелец порта? Может быть стоит прислать моего казначея для ревизии? Арима вздыхает, вытирает пот со лба. А вот теперь можно и морковку дать.

- Но если, конечно, остались еще у клана Сатоми верные слуги среди негоциантов - я демонстративно смотрю в окно - готовые помочь родине в тяжелую минуту...