Дилогия «Красные звезды»

Насчет участкового лейтенанта Жоры им как раз и повезло в этом смысле. Ведь сообщили, наверное, всей милиции столицы, что преступник крайне опасен и вооружен, нет же, захотелось личной славы – не разделить благодарность с коллективом, а медаль «За личное мужество» на грудь. Взял лейтенант Жора с собой лишь одного сержанта, да и то – младшего. Когда Панин увидел это горе-воинство, он не стал дырявить их старинный «ГАЗ-31». Он их встретил в лестничном пролете, разбив единственную на три этажа лампочку. Социализм на дворе – все вокруг колхозное, все вокруг мое. Был ли у них штатный фонарик? Возможно, и был, только не успели они им воспользоваться. Много чего они не успели: не успели освоиться с темнотой после снежного полдня; не успели снять предохранители у своих древних «макаровых»; не успели хорошенько ухватиться за перила, скатываясь вниз; может быть, даже не успели сильно удивиться, когда получили по нескольку увечий. Допустимо, что Жора был неплохой самбист, но против дальнобойных ударов ногами он не выстоял. А недозрелый сержант вообще произвел впечатление балласта.

И, слава богу, путь Панина с Авророй не пролег по их трупам, просто просвистел по ним вскользь, далее в неизвестность, в новую борьбу с трудностями. Бег с препятствиями заказывали? Распишитесь в получении.

14. Актуальный вопрос

По непроверенным данным разведки, на восток из моря Фиджи двигались три американских линейных корабля, прикрывающих еще один скоростной ударный авианосец. Это дополнительно к дежурящим вблизи Тасмании четырем линкорам и паре тяжелых авианосцев. Кроме того, между Новой Зеландией и Большим Водораздельным хребтом материка Австралия шастало несколько десятков крейсеров, обеспеченных группами миноносцев. Предположительно, вся эта свора имела своей целью не только прорывающиеся с севера, снабженные шноркелями лодки «Б», но, в первую очередь, разумеется, наводящий страх «Советский Союз».

В коридорах его царила деловая суматоха, многие орудийные расчеты спали тут же, вблизи мест, предписанных боевым расписанием. Летчики «КОРов» ходили полусонные, а их «ястребы» вообще летали почти непрерывно, лишь дублируя экипажи. Теперь самолеты заправляли прямо в воде, не поднимая на палубу, дабы не терять времени и не напрягать лишний раз конструкцию, летающие машины стали на вес золота, ведь из четырех их осталось всего две. Первая пара была потеряна в течение последних трех суток. Скорее всего, их сбили авианосные истребители, хотя, конечно, могло случиться всякое, и тот и другой «КОР» давно прикончили ресурс надежности.

Однако среди всей окружающей суеты и трудолюбивой неуверенности в завтрашнем дне в бронированных внутренностях «Советского Союза» существовал оазис оптимизма и спокойной деловитости. В Ленинской комнате номер восемь два работника политотдела оживленно спорили. Точнее, не спорили, а обсуждали насущную проблему. К тому же младший по должности и званию Баженов больше кивал и безропотно соглашался, лишь иногда осмеливаясь по-коммунистически прямо возразить. Они с верховным корабельным партийцем обсуждали состряпанный накануне Баженовым отрывок репортажа. Репортаж тот должен был лечь в основу заметок о героическом советском флоте в «Красной Звезде». Заметки должны были идти под фамилией капитана первого ранга Скрипова, поскольку он являлся внештатным корреспондентом названного издания. Фамилии трудящегося в поте лица Баженова значиться там было не положено, не вышел он покуда званием, а может быть, и рылом.

– Так, – сказал капитан первого ранга, жуя нижнюю губу, была у него такая шокирующая привычка, – в общем, сойдет. Только вот что это за «славные потомки»? Как, лейтенант, они могут быть «славными», когда еще не родились? Сами подумайте. Славу надо, понимаешь, лейтенант, заслужить, – главный корабельный политрук непроизвольно покосился на собственную орденскую планку. – Наверное, будет лучше употребить словосочетание «недалекие потомки».

Баженов решился на возражение:

– Товарищ капитан первого ранга, понимаете, словосочетание «недалекие» можно понять двояко.

– Это как так?

– Ну, «недалекие» в смысле «недалекие умом».

– Что? И это кто же так поймет? Какой такой космополит? Наш славный моряк должен все понимать однозначно. Недооцениваете вы собственных людей, лейтенант, превратно о них думаете. С людьми надо работать, товарищ Баженов, а вы зарылись в своих бумагах и делаете фикцию, а не настоящую партийную работу. Вот сколько людей вы сагитировали за текущий отчетный период вступить в комсомол?

Баженов ответил.

– А сколько офицеров вы уговорили подписаться на государственный заем помимо положенного минимума? О стране надо думать, товарищ лейтенант, а не о бумагах.

Вообще-то Баженов давно не был лейтенантом, и даже не старшим, как истинный политработник, он получал положенные по сроку звания день в день. Традиция эта в политуправлении армии и флота была налажена. Однако Евгений Ильич Скрипов упорно именовал Баженова «товарищем лейтенантом», видно, такое было у него кредо.

– Ладно, – наконец согласился линкорный замполит, – пусть будут «славные потомки», а то правда, если они будут какими-нибудь серыми мышами, для кого мы тогда тут с вами кровь проливаем?

– Конечно, товарищ капитан первого ранга, обидно воевать за каких-то будущих мещан.

– Верно мыслите, лейтенант, верно. Ладно, что у нас далее? – Скрипов вчитывался в текст, шевеля губами.

В отношении именно этого старшего начальника Баженов испытывал неизгладимый комплекс неполноценности. Комплекс возник в первый день знакомства, когда замполит корабля допытывался у вновь прибывшего офицера о его пристрастиях и душевных интересах. Для начала Скрипов исполнил перед подчиненным начальную фразу некой арии и с интересом воззрился на Баженова, ожидая, что тот браво и с выражением ее подхватит. Баженов тупо смотрел перед собой, стремительно обшаривая мозговые кладовые. Он чувствовал, что сейчас последует вопрос об авторе и персонажах представленного произведения, но ни о том, ни о другом он не имел никакого понятия. Кроме всего, он никогда не отличался музыкальностью, а о нотах ведал только то, что их семь. Это стало катастрофой – в глазах Скрипова он навсегда заимел репутацию плохо образованного, находящегося не на своем месте человека.

– Теперь вот что, – продолжал рецензирование Скрипов. – Смотрите, тут у вас сказано, что командир корабля не спит уже трое суток, так?

– Что, уменьшить до двух?

– Нет, зачем, чем больше, тем лучше. Героизм не должен иметь границ. Но все-таки кое-что здесь у вас не так, – хитро сощурился замполит. – Кое-что не сопутствует реалистичности. Правде жизни не способствует. Так что это, лейтенант?

– Увеличить? В смысле пусть бодрствует четверо или даже пятеро суток?

– Ну что вы, лейтенант, – скривился капитан первого ранга. – Мы же не побасенки какие-то пишем – саму правду жизни, нелегкие тяготы флота.

– Можно? – Баженов взял в руки листок и пробежал обсуждаемый абзац глазами.

– Ну? – с неподдельной печалью поинтересовался Скрипов.

– Поподробнее про капитана написать? Но ведь в предыдущем репортаже мы даем его краткую биографию.

– Нет, с нашим капитаном все нормально. Ну так?

Баженов даже вспотел от мозгового накала. Мысли не возникали. Он прибег к испытанному методу – добровольно признать свое поражение и доставить Скрипову наслаждение личного умственного превосходства.

– Так вот сомнения гложут, товарищ политрук, – произнес он, краснея как рак. – Я же и пришел к вам совета испросить.

Обращение «товарищ политрук» Скрипов любил еще более, чем «капитан первого ранга», и даже больше, чем «Ильич» – последнее, конечно, для старше-офицерского персонала.

– Ну как же вы не заметили, товарищ Баженов, – по-отечески мягко произнес Скрипов. – Капитан, значит, у вас не спит трое суток, так?

Баженов подобострастно кивнул.

– А заместитель по политической части как же? Только вот уговаривает его, значит, отдохнуть, так? А сам, значит, спит положенное, что ли? У народа создастся неверное, превратное представление о руководящей роли, ведь так?