Наследники по прямой. Книга первая.

– Гур, где, у кого?! Разве можно научиться такому?!

Он посмотрел поверх её головы. И ответил так, словно не слышал или не понял её вопроса:

– Моя мама работает переводчиком в издательстве "Академия". Как ты думаешь, на её жалованье могут прожить двое взрослых людей?

– Не знаю…

– Не могут. Я обеспечиваю семью. Сам. Когда-то, очень давно, я дал слово, что моя семья никогда ни в чём не будет нуждаться. И выполняю это.

– Как?!

– Бильярд, Ириша.

– На деньги?

– Конечно.

– Но это… Незаконно!

– Скажем так, - когда нет тотализатора, ставок на победителя и выплаты премиальных последнему, это не противозаконно. На самой грани, разумеется, но - лишь на грани. Не более того. И вообще - благородный спорт, если разобраться. Даже чемпионы мира есть. А ты ведь подумала про карты, правда?

– Да.

– В карты я тоже играю, - улыбнулся Гурьев. - Но почти всегда проигрываю.

– Почему?!

– Люди, обыгравшие меня в карты, проигрывают мне за бильярдным столом. Нужно поддерживать равновесие и добрые знакомства. А ещё я умею улаживать разногласия между моими добрыми приятелями, - "добрые приятели" он произнёс с отчётливо обозначенной издевкой. - Каждый слышит от меня то, что хочет услышать, потому что каждому человеку нужна и интересна только его собственная, личная правда. Настоящую правду никто не желает знать. Но это не так уж и важно сейчас. Пока.

– Это… Это ты бандитов имеешь ввиду? - Ирина непроизвольно оглянулась.

– Да. Бандиты, - Гурьев сделал круглые глаза.

– А милиция?

– Мы двигаемся по параллельным прямым. Которые соприкасаются только в неэвклидовом пространстве. Кстати, среди моих знакомцев есть весьма известные и влиятельные персоны. Так что совершенно нечего опасаться.

– Твоя мама… Переводчик?

– Да. Переводчик и редактор, по мере необходимости.

– С какого языка?

– С японского.

– Японского?!

– Да. Ещё с французского и латыни. Ну, английский, немецкий, - это понятно.

– Кому… понятно?!

– Мне понятно, - Гурьев улыбнулся.

– А она… Она знает?

– Она знает. Не всё, разумеется. Многое.

– И она… не возражает?

– Есть такая старая, избитая истина, Ириша: то, что нельзя предотвратить, нужно возглавить. Вместо того, чтобы устраивать истерики и скандалы, мама помогает мне. Отдыхать я ведь тоже должен, как ни странно. Мама следит, чтобы наш дом всегда оставался крепостью на острове посреди бушующего океана. Я знаю, это звучит банально, но это на самом деле так. Благодаря маме у нас есть дом. Убежище. Куда я могу вернуться и где меня ждут и любят, что бы ни случилось. Понимаешь?

– Кажется, - Ирина улыбнулась, хотя уголки её губ всё ещё вздрагивали. - Что же ты делаешь в школе?

– Учусь быть незаметным.

– Ничего не выходит, - Ирина фыркнула.

– Я знаю, - печально вздохнул Гурьев.

Ирина вдруг почувствовала, что всё услышанное как-то разом перестало внушать ей страх. Наоборот, - вызвало жгучий, не испытанный ею доселе интерес. Неописуемое любопытство. А Гурьев казался ей даже старше её самой. Во всяком случае, никак не мальчиком. Совершенно точно. Ирине вдруг стало щекотно и жарко. Она поняла, что если и не сегодня, то совсем скоро это произойдёт. То самое. И это будет… чудесно.

Выросшая среди книжек и родительской опеки, мало сталкивавшаяся лицом к лицу с настоящей жизнью - и в детстве, и в школе, и в университете, который закончила этим летом, - Ирина добралась до своих двадцати двух лет всё ещё неопытной девушкой. Дворовые ухажёры вроде пресловутого Силкова вызывали у неё ужас, сокурсники - скуку, а рабфаковцы и пышущие революционным энтузиазмом комсомольцы - оторопь пополам с брезгливостью. От всех от них просто-напросто плохо пахло, а иногда - и вовсе смердило. И хорошо ещё, если только махоркой или перегаром. А Гурьев… От него шёл тонкий, ненавязчивый, но хорошо различимый горьковато-лимонный аромат, с едва ощутимыми нотками полыни и мяты. Он весь вообще был как будто отмытый до блеска, до скрипа, до восхитительного холодка между лопаток. У него были чистые-чистые руки, тёплые, как печка, ладони, пахнущие сдобой, ровные, коротко остриженные ногти. И одежда его была всегда чистой, пахнущей волнующе и приятно. И волосы. И от всего этого у Ирины сладко пустело в животе.

Она не понимала, почему он выбрал именно её. Чем она ему так уж приглянулась. Она видела, какими глазами смотрит на него женская половина школы, хотя уже должны бы и привыкнуть, да и на улице ловила взгляды, - ищуще-игривые, адресованные Гурьеву, и завистливо-удивлённые - ей. Это всё было так неожиданно и захватывающе!

Ирина осознала вдруг, что прежняя жизнь закончилась. Что теперь всё будет иначе, - быть может, и не так понятно, как прежде, но зато невероятно интересно. Она не знала, как долго это продлится. И это ей тоже сделалось совершенно безразлично. Главное, что это есть. И Гур есть. У неё. Здесь и сейчас. А дальше…

– Что ты собираешься делать?

– О чём ты?

– После школы. Тебе нужно учиться. В вуз. С твоими талантами!

– Ты права. Мне действительно нужно ещё многому учиться. Только не здесь.

– А где? - у Ирины всё оборвалось внутри.

– Далеко, - Гурьев глядел на Ирину, по-прежнему не выпуская из рук её пальцы.

– Меня ты с собой не возьмёшь, - она вздохнула.

– Это невозможно.

– Догадываюсь. Чему ещё тебе хочется научиться? Чего ты ещё не умеешь?

– Многого. Ну, например. Был бы я настоящим Мастером, сумел бы утихомирить эту дворовую кодлу так, чтобы не пугать тебя и не устраивать на глазах у соседей Куликовскую битву.

– А говорят, ты никогда не дерёшься.

– Почти нет, - он пожал плечами. - Не с кем.

– Ты ужасно самоуверенный. Мне было бы намного легче, если бы ты был хотя бы чуточку осторожнее.

– Со мной ничего не может случиться.

– Откуда ты знаешь?!

– У меня нюх.

– Ах, вон что. Я не знала, - Ирина снова огляделась. - Как тебе это удаётся? Я всё время думаю об этом.

– О чём ты?

– Я представила себя здесь без тебя. Я бы просто умерла от страха. А с тобой - замечательно и уютно. Как это у тебя получается?

– Это личное пространство, - Гурьев накрыл руку Ирины другой ладонью. - Оно ещё очень маленькое. Я стараюсь, чтобы оно увеличилось.