В третью стражу. Трилогия (СИ)

   Как ни дико это звучит, но в странных для нормального человека разговорах с самим собой Матвеев находил успокоение - они стали для него чем-то вроде медитации, требующей полного уединения и приносящей необыкновенную ясность мысли и спокойствие духа.

   "Вот мы и решили периферийные части уравнения, на свою голову..."

   Это вроде как стоять на пляже и кидать самые мелкие, лежащие сверху камушки в прибой. Невинное занятие - до поры, до времени. А галечный пляж, возьми да двинься в сторону моря.

   "Угу. А на море от наших бросков - волна метров в несколько", - сравнение не блистало оригинальностью, но Степан понимал: других подходящих образов не найти.

   Не до афористичности и прочих красивых литературных вывертов, когда не знаешь, куда пойдет поток событий в следующий момент. Тут уж либо "дай бог ноги", либо думай, какая часть Большого уравнения сегодня самая важная. Всё равно в ближайшие дни остаётся только наблюдать.

   "Наизменялись... прогрессоры... мать вашу истматовскую!"

   В раздражении, Матвеев резко потянулся за сигарой и чуть не смахнул с низкого столика графин с виски. Поймав его практически на лету и, выматерившись вполголоса, облегчённо вздохнул. Виски было не жалко, просто очень не хотелось идти за ведром и тряпкой, а также собирать с каменного пола мелкие осколки. Вознаградив себя за ловкость небольшой порцией спасённого напитка, Степан понял, что в таком взвинченном состоянии сигара - не лучший вариант. Она, подобно трубке, не терпит суеты и раздражённости.

***

   "Обойдусь сигаретой, - решил он, - из тех, что купил вчера, с албанским табаком".

   Размеренная и неторопливая - не в лучшем смысле этого слова - сельская жизнь, состояла не только из повторяющихся как дни недели навсегда затверженных действий. Хватало и маленьких загадок. Одна из таких уже почти неделю тревожила воображение Степана, да и Майкла, кстати сказать, тоже. Дважды в день - утром и вечером, в любую погоду, - между холмов вблизи поместья Бойдов появлялась всадница, верхом на чистокровной гнедой. Пуская лошадь свободным шагом - и лишь изредка переводя то в собранную рысь, то в тихий кентер - она объезжала поместье Бойд-холл по границе и скрывалась за рощицей, скрывавшей поворот к озеру. Отчего-то всадница представлялась Матвееву юной и романтичной - дочерью какого-нибудь местного землевладельца - скучающей в этой глухомани без достойного обрамления её красоты, пусть и воображаемой Степаном.

   Да-а-а... а воображение Матвеева разыгралось... не на шутку. Вглядываясь - до рези в глазах - в быстро ускользающий на фоне заходящего солнца силуэт, он домысливал всё: фигуру, рост, цвет глаз и мельчайшие детали верхового костюма таинственной и конечно же прекрасной незнакомки. В том, что это именно девушка, а не подросток или, скажем, невысокий мужчина, Степан убедился ещё в первый день, когда внезапный порыв ветра сорвал у неё с головы кепи и растрепал длинные волосы... Жаль, что не удалось разглядеть какого они цвета, не слишком темные но... - далеко, от ворот поместья до дороги ярдов триста, да и от "Замка" до ворот не меньше...

   Подумывая, а не приобрести ли хороший бинокль - лучшего друга любопытного сельского джентльмена - Степан решил, за неимением оптики, два раза в день подходить к самым воротам - вроде как по делу, но в надежде разглядеть незнакомку поближе и, если удастся, представиться ей.

   Такое поведение "молодого хозяина" не осталось незамеченным со стороны прислуги. Деревенские кумушки, готовившие еду и прибиравшиеся в доме, понимающе перемигивались и, как им казалось, незаметно, перешёптывались об очередной "причуде" "лондонского франта".

   Матвеев уже вызвал их недоумение, в первый же день попросив приготовить хаггис и овсянку - настоящую шотландскую пищу в его понимании. И только дружный смех кухарок навёл Степана на мысль о странности своей просьбы. В результате сошлись на нейтральном жарком с гарниром из тушёных овощей, паре салатов и огромной горе разнообразной выпечки - от пресных булочек к жаркому до... а вот названия этому кондитерскому изобилию ни Гринвуд, ни тем более Матвеев, не знали. Да и чёрт с ним! Потому как вкусно было изумительно, так, что буквально

трещало за ушами

.

   И тогда Степан, развалившись в том самом кресле, - в каминной комнате, - что со временем стало излюбленным местом для размышлений и краткого отдыха, с чашкой кофе - уж его-то он не доверял варить никому из прислуги, - притворно вздыхал:

   "Пожалуй, несколько месяцев такого рациона, и о талии можно будет только вспоминать. Мучное и мясо. Жиры и углеводы. Овощи - одно название что гарнир. Его как бы не меньше, чем основного блюда. Дикари-с. Никакой утончённости".

   Первое мнение, как ни странно, оказалось ошибочным. Ритм жизни, избранный Степаном, постоянные поездки на специально купленном велосипеде в Питлохри - всё вело к зверскому аппетиту и пока никак не отразилось на фигуре. Джентльмен из общества оставался таковым даже на краю местной географии.

   ***

   Восстановление висковарни неожиданно застопорилось по банальной причине: ни в окружающих деревнях, ни в Питлохри не нашлось специалиста, способного заменить изношенные трубки перегонных кубов, не говоря уже о том, чтобы изготовить новый wash still. После длительных расспросов, выяснилось, что ближайший мастер решения подобных проблем, живёт в Данди.

   О нём рассказал вернувшийся из деловой поездки мистер Драммонд, владелец магазина "сложной бытовой техники", где Матвеев купил за последние две недели почти всё необходимое - от велосипеда до электрических лампочек. По словам почтенного торговца, именно в мастерской Сирила Каррика собирались приёмники по схеме Филипса, и ремонтировалось всё, что могло внезапно сломаться в окрестных поместьях и деревнях. Пятидесятилетний, но ещё крепкий на вид, чем-то похожий на гриб-боровик из советского мультфильма, Драммонд с радостью согласился рассказать сэру Майклу об этом "удивительном человеке".

   - Таких успешных, несмотря ни на что, людей, как мистер Каррик, не сыскать в округе! Его у нас многие знают, хоть он нам и не совсем земляк. Ну, родился он в Данди. Папаша его - как в отставку с флота вышел, домик прикупил в наших краях, хозяйством обзавёлся, женился. Правда, кроме Сирила, бог больше детей не дал, да и то сказать, жена его через пару лет померла от простуды. Ну, ничего... мальчишка-то вырос смышлёный. Сам смог поступить в Эдинбургский университет и окончил его аккурат в четырнадцатом году. На инженера выучился, а стал лейтенантом в пехотном полку. Через два с половиной года вернулся капитаном. Правда, на одной ноге - не повезло. На Сомме оставил... кхе-кхе. Да и я оттуда пару дырок

в требухе

привёз. Впрочем, речь не об этом. Отец его, старый Каррик, к тому времени уже помер, но оставил неплохое наследство - как раз на мастерскую хватило. Сирил оказался не только с головой, но и с руками - брался за ремонт всего подряд, от патефонов до тракторов. Это сейчас у него не одна мастерская: автомобильная, радио, и ещё несколько... А в двадцатом начал он с одного сарайчика на окраине. Без электричества, без отопления, без ноги... Первым делом протез себе соорудил - загляденье! Ни за что, если не знаешь, от живой ноги не отличишь. Разве что прихрамывает немного.

   ***

   В конце концов, - "А почему бы, собственно, нет?" - Степан совсем уже собрался отправиться в Данди, хоть это был и не близкий путь. То есть, на автомобиле или поездом - сущая безделица. А если на "таратайке" до ближайшего вокзала, - "И где он тот вокзал?" - и только потом "по чугунке"? Но нет худа без добра. Не успел Степан выяснить насчет двуколки, как навстречу ему прямо по гравийной дороге, соединявшей в этих местах все основные центры цивилизации, легкой рысью... Нет, не амазонка, разумеется, - амазонки это так тривиально, - сама Диана-охотница во всей прелести вечной юности и неувядающей красы. И что за дело, что не на своих двоих, что без лука и не в полупрозрачной тунике, спустившейся нечаянно с левой, скажем, груди?!