Стратегия обмана. Политические хроники (СИ)

— Вот она — деловая культура Италии, — заключил полковник Кристиан. — Опять планируете провернуть разоблачение тёмных делишек банка изнутри?

Он лишь неопределённо пожал плечами:

— Как получится.

— Смотрите, Сарваш, как бы нам опять не пришлось вас разыскивать.

Он только усмехнулся:

— Так о чём вы хотели поговорить со мной? Надеюсь, до начала рабочего дня мы успеем?

— Вполне. В общем-то, всё, что я хотел, так это кое о чём спросить и кое о чём отчитаться.

— Надо же, — насмешливо протянул Сарваш, — сам полковник Кристиан летит ко мне из Лондона, чтобы дать отчёт.

— Ну, положим, в Милане я не ради вашей персоны, а по совсем другому делу. К вам я пришёл, так сказать, заодно.

— Нисколько в этом не сомневаюсь.

— Рад это слышать. Что вы знаете об экспорте крови?

Резкий и неожиданный вопрос привёл Сарваша в замешательство:

— В каком смысле «экспорте»?

— Это когда товар из одной страны вывозят в другую, — решил сострить полковник. — Так вы слышали о международной торговле кровью или нет?

— Господин полковник, я банкир, а не торговец. — Видимо Сарваша немало озадачил простой на первый взгляд вопрос, потому он и уточнил, — Как можно продавать кровь в экспортных объемах? Я не могу понять, в какой форме это происходит.

— А кто покупатель, представить можете?

— Ну, раз этим интересуется Фортвудс, то ответ очевиден. Но я так и не могу понять, каков механизм такой торговли? Что, людей загоняют на корабль, как это было в эпоху рабства, и везут на другой континент, или как?

— Сарваш, ну вы же первоклассный аналитик, выберите самый дешёвый вариант. Слышали про такие компании как «Пласмафересис» и «Гемо-Карибский центр»?

— Плазма и кровь из стран Карибского бассейна? Это как-то связанно с донорством крови?

— Новый век, новые технологии, — признал полковник. — Вот вы когда-нибудь пробовали кровь из медицинской упаковки?

— После технологической заморозки и с консервантом? — усмехнулся Сарваш. — Нет уж, лучше я останусь в этом вопросе консерватором и приверженцем живого общения.

— А вот кто-то не такой щепетильный как вы. Мы посчитали, в день «Гемо-Карибский центр» забирает кровь у 250 человек и это только на Гаити. Её бы хватило на две недели 400–500 потенциальным альварам. Но если учесть, что забор крови происходит ежедневно, и даже если сделать поправку на некондиционную кровь и попорченную упаковку, и то, что может потребляться увеличенная доза, то получается, что гаитянский «Гемо-Карибский центр» может постоянно обеспечивать кровью 1500 альваров.

— А почему вы отвергаете версию медицинского потребления?

— Потому что качество доноров оставляет желать лучшего. Кровь сдают за деньги больные и голодные люди, для них это единственный источник заработка. Мы установили случаи экспорта крови и плазмы только по двум странам и компаниям, а сколько их может быть ещё, одному Богу известно. Отдельного учётного реестра по таким предприятиям нет. Пока нам в лоб не скажут, что есть такая компания, она работает в стране, где процент бедных невероятно высок, и она платит за сдачу крови и плазмы, а потом вывозит её из страны — пока мы всё это не установим, мы действуем вслепую.

— Если не секрет, вы установили, куда везут кровь?

— А вы догадайтесь, это не сложно.

— Гаити и какая ещё страна?

— Никарагуа.

— О, — протянул Сарваш, — дружественные Соединенные Штаты Америки, не иначе. Советую вам проверить ещё Коста-Рику, Сальвадор и Гватемалу.

— Знаем, уже проверяем.

— Меня смущает только одно. Полторы тысячи альваров. Где их может быть так много, да ещё и в одном месте? Не развозят же специальные службы охлажденную кровь по всем штатам?

— Вот именно. Её просто спускают вниз, а страждущие приходят сами.

— То есть, — поразился Сарваш, — Фортвудс полагает, что экспортную кровь Штаты закупают для Гипогеи? Но зачем?

— У вас есть лучшая версия?

— Нет, — признался он. — Если честно, всё, что вы мне сейчас сказали, слишком необычно. Знаете, когда я был купцом, то много чем торговал в разных странах. Но мне никогда не приходило в голову налаживать торговые связи с Гипогеей. Видимо я тривиально мыслю.

— Подумайте о другом — полторы тысячи гипогеянцев, и это только если считать кровь из Гаити. А с Никарагуа это будет 2500–3000. А если экспортом крови и плазмы занимаются другие страны, то я даже не решусь назвать цифру, скольких потребителей они обслуживают. Мы даже примерно не представляем, под территорией с какой площадью может обитать столько гипогеянцев — под самими Штатами или всей Северной Америкой.

— Фортвудс не знает и примерной численности гипогеянцев планеты? — усмехнулся Сарваш. — Однако…

— А откуда нам её знать? — слегка раздраженно заметил полковник. — Мы и число альваров поверхности до сих пор не можем вычислить.

— Ну, хотя бы теоретически.

— От полутора тысяч до полутора миллионов, — наобум ответил полковник. — Не знаю, Сарваш.

— А зачем, по-вашему, гипогеянцам плазма? Её ведь можно получить только при разделении крови через прибор на плазму и прочие элементы. Это ведь не совсем естественный продукт. Так что они с ним делают?

— Понятия не имею. Может, пьют как заменитель воды, или промывают раны и ожоги, я честно не знаю и медицинская лаборатория тоже.

— Может, всё-таки, вы ошибаетесь. Кровь с плазмой идёт в больницы различных штатов под видом годной для переливания. Эдакое мошенничество — скупать за бесценок то, за что в Штатах донору пришлось бы заплатить куда больше.

— Если бы больную гаитянскую кровь переливали, то вскрылись бы массовые случаи заражений. А этого нет. Потому больницы исключаются. Альвары поверхности тоже, потому что мало кто видит смысл пития крови полуголодного гаитянца, да ещё замороженной и из пакета, в то время как найти дарителя куда проще и приятнее. Остаются только гипогеянцы — они и полумертвыми не брезгуют, а порой даже животными. Донорская кровь для них всё равно, что манна небесная. К тому же позволяет повысить мобильность и не тяготеть к городским подземельям, а разбредаться с запасом пакетов по всем тоннелям Гипогеи.

— Теперь понятно ваше беспокойство, — признал Сарваш. — Вы не следите за статистикой пропавших без вести? Если бы дело было в донорской крови, то статистика показала бы снижение числа исчезнувших.

— Мы уже давно её не учитываем. Большей частью здесь дело в криминале, а не в гипогеянцах. Я ведь вас совсем о другом хотел спросить, — безрадостно начал полковник. — Как американцы могут продавать кровь Гипогее?

Сарваш на минуту задумался, а потом насмешливо спросил:

— То есть вариант благотворительности вы исключаете сразу. Хорошо, понимаю. И я того же мнения.

— У Гипогеи может быть что-то на подобие вашего внутриальварского банка?

— Помилуйте, господин полковник, уж чего там внизу нет, так это банка. Ну, разве что в самом устаревшем и примитивном виде.

— Но с ним можно было бы провести простейшие расчётные операции? Вот вы бы смогли?

— О, господин полковник, — рассмеялся Сарваш, — вы распаляете моё воображение. В Гипогее активы ведь исключительно в золотой и серебряной монете.

— Вот именно. Потому я и вспомнил, как вы рассказывали мне о демарше генерала де Голля, опустевшем золотом хранилище в Форт-Ноксе и долларах США, которые нечем обеспечить.

С минуту Сарваш внимательно смотрел на полковника, и в итоге произнёс:

— А мне нравится ваша теория.

— Серьезно? — не ожидал полковник.

— Абсолютно. Помню, как Рузвельт в своё время обязал всех граждан под страхом ареста и штрафа продать всё золото государству. Так, к слову, и создавали Форт-Нокс. Тогда я, недолго думая, собрал всё нажитое, записал в декларацию как коллекционные монеты и увёз золото в Венгрию. Так я и рассудил — уж лучше оно послужит моей родине, чем пропадёт зря.

— А в Венгрии разве не пропало? — напомнил полковник, намекая на вынужденный переезд Сарваша в Берген-Белзен с предшествующей ему конфискацией имущества.