Античная наркомафия 4 (СИ)

— Ну так у нас и территория не меньше, чем ваши Лаконика с Мессенией вместе взятые. И у нас нет ваших илотов, которых тоже надо кормить. Но восемнадцать тысяч — это только при всеобщей мобилизации, на которую мы пойдём только в самом крайнем случае — если иначе погибнет государство. Если, допустим, на нас нападёт… ну, неважно кто именно. Кто-нибудь, достаточно сильный для того, чтобы представлять для нас такую угрозу, скажем так, — наши хмыкнули, Серёга даже в кулак прыснул, а я сам с усмешкой изобразил поправление рукой несуществующего края отсутствовавшей на мне в данный момент римской тоги, отчего прыснула в кулачок сперва понявшая намёк Аглея, а вслед за ней и Хития, — Нельзя оставлять всю землю без обработки, если этого можно избежать.

— А вот будь у вас илоты, вы могли бы мобилизовать все три ваших легиона, не боясь за обработку земли, — заметила спартанка.

— Но тоже в неполном составе — кормя ещё и илотов, наша земля не смогла бы прокормить столько солдат. Ну и какой смысл заменять солдат-граждан рабами?

— А если вдруг военное поражение и большие потери, так илоты ведь могут ещё и восстать, — добавила Юлька, — Как в Третью Мессенскую войну. Даже внешней войны никакой ни с кем тогда не было, просто в Спарте случилось сильное землетрясение — с большими жертвами, разрушениями и паникой. Илоты вокруг тут же восстали. Пошли на город, но там их отразили, и они ушли в Мессению в надежде взбунтовать её всю. Может, и вообще отделились бы от Спарты уже тогда, если бы спартиатам другие полисы помощь не оказали, включая даже Афины. На равнине илотов разбили, но потом на горе Итома они укрепились так, что продержались почти десять лет, и спартиатам с ними пришлось договариваться.

— А чем там кончилось? — я смутно припомнил тот урок истории в пятом классе школы и даже картинку в учебнике, где как раз были показаны илоты, отбивавшиеся кто чем, вплоть до камней, от наступавших спартанских гоплитов, но о мирных переговорах как-то не вспомнилось — то ли не было этого в школьном учебнике, то ли запамятовал.

— Договорились о том, что восставшим дадут уйти из спартанских владений.

— Странно! По идее, спартиаты должны были додавить их — кровь из носу, не считаясь ни с какими потерями, — удивился Володя, — Чтоб другим неповадно было.

— В самом деле, нехороший пример для прочих получился — что против Спарты можно восстать и добиться свободы, — согласился и я, — Опасный прецедент…

— Да, как раз после этого резко участились и начали особенно свирепствовать криптии, — кивнула Хития, — До этого они были просто тренировкой молодых спартанцев в искусстве разведчика и следопыта, а после стали важной мерой устрашения для илотов.

— Ну так и зачем было до этого доводить? — поинтересовался Хренио, — Надо было просто довести подавление бунта до конца.

— Я слыхал, что спартанцы сперва так и хотели сделать и уже почти разделались с ними — там уже больше женщин с детьми оставалось, чем боеспособных мужчин, так что спартанцам уже только и требовалось, что последних бежавших с поля боя переловить и добить, — сообшил Велтур, — А передумали, вроде бы, из-за того, что испугались гнева богов — странно это, конечно, но подробнее я не знаю, в чём там было дело.

— В святилище Посейдона на вершине горы, — объяснила спартанка, — Бежавшие укрылись в нём и возле него, и спартиаты не решились прогневить бога нарушением священного права убежища. Перед этим бунтом илотов были обманом убиты беглые, укрывшиеся в другом его святилище на Тенаре и поверившие обещанию пощадить их, и как раз вскоре после этого произошло то землетрясение, почти разрушившее Спарту. Как было не связать его с гневом Посейдона? Вот поэтому только и не решились уничтожить последних илотов на Итоме. Запросили герусию, что с ними делать, и в герусии решили, что пусть уходят из страны, куда хотят. Афиняне предложили им поселиться на севере Пелопоннеса, в недавно отвоёванном ими у локров Навпакте, и они все ушли туда…

— В общем, нам такого спартанского счастья и даром не надо, — резюмировал я, — есть у нас крестьяне-ополченцы, которые и землю обрабатывают, и служат в обычном войске, есть наёмники для таких операций, которые требуют особого воинского умения, и есть рабы для прислуживания и для тех работ, которых не станет по доброй воле делать свободный. Рабов у нас, хвала богам, немного, а механизация и нужду в них снизит, и труд им облегчит. Непокорных или нерадивых будем римлянам продавать, послушных и усердных — освобождать, и пусть остальные видят, что послушанием и усердной слкжбой можно добиться свободы вернее и надёжнее, чем побегом или бунтом. Да, кстати! Амбон, поди-ка сюда! — подозвал я слугу, — Ты ведь давненько уже служишь мне, и служишь хорошо. Как ты считаешь, достоин ты свободы?

— Тебе виднее, господин. Но служится мне у тебя неплохо…

— А кто тебя гонит взашей? Захочешь — останешься вольнонаёмным. Так как?

— Ну, хорошо бы, господин…

— Вот и прекрасно! Вернёмся в Оссонобу — напомнишь мне, что пора бы нам подыскивать и учить парня тебе на смену, а себе начнёшь присматривать невесту.

Говорил я с ним, конечно, на русском языке, которым он на бытовом уровне давно уже очень даже неплохо владел. Наши подняли одобрительный гвалт, Юлька тут же воспользовалась случаем для нравоучительной лекции обеим своим шмакодявкам о пользе послушания и усердного овладения языком, а Велтур перевёл всё это обеим гетерам на греческий. Те переглянулись и вдруг затараторили меж собой по-гречески с такой скоростью, что даже мой шурин, судя по его наморщенному лбу, успевал понять только с пятого на десятое, а мы и вовсе хлопали глазами, улавливая только отдельные слова. Потом Хития, обернувшись к нам, заговорила медленнее, учитывая наше слабое владение языком:

— Вы берёте для армии своего государства пример с Рима. Но Рим, хоть и тоже воюет собираемой и распускаемой крестьянской армией, ни против Филиппа, ни против Набиса не мог обойтись без союзников-эллинов. Вряд ли обойдётся и против Антиоха.

— В Элладе, где у всех его противников фаланга македонского типа, против которой римский легион в лобовом столкновении слабоват, — уточнил я, — Но в Италии именно эта армия привела Рим к господству над всей страной. В Испании тоже никто не воюет фалангой с сариссами длиной в три человеческих роста, а нам не нужны земли за пределами Испании, нам даже сама она нужна не вся, даже половина её нам не нужна, и то, что подошло Риму в Италии, подойдёт и нам в нашей части Испании. Мы не станем хватать того, что не в состоянии проглотить и переварить, и нам не нужно сейчас трёх полностью развёрнутых легионов. Мы не станем развёртывать их до тех пор, пока у нас не будет достаточно военнообязанных крестьян на их утроенный полный состав. Нам не нужно изнурять наших людей ежегодными мобилизациями — мы хотим, чтобы одни и те же люди призывались не каждый год и не через год, а хотя бы через два года на третий…

И снова обе гречанки затараторили меж собой с пулемётной скоростью, даже с жестикуляцией в духе современных итальянок, что особенно забавно выглядело в исполнении обладавшей истинно арийской внешностью спартанки. А потом к нам обернулась Аглея:

— То, что вы задумали — неслыхано. Так не делал ещё никто и нигде. Но если вы это сделаете — у вас МОЖЕТ получиться. И нам с Хитией интересно посмотреть, как вы это будете делать.