Стальное зеркало

— А это что такое было? — спрашивает Мартен.

— Потом объясню, — Чезаре вытаскивает дагу, с усилием, кивает на дверь. — Пошли.

Дверь широкая, двое спокойно пройдут. Мигель занимает свое место слева — нет уж, господин герцог, больше вы вперед в одиночку не полезете, — пинает ее ногой.

А там — те, кто пришел раньше. Набежали. Полны недобрых намерений. Видимо, хотят слопать свой пирог без посторонних… жадины.

Или приняли нас за покровителей заведения. Тоже может быть. И может плохо кончиться. Двое нам наперерез. Тот, что с моей стороны, на пол-ладони выше меня — и потяжелее… а двигается тихо и быстро. Хорош. А тот, что достался Его Светлости… просто расплывается в воздухе — черт… ну что ж это — ну не в этот раз!

Мелкая, невероятно быстрая тварь с двумя ножами. Не давешнее чучело, что-то другое. Но чем бы оно ни было — не пройдет, не должно. Остается только подставиться, позволяя этим герцогу выгадать мгновение для удара — а иначе никак, слишком уж быстрый противник, темное пятно в глазах… но, кажется, идя на размен, можно ударить, снизу.

— Стой! — командует Чезаре, громко, и руку приходится уводить уже в последний момент, а мелкий отскакивает на шаг, на другой.

— Все назад! — кричит это невесть что, и отводит нож. Не для удара.

И все действительно останавливаются. Мелкая тварь на самом деле вовсе не тварь, а прилично одетый молодой человек, судя по выговору — уроженец столицы, и тут — главный. На той стороне.

— Вечно, — говорит он, — город в чужих угодьях охотится.

Капитан замирает от удивления. Не «город», Город, разумеется. Этот неведомый удачливый соперник узнал Его Светлость. Кто это может быть?..

Чезаре слегка усмехается, качает головой.

— Вы откармливали… сего тучного тельца… к празднику? — Голос недобрый и неровный.

— В той же мере, что и вы. Но мы пришли сюда раньше вас. — Орлеанец оказался намного быстрее… и бой ему стоил куда меньше. Плохо, очень плохо.

— Огня хватит на всех.

— Всесожжение — последняя часть пира.

— Три бочки масла, — встревает Мартен.

— Чего вы хотите? — вдруг успокаивается орлеанец. Кажется… кажется он старше, чем можно подумать.

— Сжечь это все вместе с хозяевами, — опять Делабарта. Оба чем-то похожи, и ростом, и подвижностью. Герцог молча кивает.

Мигель тем временем оглядывает своих — да и недавних противников заодно, и изумленно думает, что лучшего доказательства богоугодности их замысла не сыскать. Все на ногах. Все. И наши, и чужие. Раненые есть — и у нас, и у них. У двоих из людей Лорки кровь — у одного на рукаве, у другого на лице, но видно, что раны несерьезные. С той стороны по мелочи порезаны… тоже двое. Слов же нет… чудо, не иначе!..

А ведь и досюда дошли — как нож сквозь масло, даже Чезаре без царапины, это после одержимого-то; мне ж рассказывали, что таких впятером не убьешь, пока на фарш не порубишь. Врали — или везет нам по-настоящему?..

— Приемлемо вполне. Но здешние бумаги заберу я. Хозяев я бы тоже взял, но с тем шумом, который вы произвели, выковырять их из подвала мы вряд ли успеем.

— Бумаги нам не нужны. Что же до хозяев… Если они до сих пор не вышли, значит, не рискуют прерывать обряд, — уже спокойно говорит Чезаре. Перевел дыхание.

— Ну что ж… тогда мы их и не достанем, так или иначе. Иначе — веселее, но так тоже хорошо, — маленький орлеанец повернул голову к своим. — Будите соседей, гоните их на улицу.

— Что у вас есть горючего? — Делабарта о своем. Вчера целый день придумывал, как именно поджечь заведение так, чтобы и никто из подвала не ушел, и вспыхнуло сразу с четырех сторон… и чтобы господа чернокнижники не сразу поджарились и не сразу в дыму задохнулись. Мигель бы не стал ему мешать — план хорош, а марселец упрям.

— Масло есть, — смеется гостеприимный хозяин. — Много.

— Я с вами. — Делабарта даже не спрашивает, утверждает.

— Пойдемте-ка проверим, нет ли все-таки у подвала черного хода, — говорит де Корелла герцогу. Их оппонент знает, кто у ромеев главный, но его спутникам это показывать не стоит. Потом капитан добавляет, помня с кем имеет дело: — К… всесожжению мы вернемся.

— Хорошо, — кивает человек с двумя ножами, — Будьте как дома.

Чтобы проверить, не ведет ли из подвала ход куда подальше от заведения, нужно сначала спуститься к подвалу. Тут все в порядке: мощная дверь заперта изнутри — это хозяева постарались, — и подперта снаружи внушительным дубовым колом. Не выбьешь. Ее и с самого начала выбить было бы затруднительно, а уж расслышать что-нибудь через дерево да каменную кладку тем более невозможно. На ступеньках — два трупа, торчат очень хорошие сапоги.

Господа чернокнижники не совсем дураки, у двери стражу поставили — но полудурки, поскольку подвоха не ожидали и никак от неприятностей не стереглись. Зачем тогда дюжину человек наверху оставили? Пиво хлебать, пока хозяева забавляются? А ведь похоже на то: здешние присматривали, чтобы заезжие чего не сперли, заезжие поддевали здешних… все весело проводили время. Это при том, что в доме у них одержимый. Правильно говорят, что безнаказанность — хуже опиума.

Рядом с трупами, чуть пониже — человек, чужой. Караулит. А оба кошелька уже срезал и на пояс к себе привязал… и правильно, зачем пропадать серебру? Это ж не проклятый клад, а обычная плата за службу. Только со службой покойники сплоховали…

— Мы только слегка осмотримся, — еще в начале спуска вскидывает пустую ладонь Мигель. Часовой удивляется, держит нож перед собой, но кивает.

Спускаться к нему и не нужно, только бросить взгляд на кладку, на стены… сухой подвал, чистый, недавно выбеленный. Сырости нет, воздухом из щелей не тянет — факел горит ровно, спокойно. Внутренность подвала лежит между двумя домами, и если ход куда-то и ведет, то в соседний дом, где живет обслуга. Больше некуда. За вторым домом — соседняя улица, брусчатку клали совсем недавно, а перед тем проверяли, нет ли в земле пустот. Город стоит у реки, любой фундамент может поплыть, и полагаться на авось никто не будет: уйдет улица под землю, так градоначальника повесят.

И соседний дом обложен плотно. А там уже внутри гвалт и огни зажжены.

— Подойдем, — говорит Чезаре. — Посмотрим.

И правда. Если туда затесался кто лишний, Его Светлость и заметить может.

Но — никого. По крайней мере, капитану ни на кого не указывают. Суета, беготня, полураздетые дети, служанки и слуги, все сонные и по уши в панике. Восьми человек, пришедших с орлеанцем, хватило для того, чтобы перевернуть трехэтажный дом вверх дном и выгнать на улицу если и не всех, то большинство. Всех и не надо, только на случай, если огонь перекинется.

Мигель расталкивает носящихся по двору с криками женщин, проходит в дом, ищет спуск в подвал. Если ход есть, он должен быть где-то здесь, среди бочек, горшков и сундуков…

Соленого, моченого, маринованного тут столько, что хватит на три осады. А пустот нет. Значит хозяева считали, что имеющегося достаточно. Или просто полагались на другие стены — из золота и бумаги. На то, что они нужны слишком многим. А вот кому-то в городе они оказались не нужны. Совсем не нужны. И пришел за ними улыбчивый человек с двумя ножами. Вот что в нем было странного, вот… у нас или на полуострове я бы и не думал даже, потому что различия такого нет, хорошему роду чести больше, но и первым в своем роду быть не зазорно, на тех же Сфорца посмотреть. А здесь же то, кто ты — дворянин или простого рождения — на всем сказывается. А по этому — не видно.

Можно уходить. Мигель напоследок сует руку в бочку, вылавливает соленый патиссон, откусывает. Вкусно, на зубах хрустит… Умеют.

А снаружи — вдвое больше гвалта, потому что соседний дом уже полыхает. Как и обещали, с четырех сторон. Пламя со свистом, с ревом вырывается из окон, рвется к небу. Красиво — ночь темная, искры вспыхивают, взлетают, гаснут на лету. Хорошо как разгорелось, оба надземных этажа пылают — и когда только успело, ведь ветра нет совершенно. И что, полковник бочки силой мысли переносил? Весело сейчас будет чернокнижникам в подвале, так весело, что хоть пой во всю глотку, хоть пляши на раскаленном камне…