Одиссея "Варяга"

       - Простите, святой отец... Да! Не подумал я что-то, каюсь, - перекрестился Русин.

       - Ладно, господа, вы тут потолкуйте о своем флотском, а мы с отцом Михаилом пойдем на смотровую площадку артиллерийского вагона, подышим немного, - грустно проговорил явно находящийся под впечатлением от всего услышанного сейчас, но еще больше от увиденного и услышанного в Мукдене, Великий князь, - Пойдемте, святой отец. И если можно, позвольте еще раз помолиться с Вами Пресвятой Богородице у нашей иконы. Тяжко мне что-то сегодня...

       Когда Великий князь со священником вышли, Балк подмигнув Русину спокойно и с расстановкой проговорил.

       - Тяжко... Перед первым в жизни боем всегда не легко. Всем.

       - А я вот думаю, что Михаил Александрович о другом бое задумался. Не о том, что завтра нам здесь, на Квантуне, предстоит. А совсем о другом... Вам так не показалось, Сергей Александрович?

       Капитан японской императорской армии Кабаяси Нобутаке сидел и смотрел на карту уже в течение получаса. Со стороны солдатам казалось, что их командир прорабатывает маршрут марша, который должен был начаться через час. Но на самом деле капитан просто смотрел в никуда. Не подобает воину проявлять слабость и заваливаться прямо на землю, как сделали его подчиненные. Но и он сам отчаянно нуждался в передышке.

       Кабаяси наконец-то мог позволить себе расслабиться, впервые за последние три недели. В голове был абсолютный вакуум, который бывает только сразу после окончания тяжелой работы и заполняется с началом новой. Оборонительные позиции русской армии на перешейке были наконец-то прорваны, и у молодого самурая появился шанс пережить и этот день, хотя еще полчаса назад он был уверен в обратном. Утром на его глазах русской шрапнелью была выкошена колонна воинов Ямато, которую вели в атаку представители лучших самурайских семей Японии. Они проявили недовольство "черепашьими темпами ведения войны", и император "посоветовал" им отправиться в Маньчжурию и самоличным примером на поле боя, а не в газетных статьях, показать, как воюют настоящие самураи...

       Теперь залитые кровью обломки фамильных доспехов остались где-то там, на перепаханной взрывами и пулями полосе земли перед русскими укреплениями. [84] Из той колонны, попавшей под обстрел полевой батареи, выжило не более пятнадцати процентов личного состава, и в следующую атаку их повел уже сам Кабаяси.

       Еще утром он командовал полностью укомплектованным 2-м батальоном 2-го полка 1-ой пехотной дивизии, старейшего и наиболее заслуженного подразделения императорской армии. Ко второй атаке под его началом был уже весь полк, но, увы, - число его подчиненных существенно не увеличилось. Командир полка был ранен шрапнелью, командир первого батальона убит.

       Хотя добрая половина русских батарей уже была подавлена японскими орудиями, стрелявшими с закрытых позиций, и огнем канонерок с моря, вторая атака тоже сорвалась. Под плотным ружейным огнем японская пехота снова откатилась. На запрос об артиллерийском обстреле русских люнетов, из которых велся плотный фланкирующий огонь, пришел обескураживающий ответ - стрелять нечем. На орудие осталось по два-пять снарядов на случай отражения контратаки.

       Первая попытка японских мелкосидящих кораблей подойти вплотную к берегу и "перепахать" русские укрепления также была неудачна. Пара русских, более крупных, да еще и бронированных канонерок с непроизносимыми для японца названиями "Гремящий" и "Отважный" устроили японским коллегам кровавую баню. [85] Японцы почти не строили специальных мелкосидящих судов для действия в прибрежной зоне, предпочитая обходиться китайскими трофеями и старыми кораблями. Все деньги, выделяемые на флот, шли на строительство эскадренных, морских кораблей. Вот Кабаяси и имел "удовольствие" в течение получаса наблюдать за избиением японского прибрежного флота.

       Взрыв девятидюймового снаряда, после которого от маленькой деревянной канонерки "Иваке" остались только щепки на воде, вызвал неприятную ассоциацию с событиями ночи высадки восемь дней назад, двадцать первого апреля. Он невольно вспомнил свой личный опыт "участия" в морском сражении и даже поморщился, что для самурая равноценно истерике.

       Тогда, среди ночи, транспорт, с которого его полк еще не успел высадиться на берег, был пронизан снарядами, а соседний - подорван миной. Одно дело воевать на суше, где можно стрелять в ответ, прижаться к земле, отступить, в конце концов! Но куда деваться в море с транспорта, который медленно заваливается на борт? Что делать пассажиру в морском бою - паниковать и путаться под ногами команды или просто медитировать и наслаждаться зрелищем? Хотя какое тут наслаждение, скорее полное непонимание...

       Взять хотя бы тот самый взрыв, осветивший половину неба, и в честь которого все на транспорте дружно проорали "Банзай!", уверенные, что где-то там, в темноте, императорский флот разделался с очередным русским крейсером. Увы, на следующий день в штабе дивизии их "обрадовали": почти что треть всех снарядов, предназначенных для поддержки высадки, погибла вместе с перевозившим их транспортом.

       Впрочем, когда подошедшие на предельную дистанцию прицельного огня крейсера японского флота - ближе не позволяло мелководье - отогнали, наконец, настырные русские лодки, а канонерки со второй попытки прошерстили окопы, времени на воспоминания не осталось. Третья за день атака, в которую Кабаяси повел сводный отряд, собранный из остатков трех полков дивизии, увенчалась, наконец, успехом. Русские начали отступление, и надо было озаботиться их преследованием. Теперь можно было надеяться прожить до начала штурма укреплений самого Порт-Артура, поскольку разведка долджила, хвала богам, что ближайшие русские подразделения способны подойти сюда из Маньчжурии не ранее чем через несколько суток, а к этому моменту их уже будет кому встретить.

       На формирование походных колонн, боевого охранения и необходимый отдых после боя ушло порядка двух часов. Поредевшие полки 3-й дивизии все еще приводили себя в порядок после жестоких потерь на берегу, однако успех необходимо было развивать. И честь начать преследование отступающего противника первыми вновь была оказана солдатам и офицерам 1-ой дивизии.

       Но не успел еще Кабаяси отдать приказ выступать, как из-за цепи высот, за которыми расположилась японская артиллерия, послышалась орудийная стрельба. Ну конечно, зло сжал зубы капитан, на артналет по русским окопам снарядов не нашлось. На поддержку лобовой атаки пехоты тоже. А сейчас куда они палят, эти чертовы артиллеристы? Может какой нибудь идиот в больших галунах учинил "салют в честь победы"? С едва сдерживаемым раздражением ожидая посыльного с разъяснением, что все это представление значит, ибо разрывов снарядов он не наблюдал, Кабаяси предпочел отложить начало марша. Однако возвращения молодого курсанта-добровольца, исполняющего роль делегата связи (при каждом взгляде на юного самурая Кабаяси вспоминал себя во времена войны с Китаем), он не дождался, а вместо этого из-за холмов показался... Железнодорожный состав!

       Кабаяси от удивления открыл рот, что для прекрасно владеющего собой японца, офицера и потомственного воина, было совершенно не характерно. Но его оплошности никто не заметил - на приближающийся поезд обалдело глазели все...

       Нет, капитан понимал, что все по настоящему боеспособные части сейчас, после атак русских позиций "лежа отдыхали", изображая подготовку к маршу. Он и правда не ожидал многого от того полка 4-й дивизии, что был направлен три дня назад на северо-восток навстречу соединениям, которые уже должны были форсировать Ялу, а остальные тыловые части вообще, по мнению капитана, доброго слова не стоили. Но ПРОПУСТИТЬ ПАРОВОЗ С СОСТАВОМ до линии русских укреплений сквозь целый полк, сквозь все тыловые части, сквозь позиции артиллерии, в конце концов? Что могло помешать остановить его стрельбой из орудий, хотя бы и прямой наводкой?