Стройки Империи (СИ)

— Простите, — обратился Виктор к скучающей продавщице в синем халате, — а по какой цене отпускают?

— Вы из деревни, гражданин? — удивилась она. — Справа — это с акцизом! Вы знаете, что такое акциз?

— Ах, окцы-ыз! — произнес Виктор, чуть растягивая слова и "окая". — Ну да, конечно, читали. У нас ить оно больше свойское. Таперича все понятно. То-то одних колбас двенадцать сортов.

— Пятнадцать, — флегматично поправила продавщица. — На Фокина — двадцать, в Савеловском в Москве — около полусотни. По номенклатуре сто тридцать сортов, но сами понимаете, временные недостатки. Если чего не нашли, в коопторге поищите, там местные цеха привозят.

Изобилие уже особой радости не вызывало. Цена докторской с акцизом подскакивала до тридцати семи рублей, а краковская тянула на шестьдесят один сорок. Явным контрастом к этой роскоши были серые кучи ливерки, которую предлагали всего за шесть сорок и сало за восемнадцать — и то и другое безо всякого акциза.

"Не будем спешить. Посмотрим другие отделы. Во всяком случае, с дефицитом тут справляются тупо повышением цен. Интересно, а как у них с детским питанием — карточки или матпомощь?"

Может показаться странным, что главный герой, вместо того, чтобы строить планы спасения мира, занудно изучает, где что почем. Но, во-первых, пока неясно, от чего и от кого надо здесь спасать мир, а, во-вторых, шестидесятые в СССР — это время, когда что купить, уже есть, а на что купить, еще нет. Это время, когда становится неприличным носить еще годное пальто, купленное после войны на барахолке, когда советский человек понимает, что у него есть вполне материальная мечта и на нее надо накопить или заработать. Это счастливое детство общества потребительских идеалов, когда эти идеалы еще вполне разумны. Цены перестали снижать и повышать, и жизнь стала напоминать компьютерную игру, где надо правильно покупать, чтобы скорее подняться на следующий уровень.

"Птица-дичь", где рекламировались куры местной фабрики "Рассвет" — девятнадцать рублей кило и диетические яйца по два червонца десяток, уложенные рядами в гнезда из папье-маше, внушила Виктору некоторый оптимизм. Дичь ему предложили спросить в коопторге, а за курами была очередь человек пять. Виктор, следуя инстинкту советского человека, уже хотел спросить "кто крайний", но решил посетить еще рыбный, и вскоре продавщица уже отвешивала ему филе трески, которая оказалась более чем вдвое дешевле.

Дальнейший шопинг масштабных экономических открытий Виктору уже не дал. Порадовали две находки — стограммовые пачки соли за гривенник (кто-то догадался, что людям не всегда нужен килограммовый кирпич), и банки цвета металлик с растворимым кофе на сто и двести граммов, возле которых была вывешена красная табличка "Новинка". Никто эти банки здесь не разметал, они спокойно пылились на стеллаже рядом с зелеными коробочками молотого и в зернах. Растворимого в шестьдесят восьмом он не помнил, да и как-то особо в эти годы народ больше чаем увлекался.

Внезапно он понял, что не может просто так уйти, не взяв одну банку. Не то, чтобы он привык к кофе, нет. Он почувствовал в этом предмете офисной жизни какую-то связь со своей эпохой. Он понял, что эта банка нужна ему для уверенности в этом мире, как складной нож в кармане хулигана.

"В конце концов", подумал он, "могут быть какие-то праздники, или кто-то зайдет в гости". Ему вдруг стало ясно, что он просто уговаривает себя.

...Обратно Виктор шел через переезд на Почтовой — обе руки оттягивали авоська со всяким добром и сетка с картошкой и овощами, и лезть через мостик не хотелось. Продовольственную корзину нового советского человека шестидесятых завершали трехсотграммовая фляжка коньяка и двести граммов "Одесской". И то и другое было нужно на случай появления каких-то непредвиденных проблем, требующих лично-делового некогнитивного общения: проще говоря, если для решения вопроса потребуется с кем-то выпить. С одной стороны, три звездочки полностью снимали вопрос о должном уважении к другой стороне переговоров, с другой, в отличие от водки, можно было много не пить. Одесская же могла пойти на бутерброды для закуски, как и шпроты, которые здесь свободно лежали по шесть пятьдесят; народ, похоже, относился к деликатесам совершенно прагматично.

Автоматический шлагбаум мигал парой светофорных огней. Мимо Виктора в сумерках прогрохотала электричка на Брянск — красно-белая, в шесть вагонов, похожая на послевоенные секции, с дверями, сдвинутыми к середине, как у зарубежных. Здание ДОСААФ уже приобрело знакомые Виктору очертания, а на старом, потемневшем от времени дощатом заборе, отделявшем улицу от железнодорожных казарм, была выведена известкой большая буква "F.".

За Почтовой, в тумане ночной измороси, сияли огни маленковских шестиэтажек, подсвечивая желтизной тяжелые облака, ползущие прямо над крестами антенн. Похоже, это замена Новому городку, подумал Виктор. Повышенные затраты из-за сноса и расселения крахтовских бараков, зато в пешей доступности от завода и местных благ. Не дожидаясь поднятия шлагбаума, народ темной струйкой потек через пути к родному жилью, к теплым и светлым квартирам, ужину и телевизорам.

Когда Виктор ступил на квадратный метр прихожей своего нового жилья, он увидел на полу белое пятно; бумажку, похоже, подсунули под дверь. "Счет за коммуналку, что ли?" — мелькнуло у него в голове. Он зажег свет, поднял сложенный вчетверо листок из тетради в клетку и посмотрел. Листок был в пятнах свежего, еще не успевшего пожелтеть силикатного клея; вырезанные из газетных заголовков буквы складывались в слова:

МНЕ НУЖЕН ТРУП

Я ВЫБРАЛ ВАС

ДО СКОРОЙ ВСТРЕЧИ

ФАНТОМАС

8. "Так что вы уж поосторожнее..."

Человек двухтысячных и позже, получив подобный мессадж, подумал бы, что за ним охотится маньяк. Но Виктор прекрасно помнил, как в его школьные годы такие записки куда только не рассовывали. Именно с таким текстом. Поэтому он спокойно распихал продукты во все емкости модульной мебели и решил поджарить картошку под доносящиеся из динамика мелодии Андрея Петрова из советских кинофильмов.

Восьмичасовые новости по радио начались с репортажа об Олимпийских играх в Мехико; наша сборная уверенно лидировала по числу золотых медалей, уступая лишь США. Следом за этой радостной вестью было объявлено о начале деловой встречи Косыгина с Чжоу Энь Лаем, "в духе взаимопонимания и плодотворного сотрудничества". Выпуск новостей продолжили бодрые рапорты о советских достижениях. Космонавты Аникеев и Шонин продолжали нести звездную вахту на станции "Заря-1" и посвятили день экспериментам по получению сверхчистых материалов в невесомости. На ВДНХ представлен опытный образец настольной ЭВМ "Интеллектор", позволяющей решать задачи без изучения машинных языков. В эксплуатацию досрочно введен еще один агрегат Красноярской ГЭС.

Третья часть, как и полагалось, была посвящена международным делам и оказалась обширной и тревожной. Президент Франции Шарль де Голль ввиду массовых беспорядков объявил о введении в стране чрезвычайного положения и приступил к формированию Комитета Национального Спасения. В ФРГ партия "Народный союз", получившая большинство в парламенте, добилась принятия закона, объявлявшего Судеты, Восточную Пруссию, Эльзас и Лотарингию временно оккупированными территориями...

"Как бы войны не было" — мелькнуло в голове у Виктора. Особенно его беспокоила ФРГ: под названием "Народный союз" однозначно скрывались нацики. А Де Голль в отставку не пошел, видимо из-за тех же нациков. Внешняя угроза...