Буратино

   К заходу ей совсем плохо стало, жар поднялся. Попробовал кое-что из Юлькиной торбочки. Заодно и себе пенистой мазью обработал. Марьяша как увидела - опять выть, слезы текут безостановочно. И потихоньку сама на животик переворачивается. Прогибается всхлипывая. Поза "шавка перед волкодавом" у неё не очень. Но представление имеет. Интересно, а кто ж её мужниных кощеев "вежеству" учил? Неужто сам? Видать, на жене тренировался.

   Не до того. Довлеет "выходить надо сразу или... ". И еще. Судя по запасу съестного, Перемог планировал вчерашний день последним, когда три горла надо кормить. Вчера мы с Фатимой должны были перестать набивать наши ненасытные холопские утробы. Соответственно, запас у нас на четыре дня. Одному. За два-три дня не выйду к людям с этой больной... хуторянкой - сдохнет. Или - сдохнем.

   Полазил по болоту - нашёл выход с островка нашего. Как раз через эту "лужу страсти". Страстей. А голому и босому на болоте... не есть гут. Молодая осока. Режет как бритва. Коряги всякие под моими ножками нежными, танцевальными. И стаи разноцветных пикирующих и кровососущих...

   Стандартный путейский молоток, которым на железной дороге костыли забивают, весит четыре килограмма. Мой приятель как-то этой штукой попытался такую хорошенькую муху у себя на виске убить. Чисто инстинктивно. Хорошо, в последний момент понял, что в руке что-то не то. Притормозил малость. Но с насыпи слетел. Потом час в теньке отлёживался. Такой вот самострел - самобой.

   Нацепил на себя мокренькое - и в грязь. До следующего островка. Мешки перетащил. Марьяша... дал пару пощёчин, водичкой сбрызнул - пошла. Оценка неправильная -- излишне оптимистическая. Заваливается она. Пришлось снова ей на шею петлю ременную и за собой тащить. Снова все с себя мокрое и грязное - в мешки. Остались голые. В мокром не побегаешь - сотрёшь и простудишься. Сапоги тоже в мешок. А уже темнеет, быстрей-быстрей. Я у Марьяши платок забрал, хозяйство своё примотал. Не от стыдливости - на ходу мешает, болтается. Ей - безрукавку половецкую. Ух и запах. Парень молодой, на коне, несколько дней в походе не снимая. А может и не дней, а лет. Я, что ли, у них санитарную поверку проводил? На голое тело Марьяшино. Даже её как-то прошибло. Сверху на неё оба мешка. На неё. А как? Я - воин. Руки должны быть свободными. Хоть и из оружия - один дрючок берёзовый. Или - как раз поэтому. Мне надо дорогу высматривать, вперёд забегать. Конец от ременной петли у неё на шее - в руку. Ну, пошли моя скотинка вьючная двуногая, тип -"бабец обыкновенный".

   Я, если честно, сначала хотел ее вперёд пустить. Как правоверный мусульманин -- жену. После появления противопехотных мин. Безрукавка коротенькая, до середины её ягодиц. Уж очень увлекательно все это беленькое в ночной темноте двигается. Но она - никакая. Тяну - идет, остановился - садится. Судя по началу "Белое солнце пустыни" - нормальный рефлекс женщины при наличии мужчины и отсутствии ясной поданной команды к движению.

   Пошёл вперёд первым. А островок - не островок, а грива, лесом поросшая. Я хоть как-то стал ориентироваться. Когда река течёт, на ней образуются острова. Вытянутые вдоль русла. Потом основное русло меняются, остаются старицы - длинные озера по старому руслу. Потом озера зарастают и становятся болотами. А между ними - бывшие острова. Единственная река здесь - Десна. Стало быть, ясно куда путь держать. Но поперёк - не сунешься. Сыт я этими болотами по горло. Добежали до конца гривы. Пра-а-авильно. "Птица Ванька-говорун отличается умом и сообразительностью". Гать через болото. От той гривы, что ближе к реке, к той что дальше. Через нашу. Я уж, было, сунулся на гать, да где-то птица болотная страшно закричала. Аж мурашки. Пока над своим испугом смеялся - вторая. Нет уж, нет уж. Назад, в сторону, в кусты, на землю.

   Что-то вдали звякнуло, слышно - кони идут. И появляется с материковой стороны в полста шагах трое половцев. Не сколько появляются, сколько проявляются. В ночной темноте из болотного тумана.

   Какие у нас на Руси не только сказки, но и детские считалочки... миленькие. И информативные.

   Как и куда в этот момент душа проваливается... Что именно вываливается и выкатывается... Я... Трясёт меня. Присел, на Марьяшу оглянулся. Она у берёзы на коленках сидит, рот открыт - сейчас заорёт. Опять же - "А зори здесь тихие". Только эта выскочит не под очередь из шмайсера, а под сабли да арканы. И меня с собой... Как я среагировал - ума не приложу. Вскочил, к ней, заткнуть нечем... Да вообще - она здоровее меня. А в панике... Сунул руку в набедренную повязку и ей своим хозяйством в рот. Молча, без звука. Чтобы эти... из тумана...

   Она... одурела. Начала сначала посасывать, потом дёргаться стала. И не воткнуть до упора - начнёт задыхаться, потом рвать её... шуму будет. Так что только фелляция и потихоньку. У меня на груди финка в ножнах. Железный зуб имени пресловутого Маугли. Вот я ей и приставил. Не к горлу - к глазу. Так страшнее. Тут на гати снова копыта застучали, у Марьяшки глазки закатились. Но не обморок - работает. И губками, и язычок включился. Меня трясёт, но копыта все тише, тренькает там что-то металлическое - все дальше. А вот Марьяшкины усилия своё дело делают. А как иначе, когда смерть в полста шагах была, постояла и мимо прошла. Инстинкт самосохранения реализовался успешно, переходим ко второму пункту.

   А приятно-таки держать в руках женскую голову в такой позиции. Особенно, когда она наголо бритая. Есть в этом что-то... По головушке погладить. Именно по коже, а не по волосам набринолиненым, раскрашенным, обфененным... или что они там используют. У меня в той жизни всяко бывало. И рот так затыкать приходилось. Но чтоб в условиях настолько приближенных к боевым... Дальше - только Марию-Антуанетту на гильотине под падающим на шею ножом. Но это... - лучше в другой раз. А пока вот - живой и уже... охо-хо. Хорошо пошло... Уже и удовлетворённый.

   Вытерся об эту головушку. Её тоже потом прошибло, вся тыковка мокрая, но все равно. Глаза закрыты, дышит носом, ротик полный.

  -- Глотай.

   Головой мотает. Прикрыл ей нижнюю челюсть, зажал пальцами ноздри, чуть щёлкнул по горлу - сглотнула. Теперь поговорим. Я же теперь говорить могу - не немой.

  -- Ты чего кричать собралась?

  -- Бо-о-оязно.

  -- А орать-то чего?

  -- Спужалас-я-я-я.

  -- Ладно. Тебе так не нравится?

   Головой мотает - не нравится. Бывает. "Кому нравится апельсин, кому свиной хрящик". Может, как-то можно поправить дело?

  -- Почему?

  -- Сие есть смертный грех. Неотмолимый.

   Та-ак. Опять предковские заморочки. Какая связь между "французским поцелуем" и православной теологией?

  -- Почему?

  -- Уста человеческие - святое место. Господь в первого человека душу через уста вдул. Когда человек умирает, душа его через уста выходит. К кресту святому, к иконам чудотворным устами прикладываются. А ты... ты своим мерзким, своим поганым... Во врата души моей....

  -- Цыц. Запомни: будет по слову моему. Идёшь со мной - делаешь что я велю. И это тоже. Нет - оставайся здесь. Мне тебя... то из под поганых, то из болота тащить - не интересно. Идёшь?

   Опять слезы ручьём из обоих глаз. Но - кивает. Идёт, будет.

  -- Хорошо. Сядь на мешки - на земле задницу простудишь.

   В-о-о-от. А теперь понять и обдумать.

   Первое дело - половцы. Разведка, патруль, гонец? В любом случае - будут возвращаться. Вероятно, на приречном конце гати еще отряд есть. Вывод: ждём. Как посветлеет - отойдём по гриве по-дальше, но не далеко - чтобы было видно: как и сколько этих назад пойдёт. Сколько ждать? А ХЗ - хто знает.