Золотой свисток или Вояжи писателя Ахманова

– Соглашайтесь, мсье, соглашайтесь! Будет девица, непременно будет! У нас на коне этих девиц как пчел на банке с медом! На любой вкус! Писательницы есть и поэтессы, редакторши и литагентши и просто фанатки! Найдем!

Так и порешили. А когда вернулись в отель и бросили клич, набежала целая толпа девиц. Ахманов прямо изумился: в очередь встали к китайскому дракону и чуть в волосья друг дружке не вцепились. Даже позавидовал, но потом разглядел, что девицы все больше за пятьдесят и весьма стервозной внешности.

Наплыв был огромный, так что пришлось на морского бросать. Выпало счастье одной из фанаток, горячей финской девушке. Ахманов лично проводил ее в холмы, и больше о ней и о драконе в Монако не слыхали.

А писателя Ахманова князь хотел пожаловать в рыцари, да не получилось – во всем Монако не нашли ни шпор, ни шпаги. Что говорить! Маленькая страна, бедная! Собрались было выписать клинок из Парижа, но у Ахманова кончилась виза. Пришлось ехать домой без шпор, без шпаги и без благородного звания.

Зато свисток остался цел.

ВОЯЖ 12. КОЛОСС РОДОССКИЙ

На греческом острове Родосе писатель Ахманов и его жена отдыхали во второй половине июня. Восхитительное место! Пальмы, бананы, попугаи, греки, гречанки и, разумеется, море. Даже два: Средиземное справа, Эгейское слева, если обратиться носом к северу. В течение трех недель супруги вкушали скромные греческие радости: пили вино, ели мусаку и танцевали сиртаки. Жена Ахманова подружилась с синьорой Анастасией из Болоньи и аниматорами итальянкой Барбарой и французом Энтони и, несмотря на различие в языках, вела с ними содержательные беседы за жизнь. Сам Ахманов любил сидеть на балконе и разглядывать плававших в бассейне девушек-топлесс. Особенно ему нравилась фемина в сиреневых трусиках с оборочками.

Остается добавить, что Ахманов выбрал для отдыха отель «Пегас», что вполне гармонировало с его писательским занятием. Администрация отеля даже обещала установить при входе памятную доску из позолоченной бронзы, чтобы отметить в веках пребывание писателя Ахманова на их территории.

Но все хорошо не бывает, и на Родосе тоже возникла проблема: комары. Они появлялись вечером в отельных номерах и всю ночь кусали писателя Ахманова, его жену и прочих постояльцев. Комары были свирепые – едва не отгрызли ногу гиду Наташе, которая возила Ахманова с супругой на экскурсии. Кусали они всех, кроме, возможно, греков, но особенно им нравилось попить российской кровушки.

На третьи сутки жена Ахманова не выдержала и послала мужа за фумигатором. Ахманов купил прибор в сувенирной лавочке отеля, заодно выяснив, что на английском фумигатор называется "mosquito mashine". Следующей ночью супруги выяснили, что на местных комаров это устройство не действует и даже побуждает кровопийц к мстительной активности. Комары нагло пели песни над телами Ахманова и его жены, словно заявляя: кусали, кусаем и будем кусать.

Утром супруга Ахманова обследовала фумигатор и выяснила, что он греческого производства. Высказав ряд критических замечаний в адрес мужа, она вновь отправила его в лавочку, где он приобрел финский фумигатор, стоивший вдвое дороже. Увы! Комары лютовали по-прежнему, и эту проблему пришлось обсудить с Барбарой, Энтони и синьорой Анастасией. Посовещавшись впятером, они решили, что дело связано с европейской политесностью: европейцы в зоне евро полагают, что комарам тоже нужен шанс для выживания и травить их крепким ядом негуманно. Затем Барбара сказала (разумеется, по секрету), что попадают на Родос контрабандные израильские фумигаторы, и вот они – самое то! Израильтяне, как известно, люди суровые и не привыкли чикаться с комарами.

Пришлось Ахманову идти в таверну "Грек Зорба", которую содержали Янаки, Ставраки и Папа Сатырос, слывшие на Родосе контрабандистами. Там ему продали за приличную сумму израильский фумигатор, походивший видом на небольшой миномет. В прилагаемой инструкции утверждалось, что прибор истребляет комаров с гарантией при помощи высокочастотных колебаний торсионного поля.

Увидев этот агрегат, супруга Ахманова перепугалась и заявила, что отправляется спать в ванную, где комары были ею уничтожены подручными средствами, полотенцем и свернутой газетой. Еще она сказала, что если Ахманов останется жив, а комары передохнут, то следующей ночью она, так и быть, вернется в супружескую постель. Но сейчас у нее нет желания подвергаться торсионным колебаниям, о которых ходят разноречивые слухи.

Ахманов, будучи по прежней своей профессии физиком, торсионного поля не боялся и уснул под писк издыхающих комаров. Израильский прибор хоть и кусался в еврах, но цену свою оправдывал вполне. Но было у этой технической новинки и побочное действие – то ли непредусмотренный изобретателем эффект, то ли некая хитрость, свойственная потомкам Моисея. Так ли, иначе, но заснул Ахманов на Родосе в двадцать первом веке, а проснулся там же, но за два с лишним столетия до рождества Христова – как раз в те годы, когда возводился Колосс Родосский. Точнее, статую еще не возвели, но уже наняли скульптора Хареса из Линдоса, и в данный момент ваятель размышлял над грандиозным проектом.

Он занимался этим вместе со своими учениками в таверне на морском берегу, в гавани Мандраки. Реял прохладный бриз, сияло солнце, покачивались на волнах пузатые торговые кораблики, а Харес ел мусаку, пил вино и, задумчиво морща лоб, царапал стилосом по сосновой доске. Примотревшись, Ахманов решил, что ваятель похож на контрабандиста Янаки и выглядит жуликоватым, а его ученики – просто сущие разбойники. Один из них напоминал критика Г., с которым у Ахманова были контры.

Проект колосса обсуждался на греческом, но – странное дело! – Ахманов понимал все от слова и до слова. Место для статуи уже выбрали – в конце мыса, обрамлявшего гавань, – и теперь мастер с подмастерьями соображали, как им возвести гигантский монумент.

– Из камешков выложим и бронзой облицуем, – наконец решил Харес.

– Все из камешков нельзя, тяжеловато будет, – сказал Ахманов на чистом древнегреческом. – Из камня три опорных столба сделай, а внутренний каркас – из железных балок.

– Хмм… из железных… – Харес призадумался. Потом зачерпнул мусаку двумя пальцами, прожевал, отпил вина и поднялся. Ученики тоже встали. Поганец, напоминавший критика Г., засвистел на дудке, а остальные начали плясать вместе с мастером сиртаки. Ахманов не удивился – знал, что греки для просветления мозгов пьют и танцуют, отличаясь в этом от славян, которые только пьют. Прицепившись к крайнему ученику, он обошел со всей компанией таверну девять раз, по числу муз, и слегка запыхался. Харес тоже дышал с присвистом, но по хитрому блеску глазок было понятно, что мысль ваятеля не дремлет.

– Значит, три каменных столба и железные балки… – пробормотал он, озираясь на Ахманова. – Так годится?

– Годится, – подтвердил Ахманов. – Толстые балки пустишь поперек на уровне плеч и пояса, а из брусков потоньше соберешь каркас. На него бронзу навесишь, и будет все тип-топ.

– А ты откуда это знаешь? – полюбопытствовал ваятель.

– Знаю, голубь мой, знаю, – сказал Ахманов. – Я, видишь ли, Гермес, посланец богов. Командирован папой Зевсом тебе в помощь.

Ваятель почесал темечко, покосился на золотую цепь у Ахманова на шее (правда, без свистка, но солидной толщины) и склонил голову.

– Хайре, благой бог! Ну, раз ты велишь клепать каркас из железа, так и поступим. Кто я такой, чтобы спорить с олимпийцами?

– Ты и не спорь, – посоветовал Ахманов. – Делай, что говорят, и прославишься в веках.

Глазки у Хареса заблестели еще сильнее.

– Прославлюсь? Ты обещаешь, посланец богов?