Русский спецназ. Трилогия

На монетном дворе сейчас переводят килограммы золота и серебра, штампуя медали за «Марию Магдалену» и Рюгхольд, вот только вручать их будет некому. Почти некому.

Только бы они не подумали, что стали еще одной разменной картой, что их бросили здесь умирать без воздушного прикрытия, предоставив самим себе, стоять в одиночку против орудий дредноутов и крейсеров.

Германцы могли подумать о себе то же самое. Их‑то как раз с воздуха не прикрывали. И все же они отчего‑то вгрызались зубами в этот кусок скалы посреди моря.

Почему? Зачем им все это?

Сейчас не стоило взбадривать штурмовиков обещаниями наград, Георгиевских крестов и прочего, потому что сейчас перед ними стояла задача избежать лишь одной перспективы – получить в скором времени деревянный крест над головой, а тогда уж никакие другие тебе будут не нужны.

Он читал эти вопросы в их глазах. Он мог бы ответить им, но станет ли им лучше, если они узнают, что их догадки верны. Вряд ли. Мазуров так и не успел познакомиться с ними поближе, и хотя лица многих всплывали из памяти, он никак не мог вспомнить, как кого зовут, из‑за этого все они казались безликими, а посылать их на смерть было легче, чем старых приятелей, чем Вейца, Тяжлова и Рогоколя.

Но двое из этих троих уже мертвы.

Он посмотрел в небеса. По ним ветер медленно гнал облака. Эта картина успокаивала, была такой мирной, но лучше бы увидеть вместо них эскадру русских аэропланов.

Прежде чем раздался пятый взрыв орудийного снаряда, штурмовики успели еще дважды выстрелить из миномета. Если германцы и смекнули что к чему, то ничего предпринять уже не успевали. Рогоколь тоже пошел в атаку, а у германцев осталось не так много сил, чтобы успешно обороняться в двух направлениях.

– Вперед! – крикнул Мазуров.

Штурмовики повскакивали, пригибаясь, побежали к казарменной стене.

Обернувшись, Мазуров увидел вдали черные точки, пока еще совсем крохотные, но он догадался, что это германские моряки, уже начинавшие растягиваться в линию для наступления.

«Слоеный пирог какой‑то получился или бутерброд. Германцы – русские – германцы», – подумал он на ходу. Но пока им еще несколько минут удастся избегать стандартной ситуации, когда ты оказываешься между молотом и наковальней.

А потом все его мысли рассеял свист пуль. Остался только этот звук, заполнивший весь воздух вокруг.

Штурмовики шли в лобовую атаку.

Кто‑то спотыкался рядом с ним, захлебывался кровью, хрипел. Он видел, как пули пробивают человеческие тела насквозь и красные фонтаны вскипают на спинах людей. Они дергались, будто к ним подключили источник электроэнергии, а все мышцы сводит судорога от проходящего по ним тока, от струящейся по жилам боли.

Мазуров, втягивая голову в плечи, перепрыгивал через мертвецов, стреляя по вспыхивающим за казарменной стеной огонькам. Но разве попадешь в них, когда весь мир мечется в такт с твоими шагами, а если остановишься хоть на миг, чтобы прицелиться, то и в тебя будет легче попасть. Но за стеной тоже падали люди, тоже кричали от страха и боли, как и те, кто бежал рядом с Мазуровом, и он тоже кричал неразборчивое, звериное.

Вот она стена, шершавая, вся изъеденная пулями.

Мазуров уже примерялся к ней, чтобы перепрыгнуть, подбирая размер шага, когда из‑за стены вылетело что‑то маленькое, черное, плюхнулось на землю впереди него, а он уже не мог ни остановиться, ни затормозить, и ноги сами несли его вперед.

Он знал, что это!

Мозг обожгла догадка, а огненная вспышка обожгла глаза, ослепила его, и он не увидел, кто же толкнул его в грудь, приподнимая над землей все выше и выше, прямо к небесам. Тело стало таким легким, что он и вправду вообразил, будто сможет добраться до небес.

Черных небес.

Неужели так быстро опустилась ночь?

На небесах зажглись звезды. Он захотел коснуться их руками, пощупать, обжечься об их огонь, но руки его не слушались, а жгло не ладони, а грудь.

Мазуров почувствовал, что падает не на землю, а куда‑то гораздо глубже, будто под ним земная поверхность расступилась, пропуская его туда, куда он и должен был попасть в конце концов.

Он читал, что человек перед смертью вспоминает всю свою жизнь. Она проносится перед ним в ускоренном темпе, десятилетиями за один миг, но ничего он не увидел, кроме одного лица с длинными черными волосами.

«Кто это?» – задался он вопросом, но угасающее сознание не смогло найти ответа.

Звезды стали меркнуть, тускнеть, на него наваливалась пустота.

6

С «Нарвала» спустили гидроплан, но волна была слишком большой, и, разгоняясь, он бежал по бурунам, то проваливаясь в бездну, так что почти из глаз скрывался, то вновь возносясь на гребни, и все никак не мог набрать необходимую для отрыва от воды скорость. Пилоту едва удавалось сохранять равновесие. Он почти зарывался носом в набегавшие волны и вымок с ног до головы. В пилотской кабине натекла приличная лужа. В такой ситуации его могло перевернуть, а уж думать о том, чтобы взлететь, – не стоило.

– Что они там телятся? – не удержался Эссен, когда ему доложили, что гидроплан еще не взлетел.

Адмирал смотрел на видневшийся на горизонте Рюгхольд, казавшийся спящим. Непривычное ощущение.

Поврежденный «Зейдлиц» мог дать не более семи узлов, «Фон дер Танне» в лучшем случае – двенадцать. С такой скоростью, да еще если учесть, что дредноут сидит в воде по леера, оба корабля стали бы легкой добычей не то что эскадры, а даже подводной лодки, и тем не менее германцы все‑таки пытались выбраться из ловушки.

Пять тральщиков в течение последних часов очищали от мин выход из бухты. За этим занятием их и застали корабли русской эскадры. Приблизившись на расстояние выстрела, они сделали залп по тральщикам. Один корабль разнесло в клочья, другой развалился на две части, которые быстро пошли ко дну, еще один получил пробоину и вместе с двумя другими поспешил спрятаться в бухте.

Корабли русской эскадры, выстроившись в линию, чтобы использовать при залпе все свои орудия, качались на волнах. Дымы из труб смешивались в огромное серое облако, накрывавшее корабли не хуже дымовой завесы. Выделялись своей беззащитностью транспорты «Монголия» и «Китай».

Британцы предлагали русским выйти через пролив Скагеррак, соединиться с Гранд Флитом и дать совместно генеральное сражение флоту Открытого моря, однако в этом случае в Балтийском море не осталось бы сил, способных противостоять германцам. Эссен ковал свою победу чужими руками.

Трижды русскую эскадру атаковали подводные лодки, но на кораблях успевали заметить пенные следы торпед и увернуться от них.

На авиаматке «Акула» тем временем гидроплан поставили на катапульту, выстрелили им, как из пращи. Гидроплан походил в воздухе на птенца, который впервые покинул гнездо и еще не научился летать, но он быстро обучался и, провалившись поначалу в воздушную яму, выровнялся, стал набирать высоту.