Другой путь. Трилогия (СИ)

– Ну и хорошо, – я тоже плеснул себе чутьчуть виски и бросил пару кубиков льда. – Что у тебя?

– Карнаух в деле, – Майцев чокнулся своим стаканом о мой. – Павлов какимто образом подключил к созданию карнауховской конторы Международный инвестиционный банк. Его участие в капитале нашего лондонского “Gold Investment Found”, через который будет работать Юрий Юрьевич, составит четверть из ста миллионов, четверть – наша и оставшаяся половина – сторонние инвесторы. А кредитоваться он станет немного в том же МИБ и по большей части у нас.

– Зачем этот банк?

Международный инвестиционный банк был учрежден странами СЭВ в начале семидесятых как аналог МВФ в рамках социалистической системы. Полезное начинание, но мы не обговаривали раньше его участие.

– Это сам Юрий Юрьевич предложил. Под имя Карнауха многие джентельмены готовы дать деньги, но все они думают, что он все еще в системе СССР, и никакие доводы не способны их в этом разубедить. Попытайся мы это сделать, они бы начали детальное расследование всех запутанных акционерных отношений и вышли бы на наши трасты. А теперь первая же проверка покажет участие коммунистического банка и все всем станет понятно: Карнаух опять на рынке, работает от комми и ему можно доверить свои капиталы. Логично?

– Чтото в том есть, – согласился я. – В то, что он сам по себе, я на их месте не поверил бы никогда. А с прибылью что?

– Ну, как я понял, он нам нужен больше как инструмент манипуляции рынком? Поэтому какаято прибыль пойдет и через него, но основное все же осядет в наших трастах. Чем больше снежный ком, тем больше к нему прилипает, так ведь? Пусть несут свои деньги Карнауху, пользоваться ими будем мы. Австрияки уже его навестили, люди в Сити забегали, звонили немцы и почемуто еще из Сингапура – я не вникал в подробности. Да и зачем? Какая разница, у кого отбирать деньги?

– Господи, что за циничного дельца я взрастил!

– Поздно причитать. Что выросло, то выросло, – довольно ухмыльнулся Захар. – В общем, часть денег будет оседать на счетах МИБ, а потом выводиться в Союз – на закупку всякой фигни вроде станков, которые заржавеют, даже не доехав до заводов.

– Жалко.

– Крохи, забудь. Нормальная плата за спокойствие. Но это еще не все.

– Что еще? – его инициативы начинали меня пугать, они становились непредсказуемыми.

– Нам уже по двадцать пять. – Он замолчал. – А тебе скоро вообще двадцать шесть.

– О да, закат жизни, пора подумать о пенсии.

– Нет, нам нужно жениться.

Я чуть не поперхнулся кусочком льда. Я ждал всего чего угодно, но только не этого. Чтобы Захар, редко пропускающий мимо любую слегка смазливую мордашку, по своей воле, находясь в здравом уме и светлой памяти, решил жениться? Должно быть его пытали электрическим током!

– Заболел, что ли? Зачем это еще? Нам без женитьбы не хватает геморроя? – выпалил я, когда смог выплюнуть из горла льдинку.

– Помнишь, что ты говорил о банках? Что пока у тебя нет банка – ты неполноценный?

– Ну, помню, и что?

– Так вот. Это только половина правды. Вторая ее половина как раз и состоит в женитьбе.

– Поясни.

– Не стать нам своими среди них, пока нет родственных связей. Никогда. Я был в Сити – мне улыбаются, со мной обедают, но я постоянно чувствую себя гостем. Мне не рассказывают слухи, только газетные новости, со мной не обсуждают тайны, я чужой. Но невозможно долго оставаться в гостях – либо меня попросят убраться и приложат все силы к нашему выдворению, либо заставят слиться с собой. Почему бы не сделать это раньше них?

Я задумался. Часто приходится делать чтото, что может показаться необходимым, но в итоге оказывается лишним, избыточным. Все зависит от целей. Нет нужды покупать Porsche 911, если нужно всего лишь ездить к теще на дачу. Красиво, престижно, но это просто глупая растрата. Нет смысла приглашать в дворовую футбольную команду Марадону. Даже на финал турнира “Кожаный мяч” – потом вся команда всю жизнь будет отрабатывать его двухчасовой гонорар.

– А зачем, Зак? Зачем ты хочешь стать для них своим?

– Резонов много, – рассудительно сказал Майцев. – Безопасность, влияние, власть…

– Ерунда, – оборвал я его. – В первом поколении своим ты для них не станешь. Не тешь себя иллюзиями. И на самом деле мы всегда будем для них врагами. Либо мы, либо они. По другому и быть не может. Я каждый день начинаю с плохого предчувствия, что мы вотвот засветимся перед этими людьми, и нам станет туго, а ты хочешь сам выползти из тени к ним навстречу: вот он я, берите меня! Нет, Зак, если бы мы работали на себя, я бы первым ухватился за твою мысль, хотя, на самом деле она лежит на поверхности. Но дело в том, что все, что мы делаем, оно не наше. Вернее, не только наше. Понимаешь?

Он поднялся из кресла, прошелся до окна и замер перед ним.

– Если ты хочешь жениться, – продолжал я, – ради бога! Можешь даже поехать к какомунибудь лорду и попросить у него руку внучки! Но не связывай с этой женитьбой какихто особенных надежд. Ты будешь вечным приложением к имени жены. Даже со всеми твоими миллиардами. Есть один путь стать с ними вровень. Единственный. Нагнуть их раком и заставить с собой считаться. Этим мы и занимаемся. Все остальное – фантазии. Только с позиций силы. Они подругому не понимают!

Я так возбудился, что налил себе больше половины стакана, забыв бросить в бурбон лед. В сердцах выругался.

– Ладно, забудь, – Захар, услышав, как я чертыхаюсь, повернулся. – Ты правее, чем я. Все это на самом деле временно. Долго, но временно. А коли так, то и смысла становиться постоянным во временном нет никакого.

– Временно – это очень хорошее и верное слово. Именно временно.

Я налил виски и в его стакан, и мы еще раз чокнулись стеклянными краями.

И проговорили до самого обеда, согласовывая свои дальнейшие действия. Я задумал выселить Захара в Европу – она должна была стать его основной ареной, местом, где он заработает авторитет и начнет им давить на определенных людей. И Майцев поддержал в этом.

– Я вот что думаю, – сказал он. – Горби уже пообещал вывести войска и из Германии, Восточной Европы и из Афгана. Только денег у него на это нет. Давайка создадим европейский частный консорциум, который потихому выкупит у него имущество уходящих частей, а потом перепродаст это все Коллю и прочим деятелям. Деньги хорошие. Отдадим Горби десять миллиардов марок за все, с исполнением после вывода войск, потом бундесам впарим за сто. Как думаешь, согласится?

– Зак, – я немного опешил от такой очевидной мысли. – Вот ты голова! А ято думал, как мне к Михаилу Сергеевичу подкатить? Делай! Только перепродавать мы ничего не станем. Ни Коллю, ни всяким Валенсам. Пусть будут у нас земли в ГерманияхБолгариях. А денег мы еще накосим.

Или он устал, или думал о чемто своем, но привычного блеска в глазах я не увидел.

– Хорошо, – он снял пиджак со спинки стула, – тогда давай начнем для верности сразу с двух сторон эту тему давить. Отец пусть едет в Москву и ведет переговоры от лица фондов, а я начну подкапывать эту песчаную гору со стороны Германии. Восточной, разумеется. У моих итальянцев есть выходы на некоторых дельцов из ЗГВ, из Берлинской верхушки, должно получиться. В общем, я сейчас поеду домой отдохну после перелета, а вечером поговорим о текучке, да соберем меня в дорогу. Пора Японию почтить присутствием.

Майцев напоследок еще раз блеснул своими запонками, выпростав ладони из рукавов, и удалился со степенностью английского лорда.

Из приемной послышались какието невнятные визги девчонок, а потом в приоткрытую дверь заглянула Линда и стала выспрашивать – что это случилось с Захаром и почему он стал таким холодным.

Я отмахнулся от ее вопросов, сочтя их совершенно неуместными и ненужными. И, кажется, немного ее этим обидел.

А вечером Захар выложил на стол передо мной несколько прозрачный файлов – банковские выписки, протоколы собраний акционеров какихто компаний. На французском, английском, немецком, итальянском, испанском, шведском языках.