Третья сила. Сорвать Блицкриг!

— Тут история такая… товарищ политрук, можно сказать – странная. Сын у этого Березина девятнадцати лет. Влюбилась в него девчонка, а он ей… вроде бы не ответил взаимностью – она обиделась и написала на него донос. Взяли его. Но не в этом дело – в том, что с девушкой и парнем разобрались быстро… это понятно. Любовь, обида… дело молодое… дурное. Но пару суток держали, конечно, пока разбирательство шло, а как освободили – за ним отец и пришел. Этот самый Березин И.Д. А пока документы оформляли, увидел кто-то его из стариков, а Березины эти отдельно жили, на глаза людям не часто показывались – ну и сказал, что, мол, помню тебя, как ты белым служил. А Березин – тоже на язык остер оказался. Слово за слово… местный оказался отцом милиционера – началась драка. Вот этот Березин и отправил в госпиталь аж восьмерых. В том числе и пятерых НКВД-шников, что на драку выбежали. Вот так… Посадили его… и сына заодно. А тут как разнарядка пошла, что тех, кто боем необычным владеет, надо на учет ставить, — так про Березина и вспомнили.

— А я тут при чем?

— Так бой его от самбо сильно отличается… вот и решили, чтобы вы посмотрели… мало ли что… может, и не стоит он ничего.

— Если в одиночку восьмерых разметал – значит, стоит. Ладно, посмотрим… А пока можешь чаю принести?

— Конечно, товарищ политрук!

Зона производила удручающее впечатление. Бараки, колючая проволока, ветер, пробирающий насквозь, снег почти по щиколотку. Бело-черно-серые люди и такой же мир.

Я не общалась с начальником лагеря – все взял на себя лейтенант Ващенко. А что мне с ними говорить? Я и так не люблю общаться, а тут еще и надо кого-то из себя строить… я – человек маленький… пусть чекист сам разбирается, кому и куда надо, а я просто постою рядом…

Наконец приветствия и объяснения закончились… вроде бы. Идем смотреть на нашу зверушку. Вышли во внутренний двор.

— Товарищ политрук, — Ващенко показал на мужика, стоящего между двух вертухаев, — вот он.

— Ну и? — Мужик… так себе. Средний рост, не красавец, обритый наголо, в ватнике. Стоит, насупленно на нас смотрит. А мы на него.

Смотрю, выходят пятеро солдат. Морды откормленные, не идут, а плывут… лебляди белые. Видно, не впервой им осужденных ломать. Стали вокруг Березина, разминаются, подшучивают. Тот повел головой, развел руки, выдохнул и… сразу потек в стойку. Нижняя стойка, мягкая, удобная. И я поняла, что будет дальше…

— Стоять! — Вот дура дурой! Знаю же, что не стоит этого делать – это идиотизм чистой воды, а лезу все равно… — Уберите своих костоломов! Они ему не ровня… Не вмешиваться, что бы ни случилось, — приказала, — или убью, на хрен! Он мой!

Ващенко что-то за моей спиной сказал. Ответили. Мне было это уже не важно. Я шагнула вперед и поймала взгляд. Шапку – прочь, тулуп – на фиг, только мешать будет. Две ступеньки под ногами будто перелетела. В глазах Березина удивление и непонимание, но… это временно, дорогой мой, временно…

Ты – воин. Я – воин. И между нами – никого нет. И возле нас – тоже. Нет людей, нет званий, нет холода. Стала напротив. Скопировала стойку. Улыбнулась. — Победишь меня – свободен… и сын твой – тоже!

Увидела, как загорелись глаза Березина. Но он не стал бездумно бросаться вперед, а только присел еще больше и… "Маваши-Гири" я поймала на предплечье… дальше все мысли, если они еще вообще были, вылетели из головы. В бою нельзя думать о чем-то, кроме самого боя.

В голове вспыхнуло. Покатилась и, поймав ступнями землю, замерла. Во рту было солоно. Достал, однако. Молодец! Люблю тебя! Примерка кончилась – пора бы переходить от закуси к основному блюду. Крутнулась волчком и пошла в атаку.

Березин брал опытом и силой. У меня оставались техника и новизна. Я вставляла приемы из рукопашки, кунг-фу, айкидо. Он бился чисто, без переходов, его техника напоминала чем-то киокушинкай, но была более динамична и подвижна.

Отлетев друг от друга в очередной раз, мы замерли. Можно сказать – взяли тайм-аут. Я тяжело дышала – хороши у Ивана кулаки, тело болит, но и радуется. Давно уже я не давала мышцам возможности так поработать. Давно… почти с того, другого мира.

Стоим, пытаемся отдышаться. У него есть за что драться – я дала ему надежду. А я… зачем это делаю? Просто – нужен мне он. Этот Березин. Нужен! И не просто как один из… Он должен стать моим замом, моей правой рукой, он должен научить других и сделать это не из-под палки, а добровольно, по своей воле. Он должен не просто меня слушаться, а научиться меня… УВАЖАТЬ! И это уважение я сейчас в него вбиваю. Потому что, если он не захочет – никто его не заставит. Это моя просьба – он это понимает. И отвечает на нее полным своим согласием.

Это будет последний раунд. У нас нет больше сил. Снег под ногами красный. Представляю, во что превратилось мое личико – тут даже тонна косметики не поможет. У Березина кровь течет из носа – достала прямым, но он не утирается. «Хаджиме!»

Удар в живот опрокидывает меня. Гашу его кувырком назад и тут же обратно вперед. Пятка приходится в грудь Ивану – он хрипит и падает на колено. Я пытаюсь выйти в стойку и вдруг вижу перед своим лицом кулак. «Все! — проносится в голове. — Приплыла, девочка!» Но кулак не двигается дальше, так и застыв напротив глаз. Мои напряженные пальцы кинжальным острием дрожат возле его кадыка.

Кулак медленно, будто нехотя, разжимается. Ладонь – открытая ладонь. Я улыбаюсь краем рта и вижу, как появляется усмешка в прищуренных глазах Березина.

— Сына моего тоже возьмешь? — Голос хриплый, но приятный.

— Если он такой же…

— Сам учил!

Вот она, родительская гордость… Опираюсь о его ладонь – по-другому просто упаду. Тело не хочет слушаться и пытается отозваться болью на каждое движение. Встала.

— Ващенко… — Не голос, а карканье какое-то. — Ващенко!

— Товарищ политрук!

— Помыть, переодеть обоих. Документы… сам разберись. А мне – воды и полежать. Я тебе что – супермен?

В глазах Ващенко и остальных откровенно читалось, что да, супермен… супермен-ша! Да пошли они все! Такого мастера чуть не сгноили! Козлы!!!

В кабинете начальника стоял грубый диван. Старый кожаный и коричневый – прямо с картинок про дедушку Ленина. Мне принесли чаю, как всегда горячего – умники. С моей разбитой мордой и губами-оладушками пить горячий чай – как раз то, что нужно для мазохизма. Тело будто вынули из камнедробилки. Особенно неудачно поймала я удар носком ботинка в бедро – наверное, на полноги синяк, да и ходить тяжело… ничего, доедем до Центра – отлежусь. Главное, что у меня теперь есть суперинструктор по рукопашке. И пусть кто-то попробует заикнуться, что он – бывший зэк. А мужик реально достойный, надо только узнать, где он так выучился, ведь и стойки и удары поставлены и отработаны блестяще. Так в армии не научат. Так с детства учиться надо…

Мой свитер был весь мокрый и грязный, и Ващенко откуда-то притащил другой. Страх господень, а не свитер, но… хотя бы чистый. На пару размеров больше – не страшно. Укуталась кое-как, еще шаль под шапку перевязала – хоть как-то теплее. На вокзал приехали на машине. Ващенко посадил нас в полупустом домике, выполняющем здесь функции местного вокзала, и побежал куда-то – договариваться насчет купе в ближайшем поезде.

Иван молча сидел рядом. Я тоже не собиралась сейчас разговаривать лишний раз. Еще успеется. Сын его оказался статным парнем с серыми глазами и стеснительной улыбкой. Была бы помоложе – точно бы влюбилась. А так остается думать-гадать, как меня Ярошенко встретит… с такой красивой мордочкой.

— Эй ты, слышь… убери грабли с прохода!

Чего это они? Странные какие-то мужики. И не военные, и не заводские. Наглые и деловые. А! Это местный эквивалент нашей гопоты! Типа, лохов увидели и разводят. А лохи и ведутся! Вон уже Березин-младший и ответил сдуру. Все, уже не отвяжутся…

— Ты че, оборзел? — Как все знакомо… Даже выражения за столько-то лет не меняются. Интонации – закрой глаза, и будто бы в наших родных девяностых. Ладно, потерпим, не паны чай… а панянки! Где там этот Ващенко бегает?! Быстрее бы уж…