Красные звезды. Полная трилогия

Ну а что же было за них? Почти точное время и почти точное место, а также точный силуэт в фас и в профиль того странного своей значимостью предмета, который они должны были потопить. Этот предмет назывался — крейсер «Индианаполис» ВМС США. И мало того, что никто из экипажа советской лодки, поджидающей и роющей в соленой водице его вместительную могилку, не знал, почему на этом средней значимости крейсере, каковых у Америки имелось сейчас десятки, свет белый сошелся клином, но, странное дело, этого не знал даже собственный экипаж «Индианаполиса». И вдыхающий вонь машинного масла и испражнений потных, давно не мывшихся людей и сотен других невероятно противных запахов капитан новенькой лодки, состряпанной на верфи направляемой в социализм Германии, по проектам фашистского конструкторского бюро, превращенного в «шарашку», лодки, имеющей на внешнем борту опознавательный знак «Восходящего солнца», но не значащейся в японском флоте, капитан этот, массируя виски от недосыпания, мог выдумывать для себя тысячи причин «почему». Почему нужно рисковать экипажем, и не одним экипажем — пятью? Именно столько лодок дежурят сейчас возле ничем не приметного острова Тиниан, острова ничуть не лучше и не больше других Марианских. И рисковать по-настоящему, потому как по данному ему, капитану, праву, неведомому всем окружающим, в случае получения повреждений, ведущих к неизбежному всплытию, он обязан ликвидировать любую возможность спасения для команды, то есть не только не покинуть корабль последним — по праву и по привычной очереди, но и уничтожить саму вероятность очереди, попросту сделаться предателем всех окружающих людей, дабы не стать изменником плетущей таинственные интриги родины. И все это предательство, еще и умноженное на пять. И все это античеловеческое действо не ради какого-то, ну уж не знаю чего, авианосца, к примеру, которых у родного Союза все еще нет, — все ради несчастного крейсера.

После долгих одиночных размышлений капитан Сергей Макаренко пришел к выводу, что единственной достойной причиной для данного действия является груз «Индианаполиса». Какой груз может быть так важен, что ради него можно пойти на риск прямой, досрочной конфронтации с самой сильной капиталистической страной мира? И какой груз можно перевозить на крейсере, и места на нем при этом хватит с лихвой? Единственной достойной целью, с подходящими габаритами и значимостью, за которую Сергей Макаренко считал возможным превратить в шпроты экипаж и себя самого, был президент Гарри Трумэн. Что могло понадобиться Трумэну на закулисном Тиниане, капитан секретной советской субмарины не мог предсказать, он не обладал способностями к ясновидению и даже никогда не читал о таких вещах — не печатал статьи об этом «Советский моряк» и «Морской агитатор», все больше о руководящей роли и о комсомольском задоре боев.

Вообще-то Сергей Макаренко ошибался. Президент Америки в настоящий момент обедал в Белом доме, но насчет важного груза он действительно соприкоснулся с озарением. Ну что же, дураков капитанами лодок не назначают.

2

Еда шпионов

Вокруг была другая Москва. В смысле своя собственная, та, к которой привык с детства, та, что с одним мавзолеем на Красной площади, но как по-новому она теперь смотрелась. И самое интересное — какая из них лучше? Эта, в огнях и рекламе — пародия на Нью-Йорк в центре и загаженная обертками от жвачек по окраинам, или же та, с чистыми улицами, просматриваемыми патрулями навылет? Эта, с шикарными позолоченными магазинами без покупателей, либо та, с очередями, торчащими из дверей и размахивающими талонами на сахар. Эта, с гостиничными холлами, осажденными немаскирующимися проститутками, или та, в которой, может быть, и есть подобное развлечение, но, по крайней мере, не выставлено оно напоказ, заштукатурено и зашпаклевано, и хоть юную пионерию не разлагает. Та, с затмевающим небо Дворцом съездов, либо эта, с отстроенным храмом Христа Спасителя. Как различны они, но и как похожи. Ведь обе из одного корня.

И очень хорошо, что похожи, легче будет Авроре привыкать после переезда. Панин внезапно остановился, поймав за хвост собственную мысль. А кто, собственно, собирался «переезжать»? И кто будет оплачивать этот самый «переезд»? И кто его разрешит? А если совершить его самостоятельно, кто даст обосноваться в Москве? Разве что в Матросской Тишине пригреют.

Панин продолжил движение. Да, он знал в этом городе все. Он здесь родился. Наверняка данное обстоятельство учитывали при выборе его в качестве агента-посланника. Может, в контрразведке он и не единственный москвич, но, по всей видимости, выбирали из уже допущенных к секретам — не стоило расширять круг посвященных без крайней нужды.

А вокруг него сновали люди. Десятки, сотни, тысячи людей. Сновали, не догадываясь о том, что где-то есть город-копия, город-близнец и, может статься, в нем встречаются даже люди-близнецы каждого присутствующего. Кто знает? Кто проверял?

Панин затормозил перед «Макдоналдсом». Зашел. Как давно он не видел таких заведений. Что на этом месте там? Кажется, какая-то столовка с рыбными четвергами и остальными немясными неделями? Да, паршиво быть сытой свиньей, но лучше ли быть еще и голодной? Он заказал гамбургер, подумал и добавил чизбургер. Нью-Йорк, ей-богу, Нью-Йорк!

3

Начинка наримаки

Они не пожали друг другу руки. Бог знает почему. Дети разных народов и заточенные, закаленные, живые инструменты разных культур, они просто посмотрели друг на друга распахнутыми в мерзком, искусственном свете глазами, пронизали взглядами тяжелый провонявший, уже почти наблюдаемый воздух, столкнулись лучами понимания, зрачками сути. И совсем не нужен был Сергею Макаренко стоящий наготове переводчик Коля Лазо, его и этого маленького молодого японца разделяли не только язык, культура, разница в возрасте и образовании, сейчас их делил, резал исполинской трещиной пополам турникет, пропускающий только в одну сторону. Там, за этой границей, обитала смерть. Для этого семнадцатилетнего по документам, но такого тринадцатилетнего на вид японца турникет уже сработал, и даже если бы он сейчас улыбался, чего он по наблюдениям команды вовсе не умел, это бы нисколько не приподняло завесу между ними. Для всех остальных и для Макаренко, разумеется, смерть покуда была наиболее вероятным, но не неизбежным концом затянутого приключения, а для него — однозначным неминуемым действом. Так что объединял этого пловца с капитаном боевой субмарины только долг, у каждого перед своей державой, культурой и прочим, но это были нюансы, наклейки-лейблы, важно, что долг для обоих был важнее жизни, итогом-завершением канувшего прошлого.

На трех остальных подводных пловцов капитан взглянул мельком, видел он их сто раз, один черт почти не различал, но не это погнало его мимо — до сего дня он сам, не обращая внимания, чувствовал свое внутреннее превосходство перед этими малограмотными азиатами, наспех обученными управлению торпедами. Сейчас эта уверенность растаяла в дым. Черные зрачки японца Ито, еще год назад, наверное, не умеющего ничего делать, кроме ухаживания за подрастающим рисом, убили его русское превосходство. Хуже того, они придавили его к палубе еще одним долгом, помимо того, что имелся до этого, долгом перед этими новыми самураями. Пресс нового долга оказался таким мощным, что даже превысил прошлые — перед присягой, флотом и партией. Но, черт возьми, не мог же он допустить, чтобы эти мелкокалиберные ребята погибли зазря! Абсолютно не мог.

Да, конечно, у него были и простые торпеды — целых восемь штук. И заряды в тех обычных торпедах были не слабее тех, которые полыхнут, испаряя воду и обращая в жидкость железо, между ног у Ито, но ведь они были неуправляемые. И что ни говори, а вероятность не просто повредить, а утопить крейсер в единственно возможной атаке была очень маленькой. И не свалишь бронированный корпус единичным попаданием. Много их надо, этих попаданий. А если засекут с борта или с кораблей сопровождения атаку, начнут маневр уклонения и уйдут, унесутся бессмысленно толкаемые винтами сигары — и тогда уже все зря. А задание четкое: не просто повредить — уничтожить. И ведь какой-нибудь поганец-эсминец сопровождения может и бортом прикрыть, принять на себя удар. Или янки неспособны на такие подвиги? Думать о противнике хуже, чем о себе, — это сразу проигрыш. И если прикроет, что толку от неуправляемых, и от магнитных, и от прочих полей взрывающихся? И, значит, надежда на метод этот варварский — на смертничков этих низкорослых. Ясно, как их подбирали — кто меньше весит, какого-нибудь борца сумо на торпеду не посадишь — опрокинет, да и скорость она с ним не так живо наберет. Для идеального случая сгодилась бы голова профессора Доуэля, да чтобы бровями рули управления поворачивала. А ведь такими методами воюя, японцы всю свою молодежь поизведут. Ведь второй, а может, третий год они уже эти технологии передовые применяют. С самолетов началось.