Пёс имперского значения

Вот всё это Такс и пытался объяснить Виктору Эдуардовичу, сидевшему напротив его. Но тот не понимал пёсьего горя, и жалобное поскуливание принимал за выпрашивание очередной порции копчёных куриных крылышек. Но разве этого нужно? Тем более что больше уже не лезет. Эх, майор, никогда не стать тебе маршалом, не можешь ты постичь всей глубины ранимой собачьей души. Она же не в желудке. И в кружке с пивом её тоже нет.

— Товарищ военный не желает ещё чего? — перед столом неслышно появился официант.

— А что можете предложить? — Филиппов посмотрел на часы, раздумывая, не слишком ли рано будет для более плотного ужина.

— Есть замечательные кровяные колбаски, только что со сковороды. Изумительно подходят к водочке. Дядя Моисей лично готовил. Прикажете подать?

— Пёс, ты колбаски будешь?

Такс пренебрежительно сморщил нос и отрицательно фыркнул. Водку он не пил, а без неё такое кушанье слишком тяжело идёт.

— Видите, не хочет.

Официант с уважением посмотрел на собачий профиль и в задумчивости почесал затылок, сдвинув в сторону кипу.

— А Вашему другу можем принести вполне кошерной краковской колбасы.

Виктор Эдуардович, приложившийся к кружке, неожиданно громко фыркнул, забрызгав густой пеной весь стол, и Такса, чья голова торчала над столешницей.

— Только не её!

— Почему?

— Навевает, знаете ли, некоторые воспоминания.

Племянник неведомого Моисея вдруг внимательно всмотрелся в лицо майора, хлопнул себя по лбу, уронив поднос, и унёсся большими скачками, крича на ходу:

— Дядя, дядя, иди сюда! Я нашёл нашего благодетеля!

На шум из кухни выглянул лысый толстяк с не менее толстой часовой цепочкой поперёк круглого живота, выпирающего из-под чёрного жилета.

— И незачем так орать. Яша, ну что ты вопишь как Содом, обнаруживший рога, наставленные его Гоморрой? Да ещё так громко. Я даже пересолил окорок, приготовляемый в подарок ребе Самуилу.

— Да чёрт с ним, дядя. Посмотри, кто к нам пришёл.

— Янкеле, нехорошо так отзываться о человеке, давшем тебе рекомендацию в комсомол. К тому же о своём будущем тесте.

— Ты сам отзывался о нём ещё хуже.

— Мне можно, он у меня в четырнадцатом году деньги в долг брал. И не отдал, — лысый, разговаривая, недоверчиво прищурился, постоял столбом несколько мгновений, и скрылся в кухне. И почти сразу же появился вновь, с большим подносом, оттягивающим руки к земле. — Вот, товарищ майор, примите.

Филиппов недоумённо пожал плечами и вопросительно посмотрел на Такса. Тот помотал головой, не знаю, мол, причин твоей подозрительной популярности у рестораторов. Разбирайся сам.

— И с чего такая благотворительность? — в голосе Виктора Эдуардовича послышались строгие нотки.

— Кто говорит о благотворительности? Это таки благодарность! Вы же были комендантом некоего города во время неких событий?

— Был, и что?

— Как это что? Моя любимая тёща как раз гостила там у своей сестры….

— Вот как? Постойте…, но ведь обошлось без человеческих жертв. Кроме одной. Уж не хотите ли Вы сказать?

— Нет, ни в коем случае. Он как раз здесь не причём, даже не родственник. Как Вы могли такое подумать?

— Ну, знаете, всякое в жизни случается.

— Но не до такой же степени! — дядя Моисей поставил свою ношу на стол. — Просто во время известных событий моя тёща откусила себе язык. А все хирурги были Вами мобилизованы. За это нужно непременно выпить. А Ваш друг, он что будет пить?

Такс с тоскливым подвыванием уронил голову на скрещенные лапы. Сейчас начнётся — говорил весь его немалый жизненный опыт. Но майор не торопился. Он сам в размышлении осматривал подношение, решая про себя извечный вопрос. С одной стороны — оно бы и неплохо расслабиться. А вот с другой……

Приказ наркома обороны СССР товарища Каменева о борьбе с пьянством в РККА заставлял серьёзно задуматься. А ещё точнее — суровость, с которой осуществлялось его исполнение. Появление в части в нетрезвом виде каралось понижением в звании на первый раз, и разжалованием до рядового при повторном случае. С последующей отправкой в штрафные батальоны, расположенные вдоль финской границы. В газете "Красная Звезда" появилась постоянная рубрика с шуточным названием "Расстрельный ров", в которой публиковались списки проштрафившихся.

И шутками дело не ограничивалось. Четверо лётчиков в разных округах, по пьяному делу разбившие свои самолёты, в течении двенадцати часов были осуждены военным трибуналом и поставлены к стенке. Крепко взялся Сергей Сергеевич за решение этой проблемы. Многие ворчали, особенно те, кто постарше званием, помнившие вольницу гражданской войны. Но очень и очень осторожно, преимущественно перед зеркалом, запершись в ванной.

Особенно свирепствовали Особые отделы именно здесь, в Особом Белорусском Военном Округе, где их возглавлял генерал-майор Алексей Годзилин. Заодно с пьяницами, освобождённые от оккупации области активно зачищались от всевозможных сектантов, незаслуженно позабытых лицемерным режимом санации. Первыми пострадали адвентисты седьмого дня. Неизвестно, сколько у них вообще было дней в неделе, но вот уже месяц, как ударные бригады валили лес без выходных где-то в районе Вятки, ожидая, когда на смену приедут свидетели Иеговы. Только напрасно ждали, у тех нашёлся свой фронт работы, не менее почётный. Страна нуждалась в рабочих руках, и не за счёт же колхозников пополнять ряды строителей Апатитов и Норильска?

Нет, с этой стороны за себя Виктор Эдуардович не опасался. Просто не хочется увидеть свой карикатурный портрет, сопровождающий "Списки у Рва".

— Товарищи офицеры! — раздалась команда, и Филиппов встал по стойке смирно, повернувшись к входной двери.

А там уже седой полковник, с усталым взглядом, прикрытым большими очками, показывал кулак молоденькому лейтенанту в танковой форме:

— Не мешай людям отдыхать!

— Так точно!

— И не кричи. В приличном кабаке кушать надо, а не строевой подготовкой заниматься, — он оглядел ресторан и задержался взглядом на майорских орденах. — Майор, у тебя свободно? Да ты сиди, чего подскочил?

Полковник подошёл, поздоровался, и сел на свободный стул между Виктором Эдуардовичем и Таксом. Тот сразу воспользовался подвернувшимся моментом и быстро перебрался к гостю на коленки. Вот, другое дело, тут сразу и за ухом чешут! Не то, что этот…. Эх, майор, не быть тебе маршалом.

— Белобородов, Валерий Иванович. Комендант Крепости и, собственно, всего местного гарнизона. А, Вы, если я правильно понял, Филиппов?

— Откуда Вы знаете? — майору уже стало как-то не по себе от постоянного узнавания. Может, скоро автографы на улице просить будут? Химическим карандашом на комсомольских грудях?

— Ну как же? Первый человек в стране, награждённый орденом Ленина с мечами и бантом. Одно время Ваш портрет был даже на обложке "Огонька". Да совсем недавно, с месяц как. Не приходилось видеть?

— Да я, собственно, отсутствовал.

— Понимаю, — усмехнулся Белобородов. — А теперь вот решили отпраздновать своё возвращение?

— Нет, тут… как же сказать? Да чего говорить, присоединяйтесь!

Через несколько часов дядя Моисей выпроводил последнего посетителя, отпустил спать уставшего за день племянника, и прикорнул в кухне на диванчике, слушая доносившиеся сквозь неплотно прикрытую дверь обрывки разговора.

— Слушай, Витя, у тебя допуск есть?

— Гав!

— Валера, какой разговор! Видишь, даже у него есть. Лучше скажи — найдёшь мне с утра машину до Минска?

— Зачем?

— Арестованную шпионку довезти.

— Без проблем, найду. У меня даже танк есть.

— Слышал. Там, говорят, негр командиром?

— Я тебе что, канализа…, канальяза…, тьфу, колонизатор?

— Да просто спросил….

— Витя, тебя обманули. Он мулат.

— Замечательно, за это стоит выпить.

— Поддерживаю предложение. А машину я тебе дам. И пулемёт.