Воинский класс (ЛП)

Он воспользовался своим новообретенным богатством и начал вкладывать в супертанкеры и нефтеперерабатывающие заводы, перейдя из нефтедобычи в сферу ее транспортировки и переработки. НПЗ на Украине, в Болгарии и Турции были счастливы иметь с ним дело, делая его еще богаче. Казаков модернизировал полдюжины объектов в этих странах, сделав их более эффективными и экологически чистыми, чем любые другие в Восточной Европе.

Но главной проблемой оставалось то, что его главными покупателями оставались Россия или российские марионеточные режимы в Содружестве Независимых государств. Их нефтеперерабатывающая промышленность была одной из худших в мире, безнадежно устаревшей и неэффективной. Казаков мог получать на этом прибыль, но терял деньги всякий раз, когда продавал свою нефть в страны СНГ, так как они не могли платить за нее слишком много и слишком долго. Реальные деньги открывала поставки нефти с страны Западной Европы, а это означало ее транспортировку через пролив Босфор и Средиземное море. Проблема заключалась в том, что через него уже следовало огромное количество танкеров — в среднем, десять супертанкеров в день, плюс все другое судоходство через пролив, что означало потерю времени и денег, не говоря уже о турецких пошлинах с каждого барреля нефти, проходящего через турецкую территорию. Несмотря на богатство, Казаков оставался карликом среди гигантов, когда подходил к конкуренции с западными транснациональными нефтяными компаниями.

Естественно, по мере роста богатства и престижа Павла Григорьевича Казакова появлялись и слухи. Большинство сводились к тому, что он являлся крупным российским криминальным боссом, возглавляющим организацию более влиятельную и мощную, чем российское правительство; другие говорили, что он был наркоторговцем, наживавшимся на основном продукте казахского экспорта — героине — и использовавшем свои контакты как на Западе, так и на Востоке для транспортировки сотен килограммов героина в месяц по всей Европе. Третьи говорили, что он был американским, китайским или японским шпионом, или просто популярным на этой неделе козлом отпущения.

Это же касалось и генерал-полковника Журбенко: даже он, при всем своем доступе к военным и гражданским источникам информации не знал наверняка. Это делало Павла Казакова очень, очень опасным человеком и еще более опасным врагом. У Журбенко было слишком много детей, внуков, дач, любовниц и счетов в иностранных банках, чтобы серьезно поднимать этот вопрос — он был уверен, что Казаков сможет забрать это все, если бросить ему вызов.

Именно поэтому, когда Казаков задал вопрос о своей матери, Журбенко нервно ответил:

— Конечно нет, Павел, — и сделал глоток виски, чтобы успокоить нервы. Когда он снова посмотрел на Казакова, то заметил, что в его глазах отражаются отблески задних фар лимузина. Глаза змеи, подумал он.

— Вы, как и я, Павел, знаете, что армия уже не та после того унижения в Афганистане. Мы даже не смогли справиться с кучей козопасов. Мы не смогли победить повстанческую армию на нашем заднем дворе, учитывая, что она состояла из кучи безработных рабочих, имевших доступ к некоторому оружию с черного рынка. Вильнюс, Тбилиси, Баку, Душанбе, Тирасполь, Киев, Львов, дважды Грозный — когда-то грозная Красная армия оказалась не более чем ямой на дороге для задрипанных революционеров.

— Вы позволили этим албанским колхозникам зарезать моего отца, как свинью! — Запальчиво сказал Казаков. — И что вы намерены делать? Да ничего! Что я прочитал на «Интерфаксе» этим утром? «Российское руководство рассматривает вопрос о выводе миротворческих сил из Косово»? Семнадцать солдат убиты налетчиками из АОК, а руководство хочет сбежать, поджав хвост? Я, конечно, думаю, что нам нужно бы отправить туда ударный батальон или десантно-штурмовую бригаду и пройтись по каждой из их баз паровым катком!

— У нас в Косово всего четыре тысячи личного состава, Павел, — сказал Журбенко. — У нас едва хватает средств, чтобы поддерживать их в минимальной оперативной…

— «Минимальной оперативной»? Боже мой, генерал, наши солдаты вынуждены сами добывать себе еду! Будь моя воля, хотя бы на день, я бы отправил туда целую бригаду, до последнего человека, и стер бы в порошок все известные и предполагаемые базы АОК к чертовой матери, захватил бы все их схроны, допросил пленных и спалил их дома, и к черту мировое общественное мнение! По крайней мере, нашим солдатам будет, чем заняться. В лучшем случае, это даст им возможность отомстить за смерить своих товарищей по оружию.

— Я полностью разделяю ваш задор и ваш гнев, Павел, но вы мало разбираетесь в политике и в том, как вести войну, — сказал Журбенко, стараясь, чтобы его голос звучал как можно беззаботнее. Казаков гневно сделал глоток виски. Журбенко не хотел злить его, а думал о том, чтобы казаться настолько понимающим и сочувствующим, насколько мог. — Это требует времени, планирования, а главное, денег на то, чтобы произвести такую операцию.

— Мой отец занял Приштину менее чем за двенадцать часов с момента приказа, с солдатами, которым едва хватило подготовки, чтобы сделать эту работу.

— Да, он сделал это, — признал Журбенко, хотя это была не вся Приштина, а только небольшой региональный аэропорт. — Ваш отец был настоящим отцом солдатам, рисковым, родившимся воином с традициях славянских царей. — Это, похоже, немного успокоило Казакова.

Но пока стояло воцарившееся молчание, Журбенко прикинул в уме. Отправить в Косово бригаду? Потребуется несколько месяцев, возможно, полгода, чтобы мобилизовать двенадцать тысяч личного состава, чтобы сделать что-либо, и весь мир будет знать об этом задолго до того, как будет отправлен первый полк^[17]. Нет, это глупо. Убийство полковника Казакова и еще шестнадцати солдат в Косово лишь убедило Журбенко в том, что России нужно уходить из Косова. Казаков был, конечно, блестящим предпринимателем и инженером, но он ничего не знал о простейших аспектах современной войны.

Но оставались меньшие силы, один-два батальона с легкой техникой, возможно, воздушно-десантный полк Спецназа. Отец Павла Казакова приземлился с ротой пехоты на парашютах прямо на аэропорт Приштины, под носом у НАТО и застал весь мир врасплох. Это не была ударная сила, просто обычная пехотная рота, Журбенко был уверен, что они даже не имели прыжковой подготовки. Хорошо подготовленное подразделение Спецназа той же численности, возможно, с воздушной поддержкой, будет в десять раз эффективнее. Почему не сделать это снова? Войск НАТО в Косово было даже немного меньше, чем в 1999 году, и они сильно укоренились на своих маленьких базах в своих секторах ответственности, не смея высовываться слишком далеко. Армия Освобождения Косово была вольна делать, что захочет. Опасная, возможно, даже смертельная ситуация, однако операция по поиску и уничтожению не будет невыполнимой для роты российского спецназа.

Генерал отметил, что едва не упустил кое-что за гневом молодого промышленника: Казаков был реально чем-то увлечен — он беспокоился о российских солдатах в Косово, тех, кто был убит вместе с его отцом. Он говорил о «наших» солдатах так, словно искренне за них переживал. Было ли так потому, что его отец был одним из них? Теперь он ощущал какое-то единство с теми, кто погиб в Косово? Как бы то ни было, это был внезапный пробой в личине одного из самых загадочных личностей в мире.

— Это интересно, Павел, очень интересно, — сказал Журбенко. — Вы выступаете за то, чтобы мы заняли более сильную полицию в Косово?

— Косово — это только начало, генерал, — язвительно отметил Казаков. — Чечня была отличным примером подобного конфликта — забомбить мятежников в подчинение. Уничтожьте их дома, их источники дохода, их мечети, их места собраний. Когда это российское руководство мирилось с движениями за независимость в Федерации? Никогда.

— Также у России есть интересы за рубежом, которые нуждаются в защите, — продолжил Казаков. Журбенко внимательно слушал — потому что держался того же мнения. — Американцы вкладывают миллиарды долларов в развитие трубопроводов, чтобы качать на запад нашу нефть, открытую и разработанную российскими специалистами. Что мы получаем на этом? Ничего. Несколько рублей транзитными пошлинами, малую долю того, на что мы имеем право. Как так стало возможно? Потому что мы позволили Азербайджану и Грузии стать независимыми. То же самое случилось бы в Чечне, если бы мы позволили этому случиться.