Крестоносец из будущего. Трилогия (СИ)

— Мужья где?

— Угры убили этим летом. По одной милости пана Тадеуша с детьми живем, да родичи помогают, в беде не оставляют. Здесь так принято, — мгновенно потускнела бойкая, словно искру задули, а ее подруга выразительно вздохнула, почернев лицом за мгновение.

«Мог бы и не спрашивать, дурак. По ним же видно, что вдовы, и у каждой на шее сироты. Вот и готовы на все, и по мужской ласке изголодались, и по хлебу».

Андрей засопел и, подойдя к массивному ларю, поверх которого был накинут его командорский плащ с торчащей из-под него рукоятью меча, достал свой кошелек, в котором, как он знал, было полдесятка золотых да на пару злотых серебряных грошей. Распустил завязки мешочка, не глядя, высыпал на ладонь десяток монет и, подойдя к бойкой, сунул деньги.

— Бери, бери. Вам они пригодятся.

— Нет, ваша светлость…

К его изумлению, женщина энергично и отнюдь не притворно, это он понял сразу, запротестовала. И убрала свои руки за спину, и так же сделала ее подруга.

— Орден нас всех спас. Иначе бы не перезимовали. Вы спасли, ваша светлость! Хлеба одного до будущего лета на всех привезли. Да мы… Да я… мы жизнь за вас отдадим…

В глазах женщины выступили слезы, она с таким упреком посмотрела на командора, что того пробрало до пят. Тут ведь совсем иначе ко всему относятся, не так как в «политкорректное время», помочь, услужить готовы искренне, а он им деньги, как дешевым проституткам. От стыда Андрей был готов провалиться на месте, но тут вспомнил об ином.

— Дура! — рявкнул он на отшатнувшуюся от него женщину. — Орден вас всех под покровительство взял, а потому заботиться обязан! А вы — служить искренне и честно! И дети ваши должны вырасти достойными воинами, война с магометанами не один год продлится и даже не век. А потому они хорошо должны есть — как вечно голодный заморыш меч держать будет? Так что забери деньги, не зли меня! Мои приказы неукоснительно выполняются всеми! Знаешь, кто я такой?!

Последняя фраза у Андрея вышла пошлой, как в старом анекдоте, который, само собою, был здесь неизвестен. Но женщинам ее хватило за глаза — обе рухнули перед ним на колени.

— Да, ваша светлость! Благословите!

Никитин оторопел — они склонили перед ним головы, целовали руки, а ведь ночью такое было, что даже как-то в голове не укладывается. Или тут на все проще смотрят?!

— Живите с миром.

Андрей перекрестил склоненные перед ним головы, он уже несколько обтерся в этой новой для себя роли и уже не испытывал того жгучего стыда, как раньше.

— С колен поднимитесь — негоже матерям воинов их преклонять. Не рабыни вы, холопки, а я вам не пан!

— Пастырь вы наш, святой отец!

Он задохнулся от полученных слов, как от пропущенной в живот доброй плюхи, посмотрел с недоверием — нет, вроде не издеваются над ним, не намекают на иныеотношения этой ночью, говорят серьезно, с благоволением, словно доброму священнику. Даже глаза горят фанатичным блеском — как тут не поверить!

— Деньги на детишек потратьте, и, смотрите у меня, чтоб все было, а то… Ну вы поняли!

— Но тут много, и золото, — растерянно вымолвила женщина и раскрыла ладонь, Андрей мысленно ахнул — золотых монеток было почти столько же, как и серебряных. И тут же зеленая пупырчатая жаба зашевелилась в его душе, стеная и охая.

— Возьмите обратно злотые, нам пяти грошей серебра на пол года хватит… — умоляюще прошептала женщина.

Может быть, в другое время он и поддался порыву, но тут посмотрел на два туго набитых мешочка с динарами и солидами. Да и не к лицу командору забирать дареное.

— Это на всех детей в селении, — по-барски бросил он и осекся — дверь отворилась без стука, в комнату вошел брат Ульрих, а потому Андрей заторопился выпроводить женщин:

— Бери деньги и иди, дочь моя!

Те поклонились в пояс и тут же выбежали, радостные и довольные, а рыцарь, к удивлению Андрея, ведь они остались вдвоем, преклонил перед ним колено. И сказал столь серьезным голосом, какие уж там розыгрыши или нарочитое смирение:

— Благословите меня, грешного, ваша светлость.

Пришлось перекрестить покорно склонившуюся перед ним седую голову, а потом положить правую руку на плечо рыцаря, заставляя того поднять на ноги обратно. Но взглянув в лицо брата Ульриха, Андрей решил, что для него сейчас лучшая защита — это нападение и ответы давать нужно лишь после своих вопросов.

И сразу сказал весомую фразу, которую могли произносить только члены капитула, что заставляла каждого крестоносца без лишних слов выполнить любой приказ.

— Дело ордена, брат!

— Я готов, ваша светлость!

— Вчера ты был сильно удивлен, брат, когда узнал меня. — Андрей сделал запрещающий жест, призывающий к молчанию, и рыцарь тут же стиснул зубы, сдержав порыв.

— А потому я уверен, что мой приказ, посланный два месяца тому назад, в богемские и моравские замки, ты не получил…

— Нет, твоего приказа, брат-командор, я не получал. Даже не знаю, что ты его нам отправлял.

— Так почему ты здесь с крестоносцами, а не в Бяло Гуру, куда я приказал вести «копья»?! Ах да, ты же никак не мог получить этого приказания. Но кто тебя отправил?

— Четыре месяца назад через папского легата в Праге я получил послание от брата Любомира с приказом исполчить наши силы в Богемии и Моравии и идти быстрым маршем в Бежицу, к брату Карлу, чтобы под сильной охраной увезти нашу святыню.

Рыцарь говорил четко и ясно, но в глазах, как Андрей видел, у него все ярче и ярче разгорается огонек непонимания. Но и сам Никитин впал в некоторую растерянность — он-то точно знал, что отец Павел не отправлял никаких приказаний в Прагу.

— У тебя с собою это послание?!

— Да, вот оно!

Рыцарь бережно извлек из-за пазухи кожаный мешочек и вытряхнул из него свернутую трубочкой грамоту, но не бумажную, а из толстого пергамента, с подвешенным на шнурке кругляшком твердого воска с четким оттиском печати. Развернул и протянул Андрею, который схватил его, как щука карася, быстро прочитал, внимательно взглянул на печать, скривил в оскале губы, уж больно она не походила на ту, что осталась у старого священника, и хрипло рассмеялся:

— Это подделка, брат Ульрих. Грубая подделка, особенно с почерком. Орденская печать у меня, а здесь плохой оттиск. И брат Любомир тебе не отсылал ничего. Повторяю еще раз — мы отправили грамоты во все орденские замки лишь два месяца тому назад, когда полностью утвердились в Белогорье. Тебя обманули!

— Я понял это, — тихо произнес Ульрих, — когда с тремя «копьями» пошел на Бежицу. Угры были везде, и особенно в горах, они перекрыли все перевалы. А с ними были и гулямы, много гулямов, я с Каталаунского поля подобного не видел.

— Как же вы через них прошли?

Андрей с нескрываемым уважением посмотрел на рыцаря — крестоносец либо выполнял приказ, либо погибал, иного не дано. А раз перед ним живой, то как-то сумел прорваться.

— Я увел отряд на юг, в предгорья. Там угров почти не было, мы прошли спокойно, даже в степь раз вышли, только одна схватка за всю дорогу и случилась. Побили мы три десятка всадников, в полон не брали, да и никто не ушел. Но Бежицкий замок…

— Он пал до вашего прихода?!

— Да! Там были гулямы, но недолго. Почти сразу же ушли. Крестоносцы гарнизона, их было два десятка, не оказали никакого сопротивления. Замок абсолютно цел, и ворота, судя по всему, открыли изнутри. Не может быть, что брат Карл изменил, я даже не думал над этим! Но как гулямы вошли в замок?! Вот что непонятно!

Ульрих заскрипел зубами, его глаза сверкали от гнева, старый рыцарь еле сдерживал себя.

— Их всех перерезали как курей, распластали на куски! Но птицы хоть метаются от убийц, кудахчут, а эти как сонные… Вот что непонятно! Почему так произошло?

— Ты нашел брата Карла?

Андрей спросил для проверки — сам он прекрасно знал, как и где погиб старый рыцарь. На той границе Запретных земель, где они истребили десяток воинов Сартского, посланных в погоню.

— Нет, — глухо произнес рыцарь, — и меча не нашел. Возможно, он ушел через подземный ход, гулямы его не завалили — похоже, не знали. Зато у колодца мы нашли эту ленту. Откуда она там оказалась?! Ведь в замке никогда не было женщин!