Булочник, булочница и подмастерье

Фессар-Лёбонз. Нет. Перед этой мамзелью… просите у неё прощенья за то, что позволили себе к ней приставать. В изысканных выражениях умоляйте простить вас за дерзкую самоуверенность, с которой вы производили на неё неприятное впечатление вашим хамством.

Адольф (поколебавшись). Хорошо. Я встану на колени. (Встав на колени перед девушкой.) Я вас люблю, Жозьян. А он — хам и невежа. Да, я вас люблю, и вы немедленно уйдёте со мной. Мы оба будем искать другую работу.

Фессар-Лёбонз (ухмыляясь, в то время как девушка стоит, как громом поражённая). Ах! Ах! Ах! Ага! Бунтовать, червь? Вы думаете, видимо, что наступил судный день! Социалист! Мамзель дё Вильтанёз, берите блокнот. Я диктую.

Адольф. Нет!

Фессар-Лёбонз. Что значит нет? Кто здесь хозяин?

Адольф. Нет! Она не возьмёт блокнот! Она вам больше не секретарша!

Фессар-Лёбонз (забавляясь, наблюдает за ним). Сколько вам в точности лет, друг мой?

Адольф (всё ещё на коленях). Тридцать семь, 23 июня!

Фессар-Лёбонз (это его весьма забавляет). Тридцать семь, 23 июня! Пора бы начинать разбираться в жизни… И в женщинах! У вас двое детей, так что, думаю, вы не совсем девственник? Девушка, которая, вынув блокнот, с дрожью на нас смотрит, замечу, моя любовница. Или, точнее, замещает её мне в рабочее время. Так как, разумеется, у меня есть и другие любовницы, блестящие… артистки там мюзик-холла, светские женщины… Я некрасив, но деньги всё могут. Такое удобство в жизни, прозрачная тень, готовая между двух писем, написанных на машинке, на любые мои прихоти, всего-навсего покорный и грациозный предмет кабинета.

Адольф (подползая к нему на коленях, гордо кричит). Вы — чудовище! Она вас ненавидит!

Фессар-Лёбонз. Без всякого сомнения. Но она боится потерять место, что в нашем капиталистическом обществе (боюсь, что и в социалистическом тоже) зачатки мудрости в девушках, которые служат. Вот почему, в обмен на минимальные преимущества, я могу потребовать от неё всего, что захочу. За столом ли, во время диктовки корреспонденции или, если другого захочется, на зелёном диванчике, на вот этом. (Спокойно поворачиваясь к Жозьян.) Мадмуазель дё Вильтанёз, послушайте меня внимательно. Можете положить блокнот. Я даже не буду диктовать вам письмо об увольнении этого идиота, просто приказываю дать ему пощёчину за то, что он посмел вас обнять, а потом приказываю пойти и лечь на диван. (Улыбаясь, поворачивается к Адольфу.) Деньги всё могут, вот посмотрите, друг мой.

Тревожное ожидание. Бледная и дрожащая под грозными взглядами Фессара-Лёбонза Жозьян, кладёт блокнот и идёт, как лунатик к Адольфу, который, по-прежнему стоя на коленях, смотрит, как она к нему в ужасе подходит. Она неуверенно останавливается перед ним, потом наклоняется и целует его в губы.

Фессар-Лёбонз (подпрыгивая на одном месте, орёт). Как! (Те, не обращая на него внимания, продолжают целоваться. Орёт.) Прекратите! Я приказываю вам прекратить! (Бледный, свистит, как змея.) Значит, деньги могут не всё? Общественный порядок в опасности! Полночное вторжение в мой кабинет уволенного служащего. Право на самооборону. Вы этого хотели, дурак!

Достав из кармана вечернего пальто никелированный пистолет, он стреляет несколько раз, но промахивается. Адольф, как мушкетёр, обнажая из трости клинок, прокалывает им Фессара-Лёбонза; тот падает.

Адольф (спокойно). Он всё предвидел, однако, не знал, что в трость мою был вправлен клинок, я тоже имею право на самооборону. Идёмте, любовь моя, я вас увожу.

Адольф привлекает к себе девушку; они оба смотрят на Фессара-Лёбонза, который лежит на ковре.

Девушка. Он был неплохой человек, но с комплексом неполноценности. (Вскрикивает.) Ой, он шевелится!

Фессар-Лёбонз (с трудом поворачиваясь, поднимает бескровную руку). Жозьян… ваш блокнот… хотел бы продиктовать вам мою последнюю волю…

Девушка покорно делает шаг, чтобы взять блокнот, но Адольф, удерживая её, кричит…

Адольф. Ах, нет! Легко отделаться хочет! (Звенит, подходя к Фессару-Лёбонзу.) Вы продиктуете её мадмуазель Тромп!

Минута молчания.

Все трое, глядя друг на друга, отдают себе отчёт в трагичности ситуации. Затем на пороге появляется мадмуазель Тромп, схожая с уже нарисованным портретом. Оцепенев, она созерцает эту сцену.

Адольф (отчётливо). Мадмуазель Тромп, потрудитесь взять блокнот. Господин Президент генеральный директор продиктует вам свою последнюю волю. Срочно. Затем вызовите скорую помощь и полицию. Я только что его убил.

Адольф берёт шляпу, трость и, уводя с собой Жозьян, наиблагороднейшим образом выходит. Фессар-Лёбонз, с ужасом и ухмылкой агонии на лице смотрит, как мадмуазель Тромп приближается к нему с блокнотом в руке.

Тело Фессара-Лёбонза, за которым безжалостно следует мадмуазель Тромп, волокут в кулисы; письменный стол выносят.

Когда свет вновь зажигается, сцена почти пуста, только в глубине до сих пор находится спальная комната, завуалированная тюлем. Адольф и Жозьян, обнявшись, идут по воображаемому ночному Парижу.

Жозьян (продолжая разговор). А наш ребёнок… если это девочка, я бы хотела назвать её Шарлоттой!

Адольф (торопливо). Нет-нет! Только не Шарлотта!

Жозьян. Тогда Полина! Мне нравится Полина. Это нежное имя для девочки. Девочка должна быть нежной.

Адольф (глуповато). Да, любовь моя… девочки должны быть нежными. Когда прикасаешься к ним, когда с ними живёшь…

Жозьян (продолжая). А для мальчика?

Адольф. А у нас будет ещё и мальчик?

Жозьян. Сразу после девочки. Лучше, чтобы девочка была старше мальчика, девочки сообразительней. Для мальчика я обожаю имя Шарль! Он будет высокий красивый, подготовим его в школу Сан-Сир). И ещё я хочу эмалированный кастрюли! Это всегда было моей мечтой!

Адольф (соглашаясь). Договорились! Мальчика будут звать Шарль, он будет учиться в Сан-Сире, и у нас будут эмалированные кастрюли.

Жозьян. Я всегда жила одна, поэтому мне будет так весело воспитывать моего сына! Я буду готовить блюда, которым меня научила мама. Соусы, соусы, вот увидишь! Ты пальчики просто будешь облизывать! Предупреждаю, ты у меня растолстеешь!

Адольф (обеспокоенный). Надеюсь, не очень…

Жозьян (бунтуя). Сколько захочу, сударь! Что поделаешь, если я люблю тебя именно таким? Тебе больше не нужно будет нравиться другим женщинам, у тебя буду я. Предупреждаю, я очень ревнива. (После паузы, во время которой он избегает ответа.) Одно расстройство — мама. Она обязательно почувствует себя немного одинокой. Видимо, нужно будет, чтобы она жила с нами.

Адольф (обеспокоенный). Ты так думаешь?

Жозьян. Это такая скромная женщина. А какая смешная! Анекдотам её просто нету конца. Уверяю тебя, с ней не соскучишься! Слово вставить нельзя. Уверена, что ты её очень полюбишь.

Адольф (смущённо). Несомненно.

Жозьян. Знаешь, она осталась такой молодой… и она ещё очень даже ничего. После смерти отца мама не захотела выходить замуж, чтобы лучше меня воспитывать, но теперь, естественно (у неё же, как и у всех, есть чувства), так что она завела себе приятеля. Он испанец, немного, должна сказать, ограниченный… но тоже очень добрый. Только не подумай! Они не вместе живут! Мама бы никогда из-за соседей не согласилась… Он только приходит на обеды кое-когда. Он парикмахер. Тебе неприятно? Ведь глупых профессий не бывает.