Остатки (СИ)

- Твою… – прошипел я, сморщившись.

- Не дергайся, – сухо сказал один из них, приставляя дуло дикрайзера к затылку.

Полутемная комната освещается одним лишь торшером. Здесь всегда царит полумрак. Тонированные стекла толком не пропускают солнечного света, мешая лучам проникать в помещение и согревать их обитателей. Эта комната сильно контрастировала с остальной частью поместья, где всегда было много света, как солнечного, так и искусственного. Там всегда было тепло и уютно. Но только не здесь.

Комната кажется нежилой, отделенной от всего остального, запертой, не смотря на то, что она всегда была убрана и в ней жили двое парней. От нее веяло одиночеством и тоской. Она всегда была мрачной из-за скудного наличия цветов. Вся комната была сделана в черно-белых тонах, различимых четкой границей. Было неясно, то ли белый являлся границей, толи черный цвет.

Проходящие мимо двери слуги никогда не слышали в ней посторонних звуков. Живущие в ней говорили тихо, если вообще говорили. Но слуги старались проходить как можно чаще мимо этой тяжелой высокой двери с позолоченными ручками. В радиусе двадцати метров от комнат всегда пахло сладким и еле различимыми, почти незаметным запахом железа, запахом крови. Но его обычно не брали во внимание, ведь он перебивался ароматом всевозможных видов сладостей.

- Ты волнуешься? – бесцветно спросил парень шестнадцати лет, сидя на диване, обитым черно-белым бархатом. Парень был одет во все черно-белое. Но черная палитра явно приличествовала. Так же глубоким черными были волосы, цвет глаз и цвет губ, кукольной формы. Но глаза были пустыми. В них не было свечения или блеска. Пустые глаза, так же как и пустой голос.

- С чего бы? – так же голосом, лишенным эмоций, спросил его идентичный близнец, сосуществующий как полная противоположность. Белоснежные волосы, идеально белая одежда, радужка глаз и цвет губ. У них все было противоположно. Даже одежда. Она была абсолютно одинакова по фасону, различалась лишь по цвету. Все, что было белым у одного – было черным у другого. И наоборот. Этих близнецов словно сделали на заказ у мастера, как самых дорогих и прекрасных кукол. Большие глаза, обрамленные пышными ресницами, легкий природный румянец на щеках, яркие, немного пухлые губы, тонкие тела с правильными пропорциями, грациозные размеренные движения. Заводные, бесценные, прекрасные куклы. Их так же можно было различить по росту. Черный близнец был выше, чем белый близнец. А в остальном они были как отражение кого-то.

Белый близнец не спеша ел круглые шоколадки. Он сидел на коленях у мальчика цвета бездны, повернувшись вполоборота.

- Будешь есть столько сладкого – заболеешь чем-нибудь, – не отрываясь от брата, напомнил парень, уложив голову на руке, поставленной на подлокотник. Наклонившись к брату, он еле заметно коснулся его губ, чувствуя приторность, свойственную его брату. Мальчик спокойно принял это выражение чувств, замерев, и конфетка так и осталась зажатой в пальцах.

- Ты уже сам пахнешь, как конфеты, – смотря на близнеца из-под полуопущенных век, тихо сказал он. Черные глаза впились в обожаемого брата.

- А ты выглядишь, как кукла, – парировал парень цвета снега, и очередная конфетка скрылась за глазурными губами.

Если бы у этих парней были бы эмоции, они, скорее всего, говорили это с вкраплениями яда в тоне. А так смотрелось даже меланхолично. От них исходила умиротворенность и спокойствие.

- Ты мой брат-близнец, не забывай. Так что ты тоже выглядишь как кукла.

- Мы скорее две противоположности.

- Даже наши имена говорят об этом, – продолжил мальчик с забытым цветом.

- Да. Юки, – словно чье-то эхо, повторил он.

- Мизуки, – скорее с насмешкой поддержал он – Мне даже смешно от всего этого бреда.

- Какая тебе разница?

- Мне нет разницы. Главное, что ты рядом, – с еле ощутимым благоговением признался парень.

- Я сейчас в лужицу растекусь.

- Интересно.

- Всегда вместе?

- Всегда.

Мизуки чуть отвернул плотно прилегающий к шее парня кожаный воротник и поцеловал нежную кажущуюся прозрачной кожу мягкими губами, чем вызвал легкую дрожь у парня, затем прикусил ее. Юки коротко простонал, и капля крови скатилась по его груди, но брат поймал ее розовым язычком, зализав дорожку, и присосался к шее, придерживая выгибающегося парня за плечо одной рукой, а второй поглаживая талию, пуская ток по всей спине кончиками пальцев. Из белых губ вырывались тихие стоны тянущей боли и вязкого удовольствия: он начинал возбуждаться. Рот брата необычайно приятно вытягивал из него кровь, не спеша, капля за каплей и лаская кожу языком.

Это была цена их жизни. Юки ел только конфеты, а Мизуки пил кровь. Но только кровь брата, которая по его словам была безумно сладкая. По крайней мере, в последнее время пил только кровь брата. Кто знает, что было раньше…

- Мизу… хватит, – сбивчиво попросил Юки, понимая, что теряет нить реальности. Внизу живота ныло слишком сильно. Терпеть желание становилось все более невыносимо. Он и так не отличался особой выдержкой и терпением.

- Не могу оторваться, – лизнул ранку брат – Я так проголодался.

- Ты всегда голодный.

- Конечно. Это ведь твоя кровь.

- Бездонный.

- Вкусный.

- Только сегодня.

Парень без цвета поднялся и, потянув брата за руку, повлек его в богато убранную спальню.

Близнецы сами по себе всегда выглядят неестественно. Это словно чудо. Но когда их любовь теряет границы, стираемая ими самими, это кажется совсем неприемлемым и никак не может уложиться в голове. Благодаря тому, что они являются чудом, они могут сами себе прописать законы. И никто не может обвинить их в странности и неправильности. Кто может доказать, что близнецы правильны сами по себе? С другой стороны, глядя на этих двоих, абсолютно похожих друг на друга, все кажущееся доселе нормальным – теряет смысл, и уже не можешь упрекать их в чем-либо. Ведь само их существование странно. Они восхищают, заставляют сходить с ума. Они – прямое дополнение друг другу. Красота. Безликая, но в то же время сверкающая, как море огней в сияющем ночном небе. Невинная белоснежная луна и звезды – будто оторванные ее частички, существующие лишь на ночном полотне неба. Они не могут быть заметны друг без друга. Они – полная противоположность, ни с чем несравнимая, не подлежащая никаким объяснениям или спорам.

Так же и эти братья. Нежная, почти невинная сущность Юки, мальчика цвета луны, ярко сияющей только для неба, и посвященная только ему. Она и светится только за счет чернеющего покрова. Мизуки же темная лошадка. Его натура была темной, канущей в небытие. И он не падает только благодаря луне. Более испорчен, немного развращен, но от этого не менее прекрасен. Их контраст так очевиден и в то же время понимаешь, что без него никак.

Мизуки сразу же, как только они остановились возле кровати, стянул с брата кофту без рукавов, сделанную, будто вторая белоснежная кожа с черными ремешками. Капелька крови покатилась вниз по гладкой худой груди и скрылась в штанах. Но худой не от того, что парень так слабо питался, а от подарка природы – юности. На его коже просвечивали голубые вены с горячей пульсирующей по ним кровью.

Затем близнец стянул набедренные белоснежные штаны, неприлично облегающие парня. Они были так же сделанные по типу второй кожи, и парень в который раз восхитился видом.

- Ты великолепен, – в голосе было небольшая нотка настоящего восхищения. Мизуки опускался все ниже, по пути слизывая красную кривую дорожку. Встав на колени, чмокнул низ живота. Юки зарылся руками в его черные волосы.

- У тебя же в точности такое же тело.

- Не правда. Твое тело особенное.

- Твое абсолютно такое же. Ты владеешь двумя одинаковыми телами и вправе распоряжаться ими, как хочешь, – глядя на него сверху, сказал он.

Чуть приподняв парня, Мизу уложил брата на кровать, нависнув сверху.

- Я есть хочу.

- Эгоист, – бесцветно сказал парень, притягивая брата, давая снова губами примкнуть к ранке. Тот не задумываясь тут же снова начал пить кровь. Испытывал ли бесцветный парень разочарование или горечь от того, что брат так отреагировал на его признание? Вряд ли. Ведь им не нужны слова, чтобы точно знать чувства друг друга. Они же близнецы. У них одна душа на двоих. Они все ощущали: боль, радость, разочарование, тоску, восхищение, благодарность. Просто не знали, как это выразить. Да особо и не собирались учиться этому. Главное, что они знали, что чувствуют по отношению друг другу. Остальное – не важно. Весь мир сузился вокруг этих двоих. Поэтому их лица всегда оставались неизменно безразличными.