Месть для ласточки (СИ)

Да и вообще, самый обычный и довольно простой рисунок, просто понравился. Просто Алан хочет переложить на него свои чувства.

Утренний кофе Алан разбавляет молоком, горячего омега не выносит, музыку на радио делает потише и садится завтракать двумя печенюшками и одной конфетой. Есть не меньше трех раз в день? Бред, есть нужно не больше, чем сам того желаешь. От еще одной конфетки он бы не отказался, но давно известно, что где вторая, там и третья. А потом четвертая, а потом весь пакет.

Через несколько минут приходит разом три смски, читать в порядке предполагаемой нагруженности.

«Он отказался», - коротко гласило сообщение с рабочего номера, тем не менее, Алан сразу понял что к чему. Ну и фиг с ним, он уже давно придумал, чем занять освободившееся место в журнале. Можно не писать ничего, но чисто из вежливости омега набирает: «ок».

«С добрым утром! Знаю, что наверняка ничерта оно не доброе, но я так рад, что у меня теперь есть твой номер, что невероятно хотелось написать. Не важно что, лишь бы написать!»

Это от Льюиса, можно даже не смотреть на подпись. Бодр и энергичен, но здравого смысла не лишен. Идти навстречу альфе все еще не особо хочется, но рука словно сама набирает ответ: «И тебе. Пусть не доброго, но хотя бы сносного».

Осталось последнее, и омега рад, что все же сперва ответил Льюису, а только потом читает это. Вернее прочесть не успевает, от Льюиса очередная смска, и гласит она: «ответил о.о».

«Не надо было?» - саркастично переспрашивает омега, едва не пронося чашку мимо рта. Все-таки иногда выбиться из повседневности интересно, и почему-то именно эта глупая смска заставила отнестись к ее отправителю чуть теплее. К человеку относишься лучше, когда его не видишь.

«Надо! Просто удивлен и очень рад. Есть планы на вечер?»

«Пока нет, но можешь высказать свои предложения позже, мне нужно собираться на работу».

«Без проблем!)» - заканчивает диалог Льюис. Вроде бы коротко, но на собственном опыте Алан знает, что если увлечься, можно потратить на это часы.

Прождав с полминуты, дабы охладить разум и собраться с мыслями, Алан открывает третье сообщение.

«Представляешь, мне сказали, что если воспоминания не вернутся, то так будет даже лучше».

Омега перечитал сообщение четыре раза, каждый раз меняя скорость и интонацию, расставляя паузы и обдумывая каждое слово. Захотелось закурить. Через десять минут надо бы выходить, но Алан сидит, отведя взгляд в стену, в голове пусто, а мимолетная мысль, что надо чистить зубы и одеваться, утопает в этой бездне.

«Я думаю, они не сказали бы это просто так».

«Я тоже. Но что могло произойти, раз это лучше и не вспоминать? Я уже ведь все знаю».

Пока Алан взвешивает варианты ответа, вдогонку летит еще одно смс: «Алан, я сделал что-то страшное?»

Чашка опускается на стол слишком быстро, стук режет по ушам, но омега словно не замечает, хмурится и фыркает, вновь перечитывая смс. Это необходимо, чтоб составить грамотный ответ, не рушащий ничью психику. Нельзя давать двусмысленную информацию, ложную, опасную. Ни в коем случае нельзя затрагивать запретные моменты, потому Алан взвешивает каждое свое слово.

«Что за глупости приходят тебе в голову? На самом деле, прости, я тоже думаю так. Ты знаешь, что произошло, сейчас ты можешь это принять. Но тогда ты готов был пойти на самоубийство. Если ты вновь вспомнишь, и если это станет для тебя таким же тяжелым потрясением, лучше не вспоминать. Я не хочу вновь повторять это».

Слишком много, но ничего не убрать. Слова сами льются, опережая мысли, Алан знает, что все делает верно, и надеется, что его слова, как всегда, будут иметь эффект.

«Прости. Но это и правда страшно — не помнить. На ум приходят всякие глупости… я надеюсь, что не причинял вам боли, иначе то, как сейчас общаюсь с тобой — величайшая низость».

Алан улыбнулся, представляя, что Георг стоит перед ним и говорит все это своим грубым, но теплым голосом. Наверно, это действительно страшно, но сейчас все уверены, что ничем хорошим возвращение воспоминаний не кончится. Альфа просто не сможет принять этого, когда сам Алан никогда и не видел проблемы. Жизнь течет своим чередом.

«Ты хороший человек. Просто потерять его было слишком тяжело».

«Ясно, спасибо. А дети у меня есть?»

На это сообщение омега смотрит дольше всех. Слишком опасно. Послать с вопросом к врачу, посеяв сомнения, или ответить, не согласовав это?

«Нет. Чего ты вдруг?»

«Просто подумал, вдруг есть, но не хотят со мной общаться».

Вопрос решен, но Алану так больно под сердцем. Именно там, ниже важного органа, сопоставляемого со всеми чувствами. Больно, и дышать становится труднее. Угораздило же его подумать о детях… Алан задыхается, ребра стискивают легкие так сильно, что невозможно сделать вдох.

«Я очень хочу услышать твой голос».

«Прости… говорю глупости».

«Я люблю тебя, Алан».

- Люблю… - произносит вслух омега, дотрагиваясь до губ пальцами, - люблю. Люблю…

Оценить значение слова никак не получается. Омега не понимает, что Георг вкладывает в это слово, что оно значит для него, что он хочет передать Алану.

«Я тебя тоже».

Алан не знает, что сам вкладывает в эти слова. Он не говорит напрямую, но намек более, чем ясен.

Он не знает, какая эта «любовь». Чувства смешались, запутались и умерли там давно, наверно. Омеге кажется, что он уже никого и никогда не полюбит, бедному мальчишке Льюису не на что надеяться, и это душит. От этого так горько и обидно, что порой наворачиваются слезы.

Алан опускает голову на прохладный стол, глаза следят за стрелкой часов. Ему нужно было выйти из дома пять минут назад.